Ахтем Сеитаблаев: «Я хочу рассказать историю про время тотального недоверия друг к другу, той самой гибридной войны»

Примечание редакции. Режиссёр, актёр и продюсер — о политике, творчестве, деньгах и многом другом. Более детально — в материале Олеси Анастаcьевой для «Текстов».

За прошедший год актёр и режиссёр Ахтем Сеитаблаев выступил сорежиссёром в двух кинопроектах: «Захар Беркут» и «Номера». Он также сыграл в полнометражном игровом дебюте Наримана Алиева — «Домой». Но поговорили мы с ним не только об этих работах, но и о политике, министре культуры, о том, не боится ли он, что его назовут конъюнктурщиком, и о лжи во спасение.

«К нелюбви привыкнуть достаточно сложно.
Я, по большому счёту, конформист»

– Ахтем, вас недолюбливают в киношных и околокиношных кругах, по разным причинам, вы это знаете. Думаю, после того, как началась предвыборная кампания и вы стали публично поддерживать нынешнего Президента, на вас полился ещё больший поток критики. По моему мнению, все, кроме госчиновников, имеют право высказываться публично и даже агитировать за кого-то из кандидатов, только они должны быть готовы к реакции. Вы выступили открыто в поддержку Порошенко. И очень многие сделали вывод, что это попытка застолбить за собой право и в дальнейшем снимать фильмы за государственный счёт.

– (Смеётся.) То, что меня не любят некоторые представители киноиндустрии, — ну, окей, я же не сто долларов, чтобы всем нравиться. Будучи взрослым человеком и до кино много лет проработав не в одном театре, я, в принципе, готов к тому, что тебя могут не воспринимать, могут не любить по разным причинам. Из-за того, что ты бездарь, или ты мешаешь кому-то пробиться, или твой фильм совершенно не комедийного и не развлекательного жанра собирает нормальный бокс-офис, или ты когда-то на кого-то посмотрел неправильно.

У части людей, мне так кажется, нелюбовь ко мне началась ещё с Одесского кинофестиваля 2012 года, где я и Олег Сенцов представляли свои фильмы: я — «Чемпионы из подворотни», Олег — «Гамер». Я тогда только начинал в кино и не ожидал такой реакции. Тогда много людей стали возмущаться: как это, коммерческое кино победило в Национальном конкурсе. Я сейчас не оцениваю свой фильм, я, на самом деле, тоже к нему очень «полосато» отношусь. И некоторые люди возмущались, как это не дал победить фестивальному кино, в данном случае «Гамеру». Но меня радует, что первыми, кто улыбнулись на эту тему, были мы с Олегом.

К нелюбви привыкнуть достаточно сложно. Я, по большому счёту, конформист. Я люблю, чтобы у меня на съёмочной площадке не было повода орать. Все, кто со мной работают, знают это прекрасно. Я ору в очень исключительных случаях, когда по-другому просто нельзя или нужно взбодрить ситуацию.

Притом что я — конформист, я ещё и очень эмоционален и бываю вспыльчив иногда, когда чувствую несправедливость если не к себе, то к членам своей съёмочной группы. Я могу достаточно жёстко высказаться, потом жалею о своей эмоциональности и думаю, что надо было сказать всё то же по сути, но мягче.

Для творческих людей, к которым относятся и кинокритики, важна форма, в которой ты преподносишь информацию. Я не приемлю, когда свою точку зрения преподносят как истину в последней инстанции, потому что уверен, что творчество, как ни один другой вид деятельности, очень субъективно. Если бы мы все рисовали, снимали, писали по какому-то давно утверждённому стандарту, то не было бы ни Сальвадора Дали, ни Пикассо. Поэтому меня задевает не сам факт критики, подчас справедливой, признаю, сколько форма, в которой она высказана. Это меня порой выворачивает.

Что касается поддержки действующего Президента. Я попробую без эмоций: я взял листик...

– Разделили на две половинки: «за» и «против»?

– Абсолютно верно. И сам для себя начал делить. Как бы это пафосно ни звучало, я действительно хочу в Европейский Союз. Как бы это ни звучало утопично и пафосно, я хочу, чтобы Украина была членом НАТО. По одной простой причине — я боюсь. У меня четверо детей. Что такое война и оккупация, я знаю: оккупацию я видел собственными глазами — 5 марта 2014 года я выехал из Крыма. Помню это состояние беспомощности и когда вообще не понимаешь, что происходит. Ты на физиологическом уровне понимаешь, что ничего сделать не можешь, что ты бессилен, чувствуешь страх за детей и родственников. Я видел буквально, что делает война.

Я проанализировал тех троих основных кандидатов, которых нам даёт социология. Движение в НАТО и ЕС, на мой взгляд, способен обеспечить только Порошенко. Я отдаю себе отчёт в том, что много чего не сделано за эти 5 лет, и мы все эти болевые точки знаем: недореформированная судебная система и много чего ещё. Но, стараясь объективно посмотреть на то, что уже сделано, я реально вижу изменения. Я — мусульманин, но я себе отдаю отчёт, что такое Томос. И мне очень сложно представить, как можно идти в храм и там слышать, что Путин — наш брат, что это не война за независимость и ценности, а гражданская братоубийственная война, которую развязали политики. Что такое децентрализация, я вижу, когда езжу по стране, в разных областях по-разному, но тем не менее есть инструментарий.

– Скандал с «Укроборонпромом» не пошатнул вашу уверенность?

– Ну, конечно, это всё больно. Меня в этой ситуации радует мгновенная реакция Президента. И я верю, что он доведёт до конца и дожмёт эту ситуацию. Уверен, что ещё много неприятных вещей за оставшееся до выборов время будут выплывать. Я для себя это называю «болезнями роста», то есть десятилетиями мы привыкли жить в определённой системе координат: вы воруете здесь, мы воруем там. С одной стороны, очень много информации циркулирует, что народ беднеет. Но я вижу другое по количеству машин возле ТРЦ, кинотеатров, по тому, что в некоторые рестораны надо записываться, чтобы забронировать столик. Я не говорю про всю Украину, но в городах-миллионниках так.

– Думаю, есть очень сильное расслоение в обществе. Сверху — слой свежего желе, а под ним — засохшего хлеба. Я в 2014 году поняла, что в Украину вернулись очереди из 1990-х. Знаете, в какие два места появились очереди? В секондхенд и в киоски за социальным хлебом.

– Да, наверное, я соглашусь с вами, но если посмотреть на ситуацию чуть шире, то мы не забываем, что у нас идёт война. Мы, наверное, согласимся, что борьба с бедностью будет продвигаться лучше, если мы будем в Европейском Союзе. Мы же понимаем, что инвестиции в нашу экономику — это борьба с бедностью, с теми же очередями в секондхенд, хотя я иногда и сам туда хожу (смеётся). Мне интересно какую-то винтажную вещь достать, чаще, конечно, для работы.

– Спрогнозируем ситуацию: если Порошенко не выходит во второй тур президентских выборов, вы пойдёте голосовать?

– Да, тут, конечно, надо будет ещё более чётко для себя понимать, кто меньшее зло.

– Вы сказали, что не будете публично осуждать работу своих коллег. Представим ситуацию: вас приглашают на премьеру украинского фильма, который сняли ваши друзья, но после просмотра вы понимаете, что фильм плохой. Что вы скажите в глаза своему другу — автору этого фильма? Бывает ложь во спасение?

– Да, бывает. Тут вопрос, что стоит на кону? От того, что я скажу коллеге — режиссёру или актёру — разберу на атомы его работу с негативным зарядом, и что? Ну, скажу: ты снял говно и всё составляющие — говно. Я его этим поддержу, чтобы он не растворился вообще? Чего я хочу и зачем?

– Чтобы он больше не снимал говно.

– (Смеётся.) Ну, это не моя профессия. Я уверен, что найдутся люди, которые пишут о кино, которые смогут это донести до автора, и я буду согласен, как с их замечаниями, так и с формой подачи этих замечаний. Я не буду «лайкать», но для себя внутри отмечу, что да, я согласен.

Если автор попросит меня сказать честно, то скажу, но всё равно буду искать нужные слова. Меня учили, что когда ты начинаешь обсуждать чью-то работу, то начни с того, что тебе понравилось. Нет такого — найди, потому что это тоже форма диалога, просто себя поставь на его место.

«Отсутствие культурной стратегии все годы нашей 
независимости — это то, что привело к войне»

– Когда вы без государственного финансирования снимали «Хайтарму», ещё не было ни Майдана, ни аннексии Крыма. Вы сняли не просто историю своего народа, а рассказали ту трагедию, которую пережила и ваша семья. «Чужая молитва», снятая уже при финансовой поддержке государства, была тематическим продолжением «Хайтармы». Почему вы сняли «Киборгов» — тоже понятно. Тогда вы были ведущим шоу, куда приходили украинские военные и рассказывали свои истории — это не могло оставить равнодушным. Потом вы выступили приглашённым режиссёром на двух других проектах, о которых мы дальше поговорим. И теперь вы говорите, что работаете над сценарием о Конотопской битве. Хотя я помню, как не так давно вы говорили, что мечтаете снять комедию. Прослеживается, что сейчас вы выбираете для экранизации истории, которые чётко вкладываются в понятия «патриотическое кино» и «историко-героическое кино». К этим понятиям в обществе неоднозначное отношение, а связано оно в том числе с тем, что эти темы эксплуатируют и снимают слабое кино. Вы не думаете, что если сейчас возьмётесь за «Конотопскую битву», то вас назовут конъюнктурщиком?

— О, это я часто слышу. (Смеётся.) Слава богу, не так часто, чтобы поверить в это.

Да, вы правы, одна из передач, которые я вёл, была посвящена теме ДАП. Там я познакомился с людьми, которые защищали аэропорт и по воспоминаниям которых была написана основная часть сценария фильма «Киборги». Правда, сначала я не хотел снимать это кино. После эфира мы поговорили с продюсером. Она сказала: «Надо снимать кино». Я ответил: «Ты с ума сошла, война ещё идёт». Мы знаем, что подавляющее большинство фильмов о войне снято с достаточно большим временным промежутком. Наверное, это правильно, чтобы эмоции поутихли, более разумно к этому подойти. Через пару недель, ещё раз пообщавшись с некоторыми ребятами, я понял, о чём хочу снимать. Я везде это говорю, что это фильм о мире, а не о войне. Мы изначально с автором сценария Натальей Ворожбит проговорили, что будет много диалогов, что я не хочу снимать боевик, да и нет возможности это делать из-за бюджета.

Конечно, я слышал: «О, на хайпе поднялся». Я был к этому чуть-чуть готов. И у меня есть свои ориентиры в жизни, люди, чьему мнению я доверяю, кроме людей творчества, в случае с «Киборгами» это были военные. И уже по прошествии времени, когда мы делали спецпоказы, и на линии фронта в том числе, я могу сказать, что мнения о фильме были разные, но негативных очень мало, и то, что они фильм приняли — это для меня показатель. И когда я услышал фидбек от людей, чьё мнение мне важно, я немного успокоился в отношении другой стороны.

Идея «Конотопской битвы» возникла где-то два года назад. Почему? Потому, что моё внутреннее ощущение времени и желание высказаться на какую-то тему коррелируется с тем, что происходило тогда. И я уверен, что, рассказывая истории, в которых ты находишь аналогии с сегодняшним временем, я, как и журналисты, художники, певцы — мы определённым образом формируем своё будущее. Посмотрите, это уже было!

Я — крымский татарин. И очень хорошо знаю, что значит, когда тебя выключают вообще из информационного пространства. 50 лет крымских татар даже не было в составе народов, которые живут в СССР. Не зря говорят, что каждый крымский татарин — историк: для нас было важно понять, кто мы, почему мы так рвёмся в Крым. Почему, почему, почему — и ты начинаешь изучать сам себя. И ты начинаешь понимать, что то, что тебе преподавали, что ты слышал в СМИ, мягко говоря, не соответствует истории.

В том числе и история о Конотопской битве. Восемь из десяти людей, которых я сейчас спрашиваю: «Вы знаете историю Конотопской битвы?», отвечают…

– Нет.

– Начинаешь рассказывать. Началось с того, что внутри Запорожского казачества произошёл конфликт после смерти Богдана Хмельницкого. Разделились на две партии: одна была так называемая промосковская, вторая — так называемая проевропейская, но на тот момент польская. Между ними произошёл конфликт, вооружённый в том числе. Промосковская часть позвала на помощь московского царя. Иван Выговский, понимая, что с таким огромным войском он не справится, обратился за помощью к крымскому хану и к польскому королю. Крымский хан пришёл с 30 тысячами всадников, польский король прислал пару тысяч польских жовниров, это что-то типа мушкетёров. И эта битва выдающаяся тем, что союзного войска было в два с половиной, а то и в три раза меньше, чем московского, но благодаря своей стратегии, храбрости, знанию местности они их победили.

– Вы представляете, какой бюджет на фильм нужен, чтобы эти десятки тысяч бойцов не дорисовывать, а снять реально?

– (Смеётся.) Конечно, я примерно представляю. Но понимая, что нет такого бюджета, вы же мне поверите, что для меня величина бюджета — это не понт ради понта «Вау, мы получили 100 миллионов!».

– Ну, сейчас вашего «Захара Беркута» называют самым дорогим украинским фильмом за всю историю, хотя это не так.

– «Конотопская битва» по жанру будет политическим детективом. То есть основа будет на интригах, конечно, будут массовые сцены, но не в таком количестве, как в «Трое» или «Царстве небесном». Я хочу рассказать историю о времени тотального недоверия друг к другу, той самой гибридной войне. И как в этом болоте недоверия люди смогли найти точки соприкосновения и добиться этой победы. История, конечно, эта закончилась не очень хорошо, потому что в то время, как крымский хан пришёл на помощь Ивану Выговскому, знаменитый казак-характерник Иван Сирко пошёл на Крым. Я, может, не буду про это снимать, но в финале хочу написать субтитры, что это была славная победа союзного войска, которая, к сожалению, имела вот такое продолжение.

История коррелируется с сегодняшним днём. И смею надеяться, что если кино хорошее по всем своим составляющим (сюжету, воплощению), то оно смотрибельно всегда, независимо от времени. Мне хочется рассказать эту часть нашей общей истории, потому что я видел последствия войны.

Для меня отсутствие культурной стратегии все годы нашей независимости — это то, что привело к войне. Мы ни черта друг о друге не знали, а подчас специально делали так, чтобы мы как можно меньше знали друг о друге. Потому что страх возникает, например, когда человек говорит на другом языке. Если бы лет семь назад мы остановили десять киевлян на улице и спросили, что они знают о крымских татарах, восемь ответили бы: «Они вернулись в Крым, строят какие-то халупы, землю захватывают, на пляже продают чебуреки, пахлаву, чем-то вечно недовольны и наверняка хотят отпилить Крым, присоединиться к Турции, а ещё говорят, что они там хотят себе построить Халифат». Откуда это всё? Это всё информационное пространство. И если у тебя есть инструментарий заполнить вакуум и ты можешь рассчитывать на поддержку Госкино — государства, то почему нет?

Я считаю, что мы очень честно получали государственные деньги на наши проекты. И на «Чужую молитву», и на «Киборгов». Мы проходили все этапы (конкурса. — Ред.). Если у кого-то из членов экспертной комиссии была к нам особая теплота — ну, окей. Мне ни за что не стыдно — ни за сценарии, ни за фильмы. У меня есть вопросы к своим фильмам, их очень немало, поверьте мне. Когда ложишься на подушку, то самый сильный критик ты сам себе.

– Нищук будет в «Конотопской битве»?

– (Смеётся.) Боже, бедный Евгений Нищук. О том, что он камео в «Киборгах», говорят только в Украине. Ведь фильм показывали в сорока странах, и нигде, кроме Украины, на то, что в фильме сыграл Нищук, не обращают внимания.

– Нет, по его роли в «Киборгах» у меня будет отдельный вопрос. Давайте вернёмся к «Конотопской битве». Он будет там играть?

– Я вообще ещё не думал об этом. Хотя у меня есть желание максимально собрать актёрскую команду, которая была в «Киборгах». Так ли это будет на самом деле, посмотрим.

«Я знаю лично военного капеллана с обожжённым лицом
и сам придумал эпизод с ним в “Киборгах”»

– Министр культуры Евгений Нищук снялся в «Киборгах». Это был первый фильм, где он сыграл, пребывая на должности министра. После этого вышло ещё два фильма и скоро выйдет ещё один. Скажу честно, он зачастил, это уже вызывает неприятие у ряда людей. Именно потому, что он — чиновник, не важно, что он — актёр. Если бы он снимался, не будучи министром — реакция была бы другая, даже если бы его игра была такой же неубедительной. Я бы не разворачивала капеллана, которого он играет в вашем фильме, лицом к камере, сняла бы только со спины, как он читает молитву. Вы развернули, и мы, зрители, увидели наполовину обожжённое лицо. Какой смысл вы вкладывали в этот образ? Для меня его лицо было образом Украины, которая наполовину обожжена войной.

– Я знаю лично этого военного капеллана, не буду называть его имя по его просьбе, который выглядит именно так. Это достаточно молодой человек, у которого правая сторона лица обожжена. И я очень хотел хотя бы по касательной сказать несколько слов о военных капелланах в «Киборгах», и потому придумал этот эпизод, его изначально не было в сценарии.

С Евгением Нищуком мы знакомы очень давно, ещё с периода учёбы в институте, и он для меня до сих пор является голосом двух Майданов. Я искренне считаю, что Евгений — очень профессиональный и талантливый артист. Уверен, что с каждым актёром всегда важна работа режиссёра. Абсолютно убеждён, что режиссёр актёру нужен. Есть единицы актёров, которые могут сами от начала до конца выстроить свою роль, надо разделять зоны ответственности в части того, насколько убедительно сыграл актёр. Я вообще привык считать, что за всё отвечает режиссёр. Плохо сыграл актёр — виноват режиссёр, плохо смонтирован фильм — режиссёр.

С точки зрения метафоры, о которой вы сказали…

– Вы её не закладывали, я поняла по вашей реакции.

– Да, не закладывал. Если вы так прочитали, спасибо. Я считаю, что если у тебя актёр в кадре, то почему не развернуть? Зачем тогда я пригласил на эту роль определённого актера, если не буду разворачивать? Сам бы взял и прочитал молитву спиной и потом голос Нищука бы наложил.

А то, что, будучи министром, он играет и раздражает — ну, это каждого бы коснулось.

– Уже после того, как фильм был снят, вы выиграли питчинг Минкульта и получили 1,5 млн грн на телевизионную расширенную версию «Киборгов». Для чего нужны были эти деньги, ведь изначально, ещё для фильма, было отснято необходимое для сериала количество часов?

– Это досведение звука, дорисовка компьютерной графики, тонировка, дописывание музыки. Следственно, это также аренда студии и зарплата людей.

– Я посмотрела телеверсию сериала. Многим после просмотра фильма что-то было непонятно — для них телеверсия должна была ответить на вопросы. Мне фильм понравился больше, чем сериал, и как раз к сериалу у меня возникло несколько вопросов. Первый: как в ДАП оказывается местная гражданская жительница, которая ворует из сумок пассажиров аэропорта вещи?

– Это моё упущение, потому что я не снял момент, когда приезжает БМП с волонтёрами и она среди них.

– То есть она как волонтёрша туда приехала?

– Это же тоже документальный факт, на самом-то деле. Приезжали люди и привозили то, что было нужно. Но при этом, увидев какую-то вещь, которая им пригодится в хозяйстве, или то, что можно продать, они это забирали.

– Боец с позывным Серпень расстреливает из автомата запас алкоголя, чтобы военные не пили. Насколько целесообразно было тратить на это патроны? Не проще ли было просто разбить бутылки?

– Это документальный факт. Я даже назову фамилию человека, который это сделал, — Александр Сергеевич Трепак. Как он мне сказал, был настолько на взводе, несколько раз сказал, его не послушали, вот он и расстрелял. Ну, и я думаю, что это ещё в какой-то степени психологический эффект.

– Почему боец с позывным «Суббота» на операционном столе отказывается, чтобы ему делали наркоз?

– (Смеётся.) А помните там был эпизод, когда они разговаривали о том, что по фронту ездят «чёрные трансплантологи»? Это ведь тоже факт — их никто не видел, но слухи сильно муссировались. И он попадает в бессознательном состоянии на операционный стол и первое, что видит, — картинку, на которой описаны разделанные части туши коровы, и поэтому он боится, грубо говоря, пойти на органы.

– Приезжает ли к «Мажору» его девушка, или это всё же был сон? И если сон, то откуда в ДАП оказывается труба?

— Реальность.

«Я увлёкся мечтой продюсеров выйти в прокат на зарубежном рынке»

– От «Киборгов» перейдём к «Захару Беркуту», который выйдет в этом году в прокат. Скорее всего, выйдет он в прокат не только в Украине, но и за рубежом. Много ролей в фильме сыграли зарубежные актёры, в том числе и Роберт Патрик — у нас его называют «жидкий терминатор» — сыграл главную роль.

– Если бы вы знали, какой это замечательный актёр и человек.

– Надо было познакомить его со всеми фейсбучными троллями. Многие начали троллить, что вместо того, чтобы снимать украинских актёров, мы снимаем голливудских, чья популярность прошла. Я понимаю, что привлечение в проект иностранцев нужно для того, чтобы выйти в прокат в как можно большем количестве стран. Я понимаю, почему это не голливудские звёзды — есть бюджет фильма, он ограничен, а звезда — гонорар. Фильм, как я понимаю, полностью снимали на английском языке, в том числе и наши актёры говорили на английском? Им было сложно?

– Кому-то легче, кому-то сложнее. Андрею Исаенко было сложнее всех, потому что у него герой — немой Пётр, а ему очень хотелось что-то сказать. (Смеётся.)

– Оригинальная версия на английском, а не дубляж на нём даёт более широкое поле для зарубежной дистрибьюции.

– Да. Наши иностранные актёры были очень тактичны, и когда Виктор Жданов, который не говорит в своей повседневной жизни на английском, сказал свой монолог в фильме, то Роберт встал, начал аплодировать и сказал: «Guy, good job!».

Я очень доволен работой с этими зарубежными актёрами, хотя изначально я видел только наших актёров в этом фильме. Но я увлёкся мечтой продюсеров выйти в прокат на зарубежном рынке. Конечно, Роберт Патрик и Томи Флэнаган — это не первая десятка нынешних голливудских звёзд, но, тем не менее, они в строю, а мы же исходим из бюджета фильма. Я доволен актёрской командой. Абсолютная готовность к работе, знание текста даже не обсуждается, тактичность в работе с коллегами, без какой-либо напыщенности. У меня было несколько раз, когда я сам подходил к Роберту или Томи, когда актёры в доспехах, дождь идёт, кони падают, грязь, и говорил: «У меня как у режиссёра было». А Томи отвечает: «А у меня как у актёра ещё нет, давай ещё дубль». Они настоящие мужчины, которые любят свою профессию и не скулят.

Если говорить честно, то кто на Западе знает меня или команду, которая работала над фильмом? А этих актёров знают, и там они будут хэдлайнерами для него. Это не самая плохая работа для промотирования нашей страны, того, как мы можем работать.

– И «Хайтарму», и «Чужую молитву», и «Киборгов» вы снимали своей уже сплочённой командой, командой, где все привыкли друг к другу, всем легче.

– Ну, внутри группы менялось, были разные операторы, второй режиссёр.

– Но был какой-то костяк, и вы чувствовали себя как дома. А тут вас и часть вашей команды привлекли к работе над «Захаром Беркутом», и фактически из дома вы попали в гости. И я чувствую даже по интонациям вашим и части вашей команды, что это был очень болезненный опыт. Вы ещё когда-нибудь пойдёте в гости?

– Только при очень жёстких своих условиях. И буду прекращать сотрудничество при первом же невыполнении изначальных договорённостей.

– Это сейчас мы говорим о втором режиссёре?

– Нет. Вообще о комплексе проблем, особенно подготовительного периода. Помимо сил и нервов, это очень пагубно сказывается на результате, я так считаю.

– Олег Сенцов видел черновой монтаж «Номеров»?

– Он не может видеть монтаж в форме видео, мы отослали раскадровки всего фильма.

– И есть уже фидбек?

– Да. Он написал: «Мой крымский брат, спасибо». Если говорить подробно, то он ответил: «Не всё, конечно, так, как я себе представлял, но спасибо, вы — молодцы, и я очень рад, что это сложилось». И у меня после его ответа отлегло. Видимо, Всевышнему так было угодно, чтобы за календарный год я два фильма снимал в сорежиссёрстве, но в случае с «Номерами» я на это сознательно пошёл, потому что два раза отказывался. Во-первых, я тогда снимал «Захара Беркута», во-вторых, мы с Олегом работаем на разных жанровых полях, и в-третьих, вы же понимаете, что снова началось бы…

– Да, что вы выезжаете на имени Сенцова, на хайпе.

– Да. Но потом я прочитал «Номера». Мне понравилось, я люблю театр парадокса или абсурда, его по-разному называют. И я понял, что знаю, как это снимать.

– Актёры в фильме те же, что и в спектакле?

– Нет. Пересечений нет. У меня была идея сначала всё снять одним кадром, но потом я подумал: «Ты ради понта хочешь это сделать? Зачем? Когда у тебя два этажа действия. Сними кино». И вот, когда прочитал и мне понравилось, я поставил условие, чтобы Олег сам выбрал режиссёра. И только после того как продюсер фильма написала Олегу и предложила на выбор несколько режиссёров, и Олег сам ответил: «Мой крымский брат, я хочу, чтобы этот фильм снимал ты», — я согласился.

– Кроме того, что вы — режиссёр, вы ещё и актёр. Что вам ближе?

– «Ближе» — не то слово. Комфортнее — как актёру. То, что придаёт больше драйва и отвечает внутреннему состоянию, — режиссура.

«“Домой” Наримана Алиева — это первый фильм,
где у меня было 15 дублей»

– Вы снялись в полнометражном дебюте Наримана Алиева «Домой». Нариман, как и вы, — крымский татарин. Фильм рассказывает также историю крымских татар. История происходит уже после аннексии Крыма?

– Да.

– Фильм ещё и снимался на крымскотатарском языке. Сложно ли было говорить на нём?

– Мне?

– Я понимаю, что это родной язык, но когда нет постоянной языковой практики, то играть сложно, мне кажется.

– Насколько я был естественным, вам судить, когда вы посмотрите фильм. Но я же очень часто разговариваю с мамой и братьями по телефону на родном языке. Кроме того, на территории «Крымского дома», в котором я являюсь директором, происходит много мероприятий, где я встречаюсь с крымскими татарами и мы общаемся также на родном языке, поэтому практика есть.

Я очень переживаю за этот фильм, потому что мне безумно понравился сценарий. Я по роду профессии достаточно много читаю сценариев, но тут меня зацепило. Наримана я знаю очень давно, и когда я на обложке увидел: сценарий Наримана Алиева и Марыси Никитюк — это уже меня заинтересовало. Потому что очень уважительно отношусь к Марысе, её творчеству и поискам, она для меня не до конца понятная, но при этом очень интересная. И мне прислали этот сценарий с предложением другой роли. Я прочитал сценарий, и мне настолько он понравился, возможно, потому что я сам крымский татарин, возможно, потому что мне это напомнило историю моих отношений с отцом.

– Давайте расскажем для тех, кто не знает, о чём этот фильм. Отец, который живёт на полуострове, приезжает в Киев, чтобы забрать на родину двух своих сыновей. Один из которых погиб на фронте, а второй — не хочет возвращаться в Крым. Я правильно поняла фабулу?

– Да. И, в принципе, вся история — это такая дорога домой.

– Роуд-муви.

– Да. Прочитав сценарий, позвонил ассистенту по актёрам и говорю: «Хочу попробовать другую роль». Я честно ходил три раза на пробы. Скажу, что это были самые сложные пробы, которые у меня были. И я за все время работы ни разу не подходил к монитору. С одной стороны — не хотелось нависать, с другой — очень сильно переживал.

– Для Наримана это дебют в полном метре. Понятно, что для него этот фильм очень важен. Вы ему как режиссёр, который снял уже не один фильм, ничего не подсказывали, а полностью отдались его режиссёрскому виденью?

– Да. Он ещё перфекционист жуткий. Это первый фильм, где у меня было 15 дублей.

Мне сделали подарок. Мы снимали в районе Арабатской стрелки, а я маму не видел четыре года, потому что она в возрасте и ей трудно преодолевать такие большие расстояния. И мой племянник посадил мою маму в машину и привёз её туда, и мы пару дней побыли рядом.

– Продюсер хочет выпускать «Домой» на языке оригинала с украинскими субтитрами.

– Там фильм многоязыковой. Отец с сыном говорят между собой на крымскотатарском. Отец с другими героями — на русском, и сын с другими героями — на украинском. Это как бы подчёркивает, что Крым, по большей части, русскоязычный и условно мое поколение очень редко в Крыму говорит на украинском языке, а как раз более молодые — говорят на украинском.

– Но так как основной конфликт в фильме между отцом и сыном, то я поняла, что большая часть фильма будет на крымскотатарском языке. Для меня как для зрителя, всегда очень важно следить за мимикой актёров, за деталями, и мне всегда очень сложно это сделать, если фильм идёт на языке, которым я не владею, а значит, я постоянно читаю субтитры. Смогу ли я и другие зрители, которые не знают крымскотатарского языка, в полной мере ощутить все нюансы, прочувствовать и прожить вместе с героями их трагедию, если фильм всё-таки выйдет только в версии с оригинальной звуковой дорожкой?

– Ну, наверное, будет не совсем полное погружение. Потому что вы правы, что есть нюансы. Но в целом, о чём история — будет понятно. Наверное, я с вами соглашусь. Хорошо иметь два варианта. Один на языке оригинала, второй дублированный — тем более, что у нас хорошая школа дубляжа.

Фото предоставлены Ахтемом Сеитаблаевым.