Перейти к основному содержанию

Мир меняется, его модель — тоже: какова роль контента

Пули в мегабайтах, что ли
Источник

Работа с моделью мира входит в дизайн поведения человека, поскольку он действует в соответствии с ней.

Школа и университет вкладывают в головы граждан стратегические представления этой модели; газеты и другие медиа — тактические. Всё то, что происходит, нуждается как в фактах, так и в интерпретациях. Факты несут медиа. Интерпретации, которые тоже там встречаются, уже идут из другой сферы — собственно модели мира, которая и носит стратегический характер. Украинские и российские новости будут разными даже при одинаковом наборе фактов, которые они освещают.

Государство всегда хочет сблизить публичную модель мира с частной, оно хочет войти в каждую квартиру и в каждый дом, хочет стать глазами и ушами каждого. Успехи, которых оно достигает на этом пути, связаны с тем, что государство имеет более мощный инструментарий продвижения своих нарративов, чем, к примеру, оппозиция. Хотя, с другой стороны, изучение нарративов началось тогда, когда американцы поняли, что жители мусульманских стран больше верят не их нарративам, а тем, которые продуцирует радикальный ислам.

Производство контента — это нематериальное производство, но оно имеет потенциал изменять материальный мир. Новости более сильно связаны с внешними требованиями, это условный служебный контент, в то время как телесериалы — частный. При этом естественно, что новости всегда будут подстраиваться под наши интересы, поскольку им нужно тем самым захватить внимание.

Потоки, получаемые человеком, прошли существенные трансформации в своём развитии. Вербальное стало визуальным, рациональное — эмоциональным, внешние события превращаются во внутренние, когда, например, происходит «погружение» человека в сериал. Кино, в принципе, является интересным «миксом» публичного и если не частного, то квазичастного, поскольку этот виртуальный продукт создаётся для индивидуального потребления.

Особенность нашего времени — расширение приватно управляемого пространства за счёт отмены прошлых границ и открытия пространства, которое всегда контролировало государство. Например, на наших глазах изменился стиль одежды и поведения людей в публичных пространствах. Стало возможным то, что не было разрешено ранее, и государство это стерпело.

СССР, по сути, специализировался на смене модели мира. После революции следовало сменить и науки, и тех, кто их создавал и преподавал. К этому были подключены литература и искусство. В случае Сталина, который легко избавлялся от своих прошлых сторонников, следовало ещё и динамично менять страницы учебников и энциклопедий, откуда эти сторонники должны были выпадать как «враги народа».

Повторно такую же замену модели мира с трансформацией прошлых профессоров в новую «красную профессуру» сделала перестройка. Но теперь это было явно легче, поскольку мощная советская машина пропаганды теперь стала такой же мощной машиной антисоветской пропаганды.

Как рассказывал «архитектор перестройки» Яковлев (странно, но это звание не досталось Горбачёву): «После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды "идей" позднего Ленина. Надо было ясно, четко и внятно вычленить феномен большевизма, отделив его от марксизма прошлого века. А потому без устали говорили о "гениальности" позднего Ленина, о необходимости возврата к ленинскому "плану строительства социализма" через кооперацию, через государственный капитализм и т. д. Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и "нравственным социализмом" — по революционаризму вообще. Начался новый виток разоблачения "культа личности Сталина". Но не эмоциональным выкриком, как это сделал Хрущев, а с четким подтекстом: преступник не только Сталин, но и сама система преступна».

И ещё: «Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. Уже в начале перестройки были изданы десятки ранее запрещенных книг: "Ночевала тучка золотая" Приставкина, "Белые одежды" Дудинцева, "Дети Арбата" Рыбакова и многие другие; выпущены на экран около 30 фильмов, тоже ранее запрещенных, в том числе "Покаяние" Т. Абуладзе [...] Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика — механизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма — сработала. Иного способа политической борьбы у нас не было, большевизм напрочь отвергал любые демократические преобразования, любое инакомыслие».

"

"

Население приняло эту смену, устав от постоянной лавины той пропаганды, которую оно получало от этого же «архитектора перестройки» долгие десятилетия. Так смена мозгов верхушки партии и КГБ привела к смене всего того контента, который пошёл на население.

Багдасарян (с присущей ему негативной оценкой) характеризует эту смену следующим образом: «Политика гласности явилась на практике снятием цензурных преград перед пропагандой противника. В рамках гласности начался масштабный пересмотр отечественной истории. Конечно, интерпретация ее в советской историографии уже тогда устарела. Но на смену старым мифам нередко приходили новые. При этом, в отличие от прежних мифов, новые носили разрушительный характер по отношению не только к официальной идеологии, но и к государству в целом. Развенчание практически всех советских руководителей и практически всего, что осуществлялось под их началом — Октябрьской революции, военного коммунизма, индустриализации, коллективизации, якобы неумелого ведения Великой Отечественной войны, целинного проекта, гигантских строек и т. д. — подводило общество к выводу о тупиковости советского проекта и нереформируемости государственной системы».

К такому решению вели, конечно, не только политические, но и экономические причины. Советский Союз имел не только устаревшую политику, но и устаревшую экономику. Он мог ещё долго рисовать воздушные замки, но, открывшись миру, эти замки быстро поблекли на фоне, к примеру, кинозамков, которые несло в советские массы кино и телевидение. И тут советская вербальная идеология проиграла западной идеологии визуального порядка. И то, и другое было «идеологическими сказками», но визуальная подача сказок победила вербальную.

Матузов вспоминает: «Я с 1968 по 1988 год работал в Международном отделе ЦК КПСС по связям с коммунистическими партиями капиталистических стран. Подготовку развала СССР видел непосредственно. В нашем отделе "варилась" основная "каша". Работали будущие помощники и советники Михаила Горбачёва: Анатолий Черняев, Георгий Шахназаров, Карен Брутенц… Теория смены социально-политического строя в Советском Союзе прорабатывалась десятилетиями. Начиналось всё с 1953 года, я считаю. Можно вспомнить имена, такие как Фёдор Бурлацкий, Александр Бовин. Они считали себя очень продвинутыми, консультировали не только Бориса Пономарёва, но и Михаила Горбачёва. Пономарёв же был кандидатом в члены Политбюро, секретарём ЦК, заведующим Международным отделом Центрального комитета. Вся эта работа велась на протяжении долгих лет. Причём, на мой взгляд, это была не просто выработка абстрактных концепций, шло взаимодействие с международным коммунистическим движением».

И ещё: «Я считаю, что именно Андропов, будучи руководителем КГБ с 1967 года, составил схему изменения социально-политического строя СССР. Но действовал он не через КГБ, поскольку аппарат спецслужб есть аппарат спецслужб. Там свои законы. Например, если что-то узнал, немедленно должен доложить начальнику. То есть там Андропов не мог бы целенаправленно разрушать. И тогда он стал развивать боковые структуры на базе Академии наук СССР».

То есть всё делалось и вне КГБ, и вне ЦК, по крайней мере, основной его части. И цели были вполне чёткие: «Они вырабатывали теорию и методы так называемой конвергенции. Евгений Примаков мне в своё время говорил: "Нам надо жить, как в Швейцарии. Почему мы живём так плохо в Советском Союзе? Нужно менять политический строй, забыть идеологемы, принять западный образ жизни, ведь у нас богатая страна". То есть владела некоторыми верховными умами идея существования по швейцарскому образцу!». При этом не будем забывать, что в то время это классифицировалось как антисоветские разговоры.

В другом своём интервью он ещё более конкретен по поводу роли Примакова: «Я считаю, что центральной фигурой, которая осуществляла переход от "перестройки" к перестрелке и нынешней ситуации, был Евгений Максимович. Полагаю, что Борис Ельцин и Горбачёв были людьми второстепенного плана. Это была внешняя картина. А реальный механизм, который контролировал весь процесс — до перестройки, перестройку и после перестройки, когда формировались всякие австрийские институты, был завязан на Примакова и других наследников плана Андропова. [...] Поэтому дальнейшие изменения ("перестройка") осуществлялись не на базе КГБ, а с помощью КГБ, но за рамками КГБ. Откуда появился Примаков? Это не система КГБ. Он из боковых отростков, которые создал Андропов, будучи уже председателем КГБ и членом Политбюро. Директор Института США и Канады Георгий Арбатов, директор ИМЭМО Николай Иноземцев, директор Института востоковедения Бободжан Гафуров. Это были параллельные структуры, которые дублировали КГБ. Внешне они работали в связке с партийным аппаратом. Но в реальности эти институты были настолько сильными, находясь под покровительством Андропова, что влияние на них руководящих отделов ЦК равнялось нулю. [...] Горбачёв — это тряпка, пешка, вообще ничто. За распадом СССР стояли наследники Андропова. То есть были созданы условия перехода от той системы, в которой мы жили, к западному образцу. [...] Личность Примакова законспирирована до предела и по сей день. Я считаю, что он являлся главной действующей фигурой, которая завершила план Андропова по переустройству Советского Союза. Говоря простым языком, Примаков был смотрящим за процессом — все эти годы».

После СССР система КГБ не исчезла, а перешла в вариант скрытого управления страной. Бывший сотрудник КГБ Попов говорит: «Широко распространено мнение, что Бобков пошёл к Гусинскому на какую-то должность. Нет, эту структуру Бобков под себя и создал — это был мини-КГБ. По такой же аналогии Коржаков потом создал Управление охраны президента, тоже как мини-КГБ. Бобков привлёк многих сотрудников Пятого управления. Они занимались серьёзной аналитикой, собирали компрометирующий материал на политических деятелей того периода. По инициативе Бобкова Гусинский и вступил в конфронтацию с Путиным, в итоге потерял свой бизнес и вынужден был бежать из страны».

Кстати, Россия сейчас вновь вступает в тот же советский тип конфликта между холодильником и телевизором, нарушающий спокойствие граждан. Искусные методы Эрнста стали терпеть поражение. В результате захромала экономика пропаганды — Первый канал оказался в долгах (об экономическом развале канала см. тут).

Производство направленного контента перестройки в своё время сломало СССР, поскольку транслируемый контент был как раз нацелен на конвергенцию с Западом, которая, однако, закончилась полным провалом. Запад не сыграл ту игру, которую ему прописали Примаков и другие.

Будущее снова в руках производителей контента, поскольку новые поколения отдают предпочтение виртуальности над реальностью. Как показывают современные поколения, будущее за разнообразием виртуальной реальности: «Для детей, которые родились в цифровую эпоху, виртуальный и реальный миры почти одинаковы. Они свободно перемещаются из одного в другой, потому что привыкли, что картинка на экране всё больше похожа на ту, которая их окружает в жизни. Сейчас для детей нет особой разницы, как воспринимать информацию — через экран смартфона или вживую. Виртуальная реальность для них не менее ценна, поэтому поколение А не особо заморачивается над тем, чтобы выглядеть на экранах смартфонов лучше, чем в реальной жизни».

Косвенным признаком роста внимания именно к контенту является почти бесконечное число книг, семинаров, интервью на тему написания/создания текстов (см., например, тут, тут, тут и тут). Это характерное внимание по сути к форме, а не к содержанию, спущенное вообще на уровень алгоритма.

Известнейший режиссёр аниме Миядзаки поднимает роль фантастики: «Фантастика нам нужна. Когда дети чувствуют себя бессильными и беспомощными, вымысел облегчает им жизнь... У меня нет никаких сомнений в силе вымысла как таковой. Но правда, что создатели фантастики теряют убедительность. Больше и больше людей говорят: "Я не могу в это поверить". Но, по-моему, дело лишь в том, что ещё не создана фантастическая история, которая могла бы противостоять современному сложному миру».

Это философский подход к разнообразию, потребность в котором присутствует в современном мире, в первую очередь для развития экономики. Этого разнообразия намного труднее достичь в реальности, чем в виртуальности. Но одно пространство помогает в этом другому.

Литература

1. Яковлев А. Большевизм — социальная болезнь ХХ века.

2. Багдасарян В.Э. «Перестройка» — запланированное убийство государства.

3. Шишкин И. Архитекторы распада: кто и как разваливал Советскую империю. Интервью В. Матузова.

4. Матузов В. Михаил Горбачёв — пешка в плане по развалу СССР.

5. Волчек Д. Путин и заговор негодяев. Размышления бывшего офицера КГБ.

6. Очень плохие бизнесмены. Как интернет, пропаганда и амбиции Константина Эрнста сделали глубоко убыточным Первый канал — и что с ним теперь будет.

7. На смену поколению Z идёт новое — альфа. Почему к нему стоит присмотреться прямо сейчас.

8. Макки Р. «Если бы все ваши фильмы были хороши, как „Левиафан“, их бы показывали по всему миру». Интервью.

9. Bedei C. Как сделать лонгриды более привлекательными.

10. Сорокин Р. Как написать сценарий: 10 основных шагов.

11. Волков А. Алгоритм написания сценария.

У самурая нет цели, есть только путь. Мы боремся за объективную информацию.
Поддержите? Кнопки под статьей.