Монохромный красный пейзаж

Примечание редакции. Это не публицистический, а художественный текст. Мы уже несколько раз ставили рассказы Дениса, и, кажется, вам, дорогие читатели, зашло. Попробуем ещё раз.

Красный седан выкатился на перекрёсток и замер в свете фонарей, как артист перед поклоном. Тайм-код в углу камеры перебирал секунды, светофоры ритмично мигали бледно-жёлтым. Затем автомобиль окутался дымом, как-то весь целиком, сразу. Из-под днища полетели искры. Яркая вспышка на секунду ослепила камеру, а когда экспозиция перестроилась, автомобиль уже превратился в факел. Из огня так никто и не выбрался.

Главный редактор Иван Витальевич стукнул по пробелу — и видео остановилось.

– Такие дела, Димка.

Пока ещё подающий надежды, журналист Дима уставился на монитор. Застывшее на экране пламя напоминало щупальца гигантского осьминога, схватившего неосторожную жертву.

– А почему водитель не выскочил?

Иван Витальевич закурил, закашлялся. С ненавистью втоптал сигарету в пепельницу, и тут же вытянул из пачки следующую.

– А хрен его знает! Машины, считай, нет, вот и не разберёшься теперь. Это ж литиевая батарея, всё выгорело. Железо, кости — всё в кучу, н-нах. Сплавилось, б-б...

Он снова закашлялся и погасил едва начатую сигарету. «Врачи не велят», — вспомнил Дима. В курилке о здоровье Витальича шептались уже не первый месяц.

– Уже пять часов прошло. Мне товарищ из полиции звонил, слил информацию по расследованию. В заключении несчастный случай записали, прикинь? Типа короткое замыкание, двери заклинило, все дела.

Дима промычал что-то среднее между «ага» и «ого». В редакции он был недавно, до этого работал кем придётся и не всегда правильно понимал подтекст редакционных бесед.

– Мудак ты, Димка, вот тебе и «ага». Почему ночью трубку не поднял?! Новость уже, считай, протухла. Спишут аварию на несчастный случай, и всем пофиг, никакого трафика на сайте. Хотя, знаешь, что я тебе скажу? Такие люди просто так не умирают.

– Какие?

– Ты не признал, что ли? Балбес! Я ж тебе сказал выучить все крутые тачки города! Дима! У нас тут не столица, нормальных тачек всего пара штук! Тяжело мозги напрячь? Это Савченко Tesla, главный архитектор города, ети его, — редактор опять закашлялся.

– И он, значит…

– Значит! — Фыркнул главред, достав третью сигарету. — Просыпайся давай, мозги включай. И так всю ночь дрых. Архитектор скопытился, ты проспал, мне пришлось у полицаев видео с камеры наблюдения купить, чтобы хоть что-то живое в новость поставить. А поднял бы ты ночью трубку, то приехал бы на место и сделал репортаж нормальный с авторскими материалами!

Витальич повертел в руках сигарету и убрал в пачку. Дима сидел тихо. Хоть он и зелёный ещё, но уже понимал, что говорить про «ночью надо спать» сейчас бессмысленно.

– Короче, Дима…

Дима напрягся. Неужели сейчас выпрут?

– ...ты хотел рубрику на сайте о городских легендах? Круги на полях, бабы летающие, эту всю муть?

– Это не муть, а магия! Я сам видел...

– Ну, всё-всё, хватит. Просто займись этим делом. Блин! Ты не понимаешь, что я от тебя хочу, да? Смотри, объясняю на пальцах. Вчера архитектор, директор и собственник «Элит-строя» угорели в бане. Дверь, как назло, заклинило. Они орали, стучали… пох, никто не слышал. Пожарного инспектора, того самого, что акт об аварии подписывал, бродячие собаки разорвали. Дня три назад — в новостях погуглишь, найдёшь. Ты вообще читаешь нашу ленту новостей?

Витальич снова достал пачку, но сигарету вытаскивать не стал. Положил на стол.

– Кто ещё… Ну, следователь в нашей речке-вонючке утонул, ещё на той неделе. Прораб пропал — но это, наверное, сам «Элит-строй» следы замёл...

Дима, наконец, понял, что шеф имеет в виду. Улица Счастливая, дом под номером три, который рухнул вместе с жильцами. Катастрофа, в которой, по результатам следствия, никто не виноват.

Витальич с облегчением выдохнул.

– Вижу, дошло. Серьёзные люди просто так не умирают, особенно скопом. Полицаи этим делом негласно занимаются. У них интерес свой, понятный. И ты давай, прикола ради, собери фольклор, пока город весь на ушах. Если материал выстрелит и просмотров наберём, будет постоянная рубрика. Придумаешь, как материал нарыть?

***

Оттарабанив палёными «найками» три лестничных пролёта, Дима выскочил из здания их медиахолдинга на грязную по-мартовски площадь. И остановился, потому что, на самом деле, понятия не имел, что делать. Ему так нравилось: окунуться в неизвестность и придумать что-нибудь по ходу дела. Или не придумать — недаром он на птичьих правах в редакции. Но в этот раз у Витальича спрашивать совета действительно бесполезно. Дима чувствовал, что старик не знает. Кажется, он даже растерялся от всех этих внезапных смертей людей, которых знал лично и наверняка имел с ними какие-то шуры-муры.

Первое осмысленное действие Димы — купить в фургончике «Львівська кава» двойной американо без сливок и сахара. Сделал глоток и посмотрел на фургончик, внутри которого хлопотал усатый бариста. В голове автоматически сложились строки, которые он немедленно забил в Evernote: «Пока Управление земельными ресурсами тормозит любое официальное оформление бумаг, а взятки, по слухам, увеличились в три раза, бизнесу приходится пересаживаться на колёса».

Дима одарил небо короткой улыбкой — впервые за эту весну пепел над головой заменила яркая жизнеутверждающая лазурь. Журналист допил горький тёмный напиток, вспоминая чёрные волосы незнакомки, с которой встретился в небе всего два года назад, когда только переехал в эту страну. Вещей у него тогда было всего ничего — рюкзак да сумка. Разложив их, он забрался на подоконник съёмной квартиры, достал сигарету и… усилием воли Дима сосредоточился на деле. Ехать в МЧС за очередным бессмысленным комментарием нет смысла. Он не Шерлок Холмс, чтобы обгонять официальное расследование, да и хотят от него другого. Фольклор!

Дима по приколу изучил грязные объявления на столбах. «Настрою компьютер», «продам дачу», «пропала собака», «соли для ванн», «наш Бог самый правильный»… ага, вон оно! С небольшого объявления, распечатанного на дешёвой желтоватой бумаге, хмурила брови пропитая гадалка и потомственная целительница. И телефонный номер повторяющихся шестёрок и семёрок. Подходит!

– Алло? — Прохрипел в динамике сиплый женский голос. С бодуна, что ли? Вульгарность собеседницы отталкивала, однако Дима всё же пересилил себя и спросил, можно ли записаться на приём.

– А ты кто? — Бесцеремонно спросила гадалка.

– А то сами не знаете, — срезал нахалку Дима.

– Да я-то знаю, — вздохнула она, — непонятно только, зачем мне наяриваешь. Потом пожалеешь. Эй, чего замолк? На развалины высотки шуруй. Только бабки сначала на этот номер скинь, пятьдесят гривен. Похмелюсь за твоё здоровье… Если обманешь, сделаю так, что хер отвалится. Понял?

Три коротких гудка — и тишина. Зато недорого и быстро. В голове прояснилось, Димкина душа жаждала приключений, и от хорошего настроения он скинул гадалке на телефон сразу три сотни. Пусть порадуется вместе с ним!

«Интересно, — подумал Дима, забираясь в переполненную маршрутку, — а приложение в Google Play у неё есть? Чтобы даже не звонить — пару кнопок нажать». «Инфляция в наши дни касается не только денежных купюр, но и куда более важных вещей. Чувств. Воспоминаний. Магии...».

К гадалке он обратился потому, что это было отличное начало материала в паранормальную рубрику. Налёт таинственности, да ещё и с лёгким уклоном в гонзо-стилистику, как у Томпсона — классика! Ведомый рукой судьбы, журналист отправляется в бессистемное путешествие по городу, чтобы найти таинственного убийцу.

Дима только начинал работать в журналистике, но московский филфак помог быстро наработать главный писательский навык — думать текстом, структурированным и подвёрстанным под конкретную тему. Они ещё только поворачивали с бульвара Шевченко, а в голове уже сложился план истории. На развалинах он зацепится глазом за какой-нибудь предмет и выведет через него необходимость гражданского контроля всех строек. Потому что фольклор фольклором, но и модную тему гражданского активизма тоже нужно оседлать.

На Счастливой он вышел в одиночестве. Ни у кого больше не было дел возле развалин, спрятанных за двухметровым гофрированным забором. «Городские власти, — мысли в голове журналиста немедленно выстроились в шеренгу, — спрятали за забором не саму трагедию, а память о ней. Им так удобнее, чтобы позор надёжно закрыл красивый ровный забор. Потому, после спасательных работ, остатки дома сразу взорвали, чтобы ничего не торчало. Вы спросите, зачем коммунальные службы убрали принесённые под забор цветы? Ровно за этим. Скрыть память. Замять, как они говорят, дело…».

На самом деле Дима немного сгустил краски. Цветы успели принести новые, хоть и заметно меньше, чем в первый раз. А ворота стояли незапертыми, похоже, замок срезали. Оглядевшись, журналист прошёл внутрь. Камней за забором тоже оказалось меньше, чем в первые дни катастрофы — вероятно, городские власти по ночам вывозили остатки, чтобы поскорее стереть память о катастрофе. Однако неудобного мусора всё ещё хватало, и на нём кипела жизнь. Прямо рядом с ним пара бомжей рылись в обломках, выискивая вожделенный чермет. На том конце пустыря откровенно криминального вида дядьки в чёрных спортивных костюмах ссорились, пихая друг друга в грудки. Дима заинтересовался ими, но в этот момент телефон в кармане требовательно заиграл.

Звонила гадалка.

– Ты мне сколько денег скинул? — по хриплому голосу было трудно понять, возмущена гадалка или, напротив, довольна.

– Дык, я подумал: разве на полтинник опохмелишься? Скинул три сотни, чисто по-человечески, купите пива хорошего или коньяку.

– Гм, — хмыкнул голос в трубке. — Мол, раз так, по-человечески, то… ЛОЖИСЬ!!!

Перепуганный Димка неуклюже присел, и пуля, метившая ему в голову, пронеслась сантиметром выше.

***

Как и любой журналист-репортажник, Дима мечтал побывать в перестрелке. Побывать, выжить и впоследствии разобрать воспоминания на бесконечные ленты образов, которые разбредутся по текстам, сформировав уникальный стиль. Однако столкнувшись с мечтой, Дима просто вжался в битый кирпич, зарылся, насколько получилось, и замер. Всё, что он видел, — это камни и измочаленные останки пластикового окна.

Поднимать голову под пулями оказалось очень страшно.

Сначала стреляли вдалеке, где выясняли отношения бандиты. До Диминого укрытия долетали только случайные пули, как та, которой он чудом избежал. Но и случайного свиста оказалось достаточно, чтобы замереть в страхе. Потом выстрелы стали ближе. Совсем рядом кто-то вскрикнул — кажется, один из бомжей. Выстрел ударил по ушам. Это уже совсем рядом. Страх колол пальцы и бился в рёбра. Коротко пикнул телефон, сообщая о новом SMS. «Телефон, господи, — подумал Дима, — я же мог позвонить на 102!» На разблокированном экране смартфона был виден текст сообщения.

«СПАКУХА! БАШКОЙ ПОВЕРТИ КИРПИЧ ВАЗЬМИ».

Дима приподнял голову. Чуть-чуть.

Коренастый, бритый наголову мужик стоял в нескольких метрах поодаль и целился из пистолета в лежащего на кирпичах бездомного.

— Не вбивайте, прош…

Бандит выстрелил, и Дима понял, что следующим убьют уже его самого. Мозг оцепенел, но ладонь привычно нашарила подходящий кусок кирпича. Как той зимой в Москве, когда он и другие «навальнята» метали в ОМОНовцев куски брусчатки и бутылки с «горилкой», как они называли коктейли Молотова за ассоциации с украинским Майданом. Камень пролетел по пологой дуге и ударил стрелка прямо в лоб, залив глаза кровью. Убийца слишком поздно заметил Диму, поэтому выстрелил наобум и промахнулся. Журналист не стал ждать, пока тот прицелится получше. Следующий осколок кирпича, лёгкий, зато с рваными острыми краями, прилетел в щёку, куда-то под глаз. Человек с пистолетом сделал шаг назад, споткнулся и упал навзничь, насадившись на торчащую из развалин арматуру. Остриё вышло из груди, но человек не сдавался и отчаянно барахтался, пытаясь слезть с этой гигантской иглы. «Будто жук или бабочка, — подумал журналист. — Господи, что же я наделал?!»

Наконец человек обмяк, в последний раз вздрогнул и затих. Дима опустился на битый кирпич, чтобы унять слабость в ногах. Несмотря на прохладный весенний воздух, он захотел снять куртку. Ещё бы прилечь и полежать…

Звонок.

– Жопу поднимай и вали отсюда. И всё, бабки я отработала, больше звонить не буду, понял? Быстро ногами перебирай, сейчас менты приедут и повяжут тебя за убийство полицейского.

– В смысле «полицейского»? — не то промямлил, не то просто подумал Дима. — Какой же это полицейский, если это бандит.

– Дурак, это копы из соседних райотделов рынок наркоты делили! А теперь будут крайнего искать. Дуй оттуда!

Дима через силу поднялся на ватных ногах и заковылял к выходу. Шок понемногу отступал, и сквозь распахнутые ворота он уже выбежал, разбрасывая вокруг себя брызги и комья глины.

И сразу же попал в объятия полицейского.

***

– Тю, Дмитрику, це ти? — Крепкие руки замкнулись на плечах Димы. Их железный хват резко контрастировал с дружелюбным тоном. «Я так и не вписался до конца в эту страну», — невпопад подумал он. Вот даже с Тарасом он вроде бы дружит, но тот в любой момент может развернуть его лицом в капот и надеть наручники.

– То що там? Шо за стрілянина? Га?

Мимо них промчалось несколько экипажей патрульных. Машины заблокировали ворота. Напарник позвал Тараса, но тот отмахнулся, не сводя глаз с Димы. Дима решил не юлить и выложить, всё как есть.

– Там ваши ОБНОНщики рынок наркоты не поделили. Вот и… Меня тоже... хотели.

Тарас помрачнел.

— Ну ты хоть цел. Как ты вообще там оказался? — друг перешёл на русский, что Дима расценил как добрый знак. Снова накатила слабость, и он обвис в объятиях друга. В кармане зазвонил мобильник. Дима принял.

– Слышь, спонсор — пробурчал в трубке знакомый хриплый голос, — ты там поменьше языком болтай. Они тебе превышение самообороны пропишут на пару годиков, чтобы трындел поменьше. Съезжай с базара давай, и это я точно последний раз звоню!

Дима моргнул. Мимо пронеслась штурмовая группа в бронеавтомобиле. За ними ехало сразу несколько «скорых». «Грамотно работают, — подумал. — И меня грамотно отработают, ага».

– Так, Дмитрику, — Тарас посмотрел на него очень серьёзно. — Ты сейчас в редакцию жмёшь, репортаж писать? Редактор на проводе? Это… Сорян, но мне тебя надо задержать и допросить. Походу, вопросов к тебе много, сильно вовремя ты там оказался. Кто-то наколку дал?

Дима некстати вспомнил арматуру, торчащую из груди убитого им человека, и его немедленно вывернуло на грязный асфальт. Тарас усадил его спиной к крылу Toyota Prius, дал попить. Стало легче.

– Ну или давай так: тебя там не было, вопросов к тебе не будет… — тут полицейский ещё раз внимательно посмотрел на него. — Даже если тебя стоит спросить. Но никакие материалы в редакцию не попадают, репортаж не выходит. Твой редактор — старый мудак, не вписывайся за него. Не лезь в эти разборки. Подходит?

– Никаких ко мне вопросов? — переспросил Дима, отчего Тарас с напарником обменялись хитрыми взглядами.

– Никаких, — ответили ему, — запишем, что ты просто мимо проходил, слышал выстрелы, и больше ничего.

Дима согласился. «Чёртова бабка, — подумал он, — если бы ей сверху не накинул, за пятьдесят гривен точно убили бы. Не-е-ет, обязательно нужно рубрику открывать. Я этих ведьм выведу на чистую воду, куда там Торквемаде!»

– Слушай, ещё просьба. Чисто по-дружески: мы до тебя женщину успели принять, тоже, как ты, совершенно случайную свидетельницу. Ей тоже разбирательства нафиг не упали и чувствует себя хреново. Проводи до дома, тогда точно в расчёте будем. Идёт?

Дима кивнул. Ему хотелось поскорее убраться отсюда. Проводить так проводить.

– И это… братан. Мы, — Тарас гулко хлопнул себя по широкой груди, — новая полиция. Мы нормальные. А эти, за забором, как были ментами, так и остались. До сраки та переаттестация. Но не бзди, мы их переварим. Просто не сразу, и лишний шум сейчас не нужен. Не бзди, ладно?

Дима не бздел. Он смотрел на женщину, сидящую на заднем сидении машины. Ту самую, пусть и совершенно непохожую на воспоминание, как всегда и бывает, когда долго живёшь мечтой. В ушах зазвенело эхо смеха двухлетней выдержки...

«...Курить вредно!»

«Я брошу, — пообещал он тогда, крича в ночное окно. — Брошу, только вернись, и тогда…»

– Вы знаете, я правда бросил курить, — выпалил он, едва девушка выбралась из авто, но она, конечно, не поняла, о чём он.

Тарас спас положение:

— Не хвилюйся, він не придурок, тільки прикидається. Це мій друг, журналіст, не алкашня якась.

Девушка кивнула Тарасу и устало опёрлась на подставленную Димой руку. Сердце Димы сбилось на секунду с такта, но он не подал виду.

***

Дима вёл под руку девушку, которую искал больше года, и чувствовал себя акробатом на канате. Хотелось расспросить её о многом, но он не знал, как правильно это сделать. Он даже до конца не знал, она ли это. Глаза, казавшиеся той ночью тёмными, как ночное небо, были тёмно-зелёными, со светлой искрой на солнце. Вьющиеся тёмно-русые волосы действительно опускались на плечи, но в скулах и подбородке не было той остроты, что разрезала лунный свет пополам… Но даже не это было главным. Его спутница не смеялась, и это совершенно сбивало Диму с толку.

Середина дня. Солнце залило расплавленным золотом всё, до чего дотянулось. Птицы набрали силы, перекрикивая автомобили и обывателей. Мимо прошмыгнула беременная кошка.

Дима продолжал ломать голову.

Что спросить? Как? «Девушка, вы, случайно, не прилетали ко мне на метле? В позапрошлом марте, я ещё курил на подоконнике, как фанатка "Ночных снайперов". А тут вы. Эту ночь я запомнил на всю жизнь, а вы помните меня? Помните?»

Дима нервно облизнул губы. Какая высокопарная чушь приходит в голову, вот уж, действительно, как говорили на факультете, не вытравишь из человека уголовника, полицейского и филолога.

– Шкода, що ви не курите. Я би зараз узяла цигарку… Хоча ні, не можна, — девушка упорно не смотрела на него, изучая грязь под ногами.

– Вредно?

– Мне — да, — собеседница с заметной неохотой перешла на русский. — У меня сынишка маленький… Кормлю.

Дима промычал что-то невнятное, затем невпопад спросил, что она делала на развалинах.

– У меня там муж... остался. И брат родной. Они вместе работали, делали ремонт на объекте, вот и… — она нервно закинула прядь волос за ухо. — Виновных нема... как всегда.

Они наконец свернули со Счастливой улицы, в последнюю каденцию мэра превратившуюся в мешанину из старых заброшенных одноэтажных домов и новых высоток, близнецов дома на Счастливой. Дима знал, что по всем стройкам сейчас проводится проверка, но результаты ревизии уже всем заранее известны. Всё в порядке, всё хорошо… пока не рухнет ещё один многоэтажный могильник.

– А вы давно знаете Тараса? Он родственник мужа, але вас раніше… то есть вас раньше не видела.

Дима кратко пересказал историю их знакомства с Тарасом. Как переехал в Украину, устроился на новостной сайт репортёром, так как занимался дома гражданской журналистикой, а это вроде бы одно и то же; да и куда ещё податься человеку с филфака, если продавать телефоны ну совсем не получается. И как выехал на ДТП вечером снимать репортаж. А пьяный кум одного из судей, только что протаранивший на Lexus четыре машины, полез за пистолетом.

– Я помню эту историю! Тарас его скрутил! Потом у него проблемы по работе были… ну знаете, как бывает.

Дима знал даже слишком хорошо, ведь проблемы с судейским кумом были и у него.

– А вы, значит, из другой страны?

– Из России.

– Ого! Из какой?

– Два года назад это ещё была одна страна, и оттуда я драпал в чём был. Уголовка светила за митинги… в лучшем случае. Моих друзей казаки просто увезли, и больше их не видели...

– Я Соломия, — один только намёк на улыбку, пусть даже только сочувствующую, сразу отозвался толчком в груди. Неужели всё-таки она?

– А я Дима.

Она спросила, действительно ли он работает журналистом. Дима произнёс название редакции — и Соломия улыбнулась снова, только по-другому. Зло. Диме сразу стало не по себе. Такие улыбки он видел нечасто.

– А я знаю ваш сайт. Читала заметку вашего главного: мол, нечего на городские власти пенять, наверняка строители баллон с газом взорвали, вот всё и рухнуло. Очень… интересная работа у вас, Дима.

Дима покраснел и извинился. Крыть было нечем. Старая скотина Витальевич действительно взял заказуху у мэрии и гасил шквал народного гнева, как умел. Соломия промолчала, но хотя бы не убрала руки с Диминого локтя.

Они снова повернули, оказавшись почти в центре, на чистой ухоженной улице. Зацепившись взглядом за яркое пятно, Дима кивнул:

– В работе журналистов есть и плюсы. Например, я знаю автомобили всех подонков города. Вот этот жёлтый Hummer, например, принадлежит мэру...

– Этот?! Не чёрный сарай, такой... вытянутый?

– Тот раньше был, — в кои-то веки редакционная зубрёжка пригодилась для настоящего дела. — На прошлой неделе «Гелик» сгорел и мэр купил эту тачку. Типа по приколу, с этой машиной ещё история связана…

Дима осёкся, перехватив взгляд Соломии. Та смотрела на жёлтое авто, и зелень из её глаз ушла, пропала, растворилась в антрацитовом монохроме. Будто цвет хрусталика выпил дементор из детской книжки. А потом Соломия мигнула, и чёрное наваждение уступило место знакомому тёмному малахиту с редкими изумрудными бликами.

– Знаєте, що мене насправді вбиває? Е-е-е… Что убивает, то есть. Беспомощность. Дима, мы с вами ничего не можем сделать со всеми этими людьми. Они могут построить дом, где захотят и из чего захотят. Дом потом завалится, но им ничего не будет. Ни-че-го. И нічого вже не зробиш… Ничего не поделаешь. И если умрёт один из них, на его месте появится такой же.

Дима хотел возразить, напомнить о революции и судебной реформе, которая действует медленно, но верно, однако слова застряли в глотке. Что значат эти слова для той, которая только что похоронила мужа?

– Я устала, Дима, пойдёмте скорее. Я хочу домой...

***

Дома была кухня и горький кофе из турки с привкусом гари и усталости. Когда они вошли, в комнате плакал ребёнок, которого оставили не то с мамой, не то с сестрой — Дима не видел. Его сразу провели на кухню, а Соломия ушла успокаивать малыша. Предоставленный самому себе Дима изучил интерьер. Муж Соломии явно был рукастым работягой. Он прекрасно обставил кухню, выровнял стены, настелил дорогие полы. Дима, делавший на съёмной квартире ремонт в счёт аренды, в этом уже кое-что понимал и уровень оценил. Всё светлое, воздушное. Здесь бы жить и жить — тут зависть кольнула одинокое сердце, — вот только дом на чёртовой Счастливой улице решил иначе.

Соломия вернулась, вытащила из чашки пакетик и с облегчением откинулась на спинку удобного кухонного стула. Она побледнела и осунулась даже по сравнению с той уставшей женщиной, что час назад выбралась из полицейского Prius. Чашка с горячим напитком дымилась в тонкой руке.

«Людей, потерявших чуть больше, чем у них было, можно узнать по взгляду, — мысли автоматически складывались в будущий текст. — Не трагичному, не испуганному. Удивлённому. Люди будто говорят: как, и это мне тоже? Вы уверены? Вы уверены, что недостаточно забрать одного близкого человека? Вы уверены, что нужно двоих?».

Глаз зацепился за дешёвую электронную фоторамку, стоящую на кухонном столе. Цветной, немного блеклый ЖК-дисплей демонстрировал фотографию молодой девушки в фате, сдувающей со лба волнистую чёрную прядь. С некоторым усилием воли он сравнил лицо невесты с хозяйкой квартиры и понял, что это и есть вдова. «Господи, какой же это вульгарный ход с сопоставлением портрета и реального лица! — взмолился Дима к глянцевому подвесному потолку, отражающему его собственное испуганное лицо. — Почему в книгах всё так красиво, а в жизни переплетено наипошлейшим способом?» Отражение молча пялилось в ответ с бледного искусственного неба.

– Я, кажется, говорила, что читала заметку вашего редактора? Он такой... занятный.

Дима покраснел, вспомнив, что Витальич после трагедии пересел со свежего ещё Hyundai Solaris на пафосную Toyota Camry. Занятный, да. Занятный старый козёл.

– … очень хотел именно на моих вину свалить. Мол, только они и виноваты. Когда его с газовым баллоном в комментариях припёрли к стенке, мол, чушь полная, он переобулся сразу. Помните? Написал, что была утечка газа, а ребята не заметили и сварку включили. Хотя я говорила следователям, что они плитку клали в тот день, и сварки в планах ремонта вообще не было. И в редакцию вашу звонила... Они даже плитку подрезали заранее и станок отдали на другой объект, никаких искр не было… Да и не газ это наделал…

Она замолчала, прикрыв рот тонкими пальцами. Дима с грустью кивнул. Он знал, что проблема была в фундаменте и сваях, а версии про газ и халатность вбрасывались в СМИ, чтобы сбить гнев толпы. Чтобы люди не собирались «на майдан», а возмущались по домам. Через несколько дней после трагедии, когда Витальич отработал заказ, их сайт выпустил серию гораздо более объективных материалов, чем слегка поправил репутацию. Но это было поздно, внимание людей переключилось на другие вещи. В город приехал известный певец, в области родился телёнок с двумя головами… Мало ли в жизни интересного!

Дима отхлебнул ещё кофе. В этот момент фоторамка перелистнула файл, заменив свадебную фотографию обычным семейным снимком. Соломия, счастливая и смеющаяся, незнакомый крепкий мужчина и сын, тот самый малыш, что спал в соседней комнате.

Профессиональный интерес требовал получше рассмотреть мужа, но глаза Димы приклеились именно к смеющейся Соломие. Теперь его перестал мучить вопрос, действительно ли она пролетала на метле мимо его окна и сделала небольшую остановку, чтобы запомниться на всю жизнь. Более того, отпал даже вопрос, стоит ли об этом говорить.

– Это были вы... Ты... тогда! Правда же? Верхом на метле? Ты пролетала мимо моего окна и ненадолго осталась, помнишь? Два года назад, ну? И мы с тобой тогда… Это был трюк какой-то, или ты в самом деле на метле…

Соломия поджала нижнюю губу, и с лёгким сожалением в глазах посмотрела Диме прямо в глаза. И тот сразу понял, что как бы там ни было раньше, теперь так не будет. Полёты кончились, как и заготовленные слова.

– Но я… Я...

Она улыбнулась эхом той счастливой улыбки из воспоминаний.

– Что? Бросил курить? — она чуть лукаво улыбнулась ему, — Ну и правильно. А муж мой так и не бросил, дымил всё время. Вот, возьми, — она протянула ему початую пачку сигарет, — редактору своему передашь.

Дима механически взял сигареты, повертел в руках и поднялся. «Нужно идти, — подумал он. — Какая странная и глупая встреча». На секунду ему показалось, что глаза девушки опять потеряли цвет, однако наваждение быстро прошло.

– Кстати, а что ты делал там, на стройке?

Дима рассказал о расследовании, и что копы тоже ищут связь между странными смертями. Соломия расстроилась, а когда услышала от Димы о гадалке, и вовсе нахмурилась.

– Это ж свекровь моя. Чёрт её знает, зачем она тебя ко мне привела. Я с ней поговорю.

– А она действительно видит будущее? — зачем-то спросил Дима, чувствуя, что брякнул ерунду, но остановиться никак не мог.

Соломия холодно рассмеялась. Совсем не так, как на фотографии.

– Тебе виднее. Это же ты гадалкам звонишь и ведьму с метлой шукаєш. Ось й розберися в собі. Дякую, що провів, мені це дійсно вкрай потрібно було. Бувай!

Холодный голос и резкая смена языка не оставили Диме пространства для манёвра. Он попрощался и вышел обратно в город победившего неофеодализма, где средневековые бароны катались по улицам на BMW, чёрных, как их души. В руках так и осталась слегка помятая пачка сигарет, и он нехотя сунул её в карман. «Хоть бы там в сигаретах не наркота была, — подумал он, — примут ещё...»

Смартфон неистово жужжал. В редакционном чате за последние полчаса накидали под двести сообщений: Витальич требовал, чтобы кто-то смотался к мэрии, где только что взорвался жёлтый мэрский Hummer. Тот самый.

«А до этого Соломия была на развалинах, — вспомнил Дима, — и полицаи сразу постреляли друг друга. Интересно, они имели отношение к расследованию аварии?»

«О, нет-нет-нет! — в панике подумал он. — Нет? У неё есть мотив, а возможности…» Чёрт, Соломия же сама сказала, чтобы он разобрался в себе. И правда: нельзя верить во что-то наполовину. Если годами ищешь ведьму, оседлавшую метлу, если тебя спасает телефонная гадалка, поздно прятаться за учебником физики. Ты искал ответ на загадку — и тебя подвели к Соломии. Понять бы ещё, зачем, и что теперь делать… И… И как бы увидеться ещё раз.

***

Дима не стал отзываться в чате, на месте уже отработали коллеги. Их сайт первым выложил фотографии обугленного мэрского мяса, собрав весь возможный трафик, включая национальный.

Дима сразу поехал в редакцию. По дороге безуспешно пытался привести мысли в порядок, но потерявшие цвет глаза Соломии не уходили из памяти. Признаваться Витальевичу, что разгадка найдена? Написать статью о ведьмах в большом городе? Промолчать, сказавшись бездарем? Последнее чревато потерей работы. И хотя мысли об увольнении крутились в голове не первый месяц, у Димы до сих пор не было плана Б. Уходить на фриланс, живя на съёмной квартире в стране, которая уже перестала быть чужой, но своей ещё не стала, он боялся.

Окутанный тяжёлыми мыслями, журналист поднялся на этаж. Секретарша моментально вцепилась в локоть и впихнула его в кабинет к редактору, где довольный Витальич как раз начислял себе очередную рюмочку коньяку.

– Вот я знал, Димка, что ты не круглый дурак! Молодец, нашёл Соломию! Откуда я знаю? Так следаки вычислили по триангуляции. Посмотрели засвеченные возле происшествий мобильники, нашли одно совпадение. Она! Такая жизнь, Димка, такая магия. Всё у операторов под колпаком.

Дима онемел, стоя перед редакторским столом. Витальич продолжал вещать, сидя в кресле и дирижируя рюмкой. Коньяк дорого и вкусно пах. Витальич веселился, не курил и не кашлял.

– С рубрикой я тебя нае… Надурил, короче. Не будет фольклора. Соломию арестовали, и не за колдовство, конечно. Просят не поднимать тему. Но, — редактор поднёс указательный палец свободной руки к лицу Димы, и тот понял, что шеф вдребезги пьян не столько от коньяка, сколько от облегчения, — испытательный срок ты прошёл, будет тебе здесь и стол, и кров. Ты в соцсетях ещё ничего не вякал на тему колдовства? Нет? Прекрасно! И не вякай. Завтра земельными рейдерами займёмся, там реальные бабки крутятся!

Витальич налил Диме, и тот махнул залпом, будто водку. Спирт обжёг рот, не оставив послевкусия. Дима так и стоял перед Витальевичем в демисезонной куртке, как пришёл в редакцию. Но вместо жара внутри ширился холод. Медленно, будто пистолет в замедленной съёмке, Дима вытащил из кармана пачку сигарет, которая, казалось, ещё хранила тепло пальцев Соломии. Он посмотрел в маленькие усталые глаза Витальича. Глаза человека, привыкшего танцевать между капельками дождя и не собирающегося останавливаться.

– Это что?

– Сигареты, — ответил Дима, — просто сигареты.

А что ещё можно было сказать? Витальич для себя уже всё решил, и журналистика стала для него грязным, но прибыльным бизнесом. Он не из тех, кто идут стримить с Майдана, рискуя получить полицейскую пулю, а совсем-совсем из других.

– Ты же не куришь, — хохотнул редактор, отбирая пачку, — вот и не кури. Курить вредно!

Дима молча вышел из кабинета и поплёлся по коридору к лестнице, по которой ещё утром вдохновенно бежал на задание. На душе и за окном царили одинаковые чернильные сумерки. Позади гремел смех директора, а к моменту, когда хохот сменился хрипом и секретарша застрочила панические сообщения в редакционный чат, Дима уже спустился к фургончику «Львівської кави». Расплатившись за кофе, он с вызовом посмотрел в чёрное небо и сделал глоток горького, с лёгкой ноткой трюфеля, напитка.

С протяжным воем к редакции подкатила «скорая». Двое врачей взбежали по ступенькам, один из них тащил увесистый саквояж. Дима проводил их пустым взглядом. Он был уверен, что доктора торопятся зря. Потом ему, наверное, будет стыдно и тоскливо, но сейчас он ощущал лишь пустоту внутри. Он сделал то, что должен был, и точка. Да. Да?

Зажужжал телефон.

– А я знаю, кто вы, — ответил Дима на звонок гадалки, — свекровь Соломии.

– Охренеть, достижение, — отбрила она, — лучше бы понял, кто ты сам есть.

– Тут вы правы. Я не знаю. Зачем сюда к вам переехал, если у вас почти то же самое.

Голос в трубке недобро хохотнул.

– А это ты со своим другом обсуди. Он на перекрёстке Героев Крут и Наливайко припарковался. Думает, как жить дальше. Вместе и скумекаете.

– С Тарасом?

«Не беси меня», — процедила ведьма; не в динамик, сразу в голову. «Спасибо!» — ответил Дима, тоже мысленно. И задумался, как теперь будет жить эта женщина. Сын погиб, невестка в беде… Есть ли у неё ещё дети?

– Сын есть, младшенький, — прохрипел мобильник, — совсем пропащий. В Киеве в жопу долбится с одесским диджеем, с-срамота! Через четыре месяца в Штаты уедет с каким-то миллионером, там жить останется. У меня на Соломию вся надежда в старости, а ей без тебя звездец придёт.

– А вот вы всё знаете, что есть, что будет... Неужели не могли сына предупредить, что дом рухнет?

Дима спросил и внутренне сжался от собственной наглости. Но женщина на проводе лишь вздохнула:

– Да я только после его смерти и начала видеть. До этого просто мозги пудрила. Вот Соломия — настоящая ведьма, предупреждала меня, дуру: не обманывай людей, обраточка прилетит. А я не верила… Всё, шуруй отсюда, за тобой уже приехали.

Дима огляделся. В смысле «приехали»? Это как?

Глаза метались. Фургончик с кофе. Знакомый бариста, только что смешавший ему лонг блэк, кивнул, улыбнувшись. Перекрёсток. Люди едут домой. Редакция. На верхней ступеньке входной лестницы двое в одинаковых синих джинсах и чёрных кожаных куртках. Короткие стрижки, квадратные челюсти. Не то бандиты, не то спецслужбы. Чёрт их разберёт, особенно после перестрелки на развалинах.

Дима присел, будто развязался шнурок. Потом на полусогнутых, прикрываясь от редакции припаркованными автомобилями, двинул по Наливайко в сторону перекрёстка с Крутами. Подозрительные мужики продолжали высматривать его в толпе, но Дима уже растворился в городских сумерках.

***

Тарас оказался ровно там, где указала гадалка. Он запарковался в «кармане», рядом с ДТП. Напарник Тараса водил дигитайзером по планшету, заполняя протокол. Водилы побитых авто уныло толклись рядом.

Тарас, маявшийся до этого без дела, навис над Димой.

– Дмитрику… Я тебя попросил позаботиться о Соломие. И?

– Тарас, ваши её сами вычислили по сотовому, я не при делах. Сам в редакции узнал.

– Слышал эту версию, — красавец-мужчина, будто сошедший из полицейских кинофильмов, осунулся и будто бы постарел лет на десять, — но как-то ты вовремя там оказался, не? Дважды за день и всё вовремя.

Дима кивнул. Именно так. Вовремя. И наверняка неслучайно.

– Я передал сигареты, Тарас.

Брови Тараса приподняли фуражку.

– Соломия попросила передать их редактору. Я понимал, что не просто так. Но передал. И он… уже всё.

Тарас долго смотрел на него, затем кивнул, будто соглашаясь с чем-то.

– И это… Ты же и сам специально привёз её на Счастливую, чтобы она посмотрела на ментов. Тоже всё понимал?

Тарас вздохнул.

– Дмитрику, я… Я же служил с ними, понимаешь? В АТО, это ещё до того, как Луганск отбили. Нихера там не боялись.

– Это с братом её и мужем?

Тарас не ответил, он вообще будто бы не заметил, что его перебили.

– А теперь их... убили, а мне страшно. Помнишь, в детстве кино советское про гаражи крутили? Где старый дед, бывший разведчик, говорил, что на войне фашистов не боялся, а теперь бюрократов боится: вдруг гараж отберут? Я как он, получается. Но дед тот за вонючий гараж рубился, а у меня побратимов убили, сечёшь разницу?

Они помолчали. Тарас предложил сигарету, Дима наотрез отказался. Если бы можно было бросить курить второй раз подряд, он бы сделал это сейчас.

– Городу нужен был герой, да, Тарас?

Коп непонимающе уставился на него. «Да всё ты понимаешь», — горько усмехнулся про себя Дима. Уже совсем стемнело, и тёмно-лиловые сумерки перешли в самую настоящую ночь. На небе зажглись первые звёзды. И одна светила ярче других.

– Ну как Бэтмен. Тот, кто порешает всё за всех. И Соломия сделала это, да?

Тарас виновато покосился на Диму и подкурил сигарету, неловко скрывая молчание.

– А теперь сам герой в беде, так?

– Так, — ответил Тарас, окутывая их обоих табачной дымовой завесой. — Её сегодня ночью должны убить в СИЗО. В суд не с чем идти, её по «липе» задержали, придётся отпускать. Поэтому просто убьют.

По тону друга Дима почувствовал, что его опять проверяют, но что именно от него хотят, не понял, поэтому брякнул, что думал.

– Не верю. Нет.

Тарас улыбнулся, но его глаза, большие, светло-синие, будто выцветшие под солнцем донецких степей, внимательно буравили Диму взглядом.

– Ну, может и не убьют… до утра.

«А что будет утром?» — хотел спросить Дима, но и без вопросов было понятно, что к утру всё изменится.

– Тарас, я с тобой. Просто скажи, что нужно сделать.

Тот помолчал, взвешивая выбеленным временем взглядом Диму и его слова, и лишь спустя долгих несколько секунд, ответил:

– Сначала вытащи «симку» и выключи телефон. Тебя наши ищут, и лучше бы им тебя не найти. Сим-карту мне отдай, а себе новую купи. Ну и слушай...

***

Мартовская ночь пробирала до костей, так, что не спасали ни куртка со свитером, ни перчатки. Холод забирался под одежду, кусал за нос, трогал ледяными пальцами душу. Потом, когда рассветёт, будет тепло и хорошо. Получится ли дожить? Кто знает.

Заснуть он даже не пытался. Два часа просидел на кухне Тараса с выключенным светом. Пил крепкий пуэр, смотрел в окно, за которым происходила неведомая интересная жизнь. Тёмные силуэты в жёлтых квадратах окон ужинали, обнимались, ссорились. Другие квадраты мигали синим — там смотрели телевизор, исправно поставляющий жвачку для мозгов. У Димы уже давно не было ничего из этого, и ему было интересно, как это — быть с кем-то, обустроить какой-то быт.

А потом запищал таймер. Дима собрался, вышел и долго ехал на последней ночной маршрутке до конечной на краю города. Полчаса шёл по полям, оставленным под пар. Наконец полученные от Тараса координаты GPS привели к гладкой и хорошо освещённой просёлочной дороге, сворачивающей к огромному забору. Ворота были открыты, туда то и дело заезжали дорогие авто, и через створки можно было рассмотреть роскошный дворец, будто бы оброненный ребёнком-великаном среди бесконечных грязных пустырей. Особняк с огромными фальшивыми колоннами напоминал увеличенную копию типового советского Дома культуры, из тех, что раньше возвышались посреди каждого села. Наверное, это что-то говорило о его хозяине.

Дима устроился в посадке, возле поворота к дворцу. Его задачей было фиксировать, сколько машин въехало, а также записывать номера всех, кто выехал. Многие тачки оказались из той самой базы Витальевича, которую Дима так долго зубрил. Лучшие люди года: начальник налоговой и главный таможенник, опера и «безопасники», пожарники, главврачи, директора школ и ректоры университетов. Пухлые и рыхлые, с хорошо поставленными голосами и постоянно бегающими глазками. Высокие и поджарые, с кожей землистого цвета и осторожной тихой речью. Дима насмотрелся на эту публику на разнообразных прессухах и бизнес-завтраках, куда редакции обычно сплавляют стажёров и вечно подающих надежды талантов. Сегодня ему предстояло встретиться с ними ещё раз.

Два часа спустя фонари, освещавшие дорогу, разом погасли. К повороту подъехала длинная автоколонна. Микроавтобусы и легковые авто вперемешку, фары выключены. Лишь врывающиеся в небе фейерверки бросали блики на капоты автомобилей. Из головной машины вышел Тарас.

– Ну шо тут? Як справи?

Дима взял тёплый термос из руки Тараса, дрожащими руками налил чаю.

– Всё нормально, одиннадцать машин заехали, никто не выехал. Веселятся.

Тарас хмыкнул. Оно понятно. В доме временно исполняющего обязанности мэра собралась элиточка их небольшого города, чтобы отметить негласное решение проблемы Соломии. Ну и заодно обмыть вожделенные буковки «и.о.», ведь нет ничего более постоянного, чем временное. Хотя нет, кое-что более постоянное всё-таки есть. От этой мысли Диме стало совсем плохо, и чтобы не осесть на землю от внезапной слабости, он спросил о том, что помогало удержаться ему на плаву последние часы.

– Тарас, что с Соломией? Она… с ней всё в порядке?

Тарас улыбнулся и хлопнул его по плечу, подтолкнув к автомобилю:

– Загляни в салон.

Дима вцепился в ручку, торопливо рванул дверь. В салоне сидела живая Соломия, скрестив руки на груди. Обернулась, и Дима увидел обычную девушку, испуганную и растерянную. Её глаза невидяще глядели сквозь Диму, никого не узнавая. Но, по крайней мере, это были глаза живого человека. Ряска на болоте, а не безжизненная сепия. Дима почувствовал облегчение, и только хотел сказать дежурно-бессмысленное о том, что всё будет хорошо, как Тарас опять прикрыл дверь.

– Если хочешь, останься с ней. Ей тяжело и нужна помощь. Останешься?

«Да, — хотел сказать Дима, — да, пожалуйста, да, больше всего на свете…» Но не сказал.

– С вами пойду. Вам я нужнее.

Друг с сомнением посмотрел на журналиста, который трясся осиновым листом то ли от ночного холода, то ли от холода, чья природа глубже и страшнее температурных перепадов. Из автомобилей выходили люди. Кто-то держал руки в карманах, скрывая что-то громоздкое и увесистое. Кто-то нёс охотничьи ружья. Мужчина, одетый в камуфляж с маленькой нашивкой добробата на плече, нёс на локтях «калаш».

– Вам нужен кто-то, кто может сказать «стоп».

Друг фыркнул, мол, послушают тебя, ага.

– Да неважно, послушают или нет. Должен быть кто-то, кто хотя бы попытается…

Тарас пожал плечами и пошёл вперёд. Дима не отставал.

– Как будем дальше жить? Ну после… этого?

– Как, как?.. — неохотно проворчал Тарас. — С нами и те, кто на вызов должны будут приехать, и те, кто будут расследовать. Концы в воду спрячем. Главное, всех мразей накрыть, чтобы город дальше как-то без героев справлялся. Ты же понимаешь, что они Соломию, да и нас теперь уже всех достанут, если мы их первыми не уберём?

«Они», — подумал Дима, — сильно ли эти «они» отличаются от «нас»?

Колонна шла к воротам. Охрана особняка, завидев их, быстро забралась в микроавтобус и тихонько поехала прямо по полю. Усатый бариста, ещё вчера делавший Диме кофе, сунул ему в руки обрез. Журналист немедленно вцепился в него, будто во вчерашнюю пачку сигарет. В другую руку ему сунули пачку патронов, и Дима так и пошёл с тяжёлой железкой в одной руке и коробкой в другой. «Как это всё нелепо, — думал он, переставляя замёрзшие ноги. — Как неотвратимо».

– Тарас… Я не о расследовании спрашивал. Просто интересно, как быстро все мы ссучимся, и герой уже понадобится, что разобраться с нами...

– Ну это и от тебя зависит, — пожал плечами товарищ, — ты же журналист. Вот с завтрашнего дня и начинай нас обличать и расследовать. Всерьёз. Так и прорвёмся помаленьку.

– Можно подумать, раньше не было честных ментов и честных журналистов. Были! Но как-то же мы дошли до вот этого всего? Россия тоже не на пустом месте на части посыпалась...

Но Тараса уже оттёрли в сторону, так что слова Димы безответно повисли в воздухе. Оставалось только смотреть, как Тарас раздаёт приказы, кому с какой стороны заходить и что делать. Его голос звучал ровно и размеренно. Так говорят люди, сделавшие трудный выбор, и теперь просто завершающие неприятную работу, чтобы вернуться домой. Дима так не мог.

Очень хотелось получить SMS с предсказанием. Наверное, если бы гадалке было надо, она бы нашла его даже по новому, пока ещё нигде не засвеченному номеру. Но гадалка отработала и деньги, и собственный интерес. Соломия в безопасности, есть кому досмотреть в старости. Теперь Дима и все вокруг были сами по себе, без подсказок и советов. Без магии.

Дима несколько раз пытался заглянуть в глаза друга, будто проверяя, не выцвели ли у него зрачки, но в темноте ничего нельзя было рассмотреть. А потом, когда они уже вошли в ворота, из-за туч вышла Луна, окрасив красным светом окрестности.

«Права на восстания в конституциях прогрессивных стран, — привычно жонглировал словами Дима, хотя прекрасно понимал, что этот текст не опубликуют, — не декоративный набор слов, а закономерный итог классовой борьбы. Одни люди складывают в кучу вилы и факелы, другие бросают туда кандалы, сословные различия и прочие стеклянные потолки. После чего все вместе строят совместное светлое будущее, каждый в меру своего понимания. Насколько я могу судить, в Украине уже много лет стороны пытаются договориться, и низы исправно демонстрируют как многочисленный наточенный садовый инвентарь, так и готовность оставить его на свалке истории. Но людям не с кем говорить, так как классический капиталист в этой системе — сам такая же жертва, а предъявлять что-то многочисленным паразитам из государственных органов и олигархам невозможно по сути, ведь формально чиновники не являются стороной общественных отношений».

Дима задумался, как много в этой колонне бюджетников и как часто они помогают родственникам срезать углы или открыто «берут хабаря». Прекрасные личинки будущей элитки. Надо будет каждого взять на карандаш и смотреть, как они будут работать дальше. Освещённые окна дворца становились ближе, и чтобы отвлечься, он продолжил писать в своей уставшей голове этот скучный, никому не интересный текст.

«Такой извращённый характер отношений в обществе, когда никто не виноват и ничего не меняется, постоянно вылезает боком всем участникам, и ничем хорошим закончиться не может в принципе. Запечатанный паровой котёл может успокаивать себя, что он не виноват в том, что его разрывает внутреннее давление. Тем не менее, чтобы котёл о себе не думал, взрыв будет очень громким — не слабее, чем рвануло в одной когда-то большой соседской стране, откуда я едва успел унести ноги».

Дима всё-таки переложил патроны в карман, выбросив пустую картонку, и взял ружьё уже двумя руками. Отсюда он уже не сбежит, чем бы ни кончилась эта ночь. Над головой висела красная Луна в багровом небе. Чуть ниже отсвечивала в лунном свете бордовая черепица дворца. Ещё чуть ниже — тёмно-розовые стены, алые фейерверки, карминовые шторы. На ступенях застыли гости в алых вечерних платьях и пиджаках. Багряное вино, коралловая помада на губах, вермильоновые вспышки выстрелов.

Оттенки упрощались, сливаясь в один преобладающий цвет. Мир, такой большой и многообразный, упрощался до примитивного монохромного пейзажа. Дима попытался вспомнить, какого цвета волосы Соломии или цвет глаз. Бесполезно. В мире остался только один цвет.

Красная Луна в красном небе. Красные деревья тянут красные пальцы к красным звёздам. Красная черепица, красные стены, красные фейерверки, красные шторы. Красные платья, красные пиджаки, красное вино, вытекающее из красной плоти. Красный шейный платок под красным ботинком. Красная помада. Красные выстрелы. Красный. Красный. Красный. Красный. Красный. Красный. Красный.

Очень, очень холодно где-то глубоко внутри, так, что и не согреться больше. Что-то жужжит в кармане. Телефон?

«СТОП».