«Помню, как другу оторвало ногу». Военный врач — о российско-грузинской войне

10 лет назад, в ночь с 7 на 8 августа 2008 года, в Южной Осетии началась «пятидневная война» между вооружёнными силами Грузии и России, которую поддержали югоосетинские формирования. Спустя 10 лет Радио Свобода собирает свидетельства очевидцев тех событий, сражавшихся с обеих сторон. Вот одно из них.

Согласно официальной позиции властей России и самопровозглашённых Южной Осетии и Абхазии, их действия, названные «принуждением Грузии к миру», были ответом на агрессию Грузии против мирных югоосетинских граждан и находившихся рядом российских миротворцев. В Тбилиси и тогда, и сейчас продолжают настаивать на совсем другой версии — что это была спланированная агрессия со стороны России, подготовленная за 6 дней до боевых действий в Южной Осетии, где Грузия решила провести военную операцию в ответ на провокации югоосетинских вооружённых формирований.

Грузия считает, что вооружённый конфликт начался не 8-го, а в ночь на 7 августа: не с бомбардировки грузинской артиллерией города Цхинвали, а с обстрела югоосетинской артиллерией грузинского села Авневи, где тяжёлые ранения получили два грузинских миротворца из состава трёхсторонних (российско-осетино-грузинских) миротворческих сил, введённых в зону конфликта летом 1992 года согласно «дагомысским соглашениям». Однако в докладе комиссии Европейского Союза (так называемом «докладе Хайде Тальявини») говорится, что «кульминацией» долгого периода провокаций и роста напряжённости стал артиллерийский обстрел грузинской армией столицы Южной Осетии Цхинвали в ночь на 8 августа. В том числе из установок «Град».

Грузинские военные, потом ненадолго занявшие Цхинвали, вскоре были выбиты из города. В течение нескольких дней российские войска совместно с югоосетинскими и другими отрядами так называемых «добровольцев», оттеснили грузинские войска из Южной Осетии, а также во взаимодействии с абхазскими силами — из Кодорского ущелья Абхазии, временно заняв ряд прилегающих к конфликтным зонам районов самой Грузии. Российские танки остановились почти под Тбилиси. Боевые действия продолжались до конца дня 12 августа.

С 14 по 16 августа президентами Абхазии, Южной Осетии, Грузии и России при посредничестве Франции и других западных стран был подписан так называемый «план Медведева-Саркози» по мирному урегулированию конфликта. 26 августа Россия официально признала Южную Осетию и Абхазию в качестве независимых государств. 2 сентября Грузия разорвала с Россией дипломатические отношения. Затормозился процесс вступления Грузии в НАТО.

Грузия, по собственным данным, потеряла 412 человек убитыми, в том числе 179 военнослужащих и сотрудников МВД и 228 мирных жителей, ещё 1747 человек было ранено. Южная Осетия потеряла примерно 160 человек убитыми, у России, по её данным, было 67 погибших и 283 раненых.

Одним из участников «пятидневной войны» был грузинский военный врач, хирург, полковник Лаша Коиава, с первого до последнего дня командовавший военно-полевым госпиталем в городке Тквиави, меньше чем в 10 километрах от Цхинвали. В интервью Радио Свобода он вспоминает те дни так:

— Та война началась для меня со звонка начальника штаба Сухопутных войск ВС Грузии. Я должен был явиться в расположение своей части и вызвать весь личный состав моего полевого госпиталя. То, что называется «боевые действия в августе 2008-го», для меня начались с этого. А вообще я не впервые видел войну. Ведь в Грузии всякие мелкие стычки между грузинами и абхазами, грузинами и осетинами происходили с 1989 года. А в 1992 году я, как военный врач, хирург общего профиля, участвовал и в тогдашних событиях под Цхинвали.

Я давно служу в армии и поэтому точно знаю, где, что, когда, как и почему началось. Войну в августе 2008-го я бы назвал по-шахматному, «Белые начинают и проигрывают». С самого начала было ясно, что этот вооружённый конфликт начат ради больших интересов Российской Федерации. Все предпосылки были для того, чтобы она началась. Москва всегда считала, что Кавказ — это «южные ворота России», естественно. И либо кто-то их отбирает у России, и тогда эти ворота открыты, либо Россия берёт весь Кавказ, и тогда у неё ворота закрыты. Россия стремилась закрыть свои «ворота», поэтому она всеми силами подготовила этот конфликт.

— Вы сами видели наступавшие российские войска? Вообще, насколько близко вы находились к передовой?

— Трудно, знаете, при асимметричных боевых действиях сказать, в скольких метрах ты находишься от линии огня. Но если считать, что Тквиави от Цхинвали находится менее чем в 10 километрах, то я думаю, что не очень далеко.

— Ваш военно-полевой госпиталь переезжал или все время находился в одном и том же месте?

— Он три дня был в Тквиави, а потом мы стали отходить назад.

— Когда грузинские военнослужащие и гражданское население стали нести самые большие потери?

— Это было во второй день, да и 9 августа убитых и раненых очень много. Уже противник стал атаковать, были осетинские бандформирования, и ещё какие-то русские казацкие отряды там были. К концу первого дня, к вечеру 8 августа, они более активно начали вести боевые действия против нас.

— Вы боялись попасть в плен?

— Трудно не бояться попасть в плен, когда у тебя под командированием находятся 470 человек, и в основном женщин. Конечно, не очень было бы приятно «подарить» этих женщин «казакам» и прочим бандитам. Я, кстати, гораздо меньше опасался того, что нас захватят регулярные российские войска. Потому что все знали, что в своих действиях русские очень считаются с мнением цивилизованного мира, в смысле — с Западом. И мы были уверены, что дикостей и зверств с их стороны не будет. Но вот попасть в плен к осетинским бандитам или к «казакам» — это было бы, конечно, чревато очень плохими последствиями.

— Что из случившегося 10 лет назад вспоминается сильнее всего? Всегда есть какие-то детали, которые врезаются в память.

— Конечно, есть. Часто стараюсь даже вспоминать что-то смешное, когда в наших рядах царила растерянность, такого случалось много. Эвакуационный транспорт у меня был гражданский, который должен был перевозить раненых из полевой бригады ко мне в госпиталь. Но эти гражданские шофёры как-то были напуганы, и не хотели подъезжать непосредственно к линии огня. Следовало бы их как-то подбодрить. Поэтому я и один мой друг, который тоже был ветераном боевых действий в Абхазии 1992-1993 годов, сами первыми сели в машину и сами поехали за первыми ранеными. Я, начальник военно-полевого госпиталя, веду первую санитарную машину и сам сижу за рулём и перешучиваюсь с другом.

Самое было приятное, самое хорошее, что могу вспомнить, — то, что все раненые, которых доставляли мне, остались живы, до сих пор. После войны они все выздоровели и вернулись к нормальному образу жизни. А самое тяжёлое воспоминание — как другого моего старого друга прямо мне на операционный стол привезли с минно-взрывной ампутацией ноги, говоря по-врачебному. Миномётная мина упала и оторвала ему ногу. Вот это было самое неприятное личное воспоминание.

– Как получилось, что этот мощный прорыв частей российской армии стал неожиданностью для тогдашнего грузинского руководства? Все говорят о шоке Михаила Саакашвили и его окружения в тот момент.

– Когда разговариваешь с кем-то из тех, кто тогда был в окружении Саакашвили, мне становится смешно, слыша рассуждения о том, что они, дескать, не ждали, что «Россия не должна была». А что ещё Михаил Саакашвили может сказать? Он у нас слишком внезапно стал президентом. Знаете, если лидер государства не собирается вести войны или хотя бы хочет, чтобы никто не узнал о том, что он намерен их вести, он не будет постоянно бравировать и употреблять военную риторику. Он не станет кричать «мы будем укреплять армию, ей скоро предстоит бой».

А вспомните 2004 год, этот непонятный вооружённый конфликт меньшего масштаба с той же Южной Осетией? Почему он начался на голом месте, в чьих интересах? Если бы Саакашвили хотел мирно и честно вернуть то, что по закону Грузии полагается, вернуть наши территории, то он, в первую очередь, наверное, приостановил бы мандат миротворческих сил российской армии. Он должен был в любом случае выступить и в ООН и как-нибудь дойти до Страсбурга и сказать, что в течение стольких-то лет российские, так сказать, миротворцы находятся на территории Грузии. И что из миротворцев они превратились в пограничников, и что конфликт ни в какую сторону не меняется, не улучшается, и так далее. Он ничего этого не сделал!

— А насколько подготовленными летом 2008 года грузинские силы были к возможным потерям, к обилию раненых, к настоящей войне, если мы говорим о врачебной стороне дела, о фронтовой медицине?

— Ой, у нас там очень много проблем и пробелов было. Слава богу, что эта война так быстро закончилась. Самое большое, чего не хватало, — это слаженности работы на разных ступенях военно-медицинского обеспечения. Были нарушены связи и взаимодействие на линиях «батальон — бригада», «бригада — полевой госпиталь» и из полевого госпиталя дальше. Недостатки моего полевого госпиталя восполнили тем, что подчинили нам гражданскую скорую помощь, и она уже стала перевозить от нас раненых в большой госпиталь в Гори.

Не была Грузия готова ко всему этому. Не было ни одной военной централизованной большой больницы в Тбилиси, чтобы можно было собирать всех раненых в одном месте. Ведь тут существенны и медицинская сторона проблемы, и административная. Тогда там легче было бы за ними присматривать, ухаживать и выписывать им документы, что они точно были ранены во время боевых действий. И чтобы все, и начальство, и командиры, и родственники знали, где они были и где сейчас находятся. А если развозить этих раненых по разным больницам, то это чревато тем, что можно сам город оставить без медицинского обеспечения. В каждой больнице у вас будут на всех койках лежать раненые при боевых действиях — но ведь гражданским людям очень трудно, знаете, отдать приказ, чтобы ни у кого на этот период не было приступов и болезней — ни воспаления аппендицита, ни прободения язвы желудка, например.

— Как тогда и сейчас вы воспринимали Россию, российские войска, вообще русский народ? Как настоящего врага, с ненавистью, или вы были скорее в недоумении и сейчас вы в удивлении, как это всё получилось?

— Недоумения никак не могло быть, потому что я уже две-три войны прошёл и ещё партизанское движение. Знаете, восприятие было и есть без всякой ненависти, ну, я бы кратко описал так: они за своё государство борются, а я за своё. Когда я вижу российских солдат, конечно, сказать, что при этом испытываю большой восторг и чувство окрыления — это будет неправдой. А к обыкновенным русским людям — обыкновенное отношение. Российские туристы к нам приезжают, я с ними часто общаюсь. Всё нормально.

— Вы упомянули, что боялись попасть в плен к осетинам гораздо больше, вместе с вашими женщинами и ранеными, чем к россиянам. Когда-нибудь грузины и осетины, грузины и абхазы смогут простить друг друга?

— Я сказал, что боялся попасть в плен к осетинским бандформированиям, это важная разница. Непосредственно осетины — это обыкновенный народ, люди, которые живут, как и мы и вы. Кстати, у меня бабушка — осетинка! Что касается восстановления отношений между грузинами и осетинами, то, как только исчезнет «русский фактор», это может случиться очень скоро, через пару лет. Но мирное решение этого конфликта в реальности возможно лишь при условии, что Россия станет цивилизованной страной. Как вы думаете, сколько лет понадобится России на это? Вы не знаете, и я не знаю. Либо есть другой путь, более неприятный для всех — если весь мир решит как-то утихомирить Россию, её геополитический пыл и её амбиции, — полагает грузинский военный врач, ветеран войны 2008 года Лаша Коиава.

Премьер-министр России Дмитрий Медведев, бывший президентом страны в 2008 году, накануне 10-й годовщины «пятидневной войны» в интервью радиостанции «Коммерсант FM» заявил, что планируемое вступление Грузии в НАТО может спровоцировать «страшный конфликт». Он также отметил, что в том конфликте, по его мнению, не было «никакой неизбежности».

В сентябре 2008 года, через месяц после окончания боевых действий, была учреждена комиссия «НАТО — Грузия», призванная восстановить грузинскую военную инфраструктуру и содействовать продвижению страны к членству в Североатлантическом союзе. В июне этого года генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг вновь заявил, что Грузия станет членом Североатлантического союза. В ответ Владимир Путин предупредил, что Кремль «крайне негативно» отреагирует на этот шаг, так как он является «прямой угрозой для национальной безопасности России».