Нарушенное обещание?

Foreign Affairs: Что Запад на самом деле сказал Москве о расширении НАТО

Двадцать пять лет назад в ноябре член Политбюро Восточной Германии сварганил объявление. Суть этого объявления восприняли как ограничение в правилах передвижений, и это вдохновило толпы на штурм границы, разделяющей Восточный и Западный Берлин. Результатом стал знаковый момент, отмечающий точку невозврата в холодной войне: падение Берлинской стены. В последующие месяцы Соединенные Штаты, Советский Союз и Западная Германия вели судьбоносные переговоры по выводу советских войск и воссоединению Германии. Хотя эти переговоры в конечном итоге привели к воссоединению Германии 3 октября 1990 года, в последствии они привели еще и к ожесточенному спору между Россией и Западом. Какое именно соглашение было достигнуто по поводу будущего НАТО? Давали ли США, как часть сделки, официальное обещание Советскому Союзу, что альянс не будет расширяться на восток?

Прошло более двадцати лет, а спор все еще продолжается. Российские дипломаты регулярно утверждают, что Вашингтон дал именно такое обещание в обмен на вывод советских войск из Восточной Германии, и затем нарушил его, приняв в НАТО двенадцать стран Восточной Европы за три очередные раунда расширения. В этом журнале в начале года была опубликована статья специалиста по внешней политике России Александра Лукина, в которой он обвинил президентов США в том, что «западные лидеры забывают обещания, данные Михаилу Горбачеву после объединения Германии – особенно то, что они не будут расширять НАТО на восток». Несомненно, агрессивные действия президента России Владимира Путина в Грузии в 2008 году и на Украине в 2014 году отчасти стимулировались его постоянной обидой на то, что он воспринимает, как нарушение договора с Западом о нерасширении НАТО. Но американские политики и аналитики утверждают, что такого обещания никогда не было. В статье Washington Quarterly в 2009 году, например, ученый Марк Крамер заверил читателей, что российские претензии – абсолютный «миф», но более того – этот «вопрос не стоял во время переговоров по воссоединению Германии».

Сейчас, когда все большее число ранее засекреченных документов периода 1989–1990 годов рассекречены, историки могут пролить новый свет на этот спор. Данные свидетельствуют, что вопреки общепринятому мнению в Вашингтоне, вопрос о будущем НАТО не только в Восточной Германии, но и в Восточной Европе был поднят вскоре после падения Берлинской стены, а именно – в феврале 1990 года. Тогда американские чиновники, работая в тесном сотрудничестве с западногерманскими лидерами, намекнули Москве во время переговоров, что альянс может не расширяться (даже на восточную половину Германии, которую вскоре планировали объединить).

Судя по документам, Соединенные Штаты при помощи Западной Германии сильно давили на Горбачева, потому что нужно было его разрешение на объединение Германии. Но никаких письменных обещаний о будущих планах альянса не давали. Проще говоря, формальной сделки (о чем утверждает Россия) никогда не было, но американские и западногерманские чиновники давали легкие намеки, что такое соглашение можно подписать, и в ответ они получили «зеленый свет», чтобы начать процесс воссоединения Германии. С тех пор спор об этих событиях испортил отношения между Вашингтоном и Москвой.

Как получали «зеленый свет»

Западные лидеры быстро поняли, что падение Берлинской стены вернуло в игру казалось бы давно устоявшиеся вопросы европейской безопасности. К началу 1990 года тема будущей роли НАТО часто поднималась в конфиденциальных беседах между президентом США Джорджем Бушем-старшим, госсекретарем США Джеймсом Бейкером, канцлером Западной Германии Гельмутом Колем, министром иностранных дел Западной Германии Гансом-Дитрихом Геншером и министром иностранных дел Великобритании Дугласом Хердом.

Согласно документам, МИДа Западной Германии, например, Геншер сказал Херду 6 февраля, что Горбачев хотел исключить перспективу будущего расширения НАТО не только в Восточной Германии, но и в Восточной Европе. Геншер предложил, чтобы альянс выступил с публичным заявлением, что «НАТО не намерено расширять свою территорию на восток». «Такое заявление должно быть безотносительным [к Восточной Германии], и, скорее, иметь общий характер», – добавил он. – «Например, Советскому Союзу нужны гарантии безопасности, им нужно знать, что Венгрия, если там сменится власть, не станет частью западного альянса». Геншер призвал НАТО немедленно обсудить этот вопрос, и Херд согласился.

Три дня спустя в Москве Бейкер обсуждал НАТО непосредственно с Горбачевым. В ходе встречи Бейкер делал записи своих собственных замечаний и добавил звездочки рядом с ключевыми словами: «Конечный результат: Единая Гер. скрепленная измененным (полит.) НАТО – чья юрисд. не будет продвигаться на восток!» Записки Бейкера, сделанные 9 февраля, похоже, единственное письменное свидетельство такого обещания, и они поднимают интересный вопрос. Если «конечным результатом» для Бейкера было то, что юрисдикция предоставления коллективной обороны НАТО не будет продвигаться на восток, значит ли это, что она не будет распространяться на территорию бывшей Восточной Германии после воссоединения?

Ответ на этот вопрос, к счастью для потомков, сохранился, поскольку Геншер и Коль как раз собирались посетить Москву сами. Бейкер оставил с послом Западной Германии в Москве секретное письмо для Коля, которое сохранилось в немецких архивах. В нем Бейкер объяснил, что он подал Горбачеву решающую формулировку в виде вопроса: «Вы бы предпочли видеть единую Германию за пределами НАТО, независимой и без американских войск?» – спросил он, видимо, оформляя вариант нейтральной Германии таким образом, чтобы Горбачев счел его непривлекательным. – «Или вы предпочли бы, чтобы объединенная Германия входила в НАТО с заверением, что юрисдикция НАТО не сместится на один дюйм в восточном направлении от своего нынешнего положения?"

Формулировка Бейкером второго, более привлекательного варианта, подразумевала, что юрисдикция НАТО не распространится даже на Восточную Германию, так как «нынешнее положение» НАТО в феврале 1990 года было таким же, как и на протяжении холодной войны: его восточная граница проходила по линии все еще разделяющей два германских государства. Другими словами, де-факто половина объединенной Германии будет входить в альянс, а половина – нет. Как сообщает Бейкер, Горбачев ответил: «Конечно, любое расширение зоны НАТО будет неприемлемо». По мнению Бейкера, реакция Горбачева показала, что «НАТО в его нынешних границах могло бы быть приемлемым».

Получив отчет о том, что произошло в Москве, сотрудники Совета национальной безопасности в Вашингтоне посчитали, что такое решение нельзя осуществить на практике. Как может юрисдикция НАТО распространяться только на половину страны? Такой исход не был ни желательным, ни (как они подозревали) необходимым. В результате Совет национальной безопасности составил письмо Колю от имени Буша. Это письмо прибыло как раз перед тем, как Коль отправился в Москву.

Вместо предположения, что НАТО не будет двигаться на восток, как это сделал Бейкер, в письме предлагалось ввести «особый военный статус того, что в настоящее время является территорией [Восточной Германии]». Хотя в письме точно не определялось, к чему приведет этот особый статус, смысл был ясен: вся Германия будет в альянсе, но чтобы Москве было проще принять такое развитие событий, будут введены компромиссные правила для восточной части (ограничения на деятельность некоторых видов войск НАТО, как потом оказалось).

Таким образом во время подготовки ко встрече с Горбачевым 10 февраля 1990 года Коль оказался в сложном положении. Он получил два письма, по одному на каждом конце своего маршрута из Западной Германии в Советский Союз. Первое – от Буша, а второе – от Бейкера, и в обоих были разные формулировки по одному и тому же вопросу. Письмо Буша предполагало, что граница НАТО начнет двигаться на восток, а письмо Бейкера – что не начнет.

Согласно записям из офиса Коля, канцлер решил вторить Бейкеру, а не Бушу, поскольку более мягкая линия Бейкера скорее дала бы результаты, которых хотел Коль: разрешение Москвы начать объединение Германии. Таким образом, Коль заверил Горбачева, что «естественно, НАТО не может расширить свою территорию на нынешнюю территорию [Восточной Германии]». В переговорах, которые проходили параллельно, Геншер дал понять то же самое своему советскому коллеге Эдуарду Шеварднадзе, говоря: «для нас все ясно: НАТО не будет расширяться на Восток».

Как и после встречи Бейкера с Горбачевым, не было подписано никаких соглашений. Услышав эти неоднократные заверения, Горбачев дал Западной Германии то, что Коль в последствии назвал «зеленым светом» на начало создания экономического и валютного союза между Восточной и Западной Германией – первый шаг на пути воссоединения. Чтобы закрепить эти достижения, Коль сразу провел пресс-конференцию. Как он вспоминал в своих мемуарах, он так обрадовался, что он не мог заснуть в ту ночь, и отправился на долгую, холодную прогулку по Красной площади.

Подкуп Советов

Но слова Коля быстро станут ерундой для ключевых лиц Запада, принимающих решения. После того, как Бейкер вернулся в Вашингтон в середине февраля 1990 года, он согласился с позицией Совета национальной безопасности и принял ее. С тех пор члены команды Буша по вопросам внешней политики соблюдали строгую дисциплину при написании сообщений и не делали никаких дальнейших замечаний по поводу НАТО и его сохранения в границах 1989 года.

Коль тоже откорректировал свою позицию в соответствии с позицией Буша, что показывают расшифровки стенограмм (как США, так и Западной Германии) саммита двух лидеров 24-25 февраля в Кэмп-Дэвиде. Буш объяснил Колю свои чувства по поводу компромисса с Москвой: «К черту это все!» – сказал он. «Мы победили, не они. Мы не можем позволить Советам ухватить победу из пасти поражения». Коль ответил, что им с Бушем придется найти способ успокоить Горбачева, и предположил: «В конечном счете все сойдется к вопросу денег». Буш многозначительно отметил, что у Западной Германии «глубокие карманы». Таким образом возникла простая стратегия. Как Роберт Гейтс (который в то время был заместителем советника по национальной безопасности) позже объяснил это – целью был «подкуп Советов». И Западная Германия эту взятку заплатит.

В апреле Буш озвучил эту мысль в конфиденциальной телеграмме президенту Франции Франсуа Миттерану. Американские представители волновались, что Кремль может попытаться переиграть их, вступив в союз с Великобританией или Францией, которые по-прежнему занимали Берлин, и, учитывая их прошлые столкновения с враждебной Германией, у них были причины разделять беспокойство Советов относительно ее воссоединения. И Буш подчеркнул главные приоритеты для Миттерана: объединенная Германия получит полное членство в НАТО, союзные войска останутся в объединенной Германии даже после того, как советские войска будут выведены, и НАТО продолжит развертывание и ядерного, и обычного вооружения в регионе. Он сообщил Миттерану, что никакая другая организация не может «заменить НАТО как гаранта безопасности и стабильности Запада». Далее он продолжил: «В самом деле, трудно представить себе, как соглашение о Европейской коллективной безопасности, включая Восточную Европу и, возможно, даже Советский Союз, сможет предотвращать угрозы для Западной Европы».

Буш давал понять Миттерану, что доминирующей организацией безопасности в период после холодной войны в Европе должен оставаться НАТО, а не любой общеевропейский альянс. Что и произошло в следующем месяце – Горбачев предложил именно такое ​​общеевропейское соглашение, согласно которому объединенная Германия будет входить и в НАТО, и в Организацию Варшавского договора, тем самым создавая одно большое учреждение безопасности. Горбачев даже выдвинул идею вступления Советского Союза в НАТО. «Вы говорите, что НАТО не направлено против нас, что это просто структура безопасности, которая адаптируется к новым реалиям», – сказал Горбачев Бейкеру в мае, согласно советским архивам. – «Поэтому мы предлагаем вступить в НАТО». Бейкер отказался рассматривать такую идею, отвечая пренебрежительно: «Панъевропейская безопасность – мечта».

На протяжении 1990 года американские и западногерманские дипломаты успешно противостояли таким предложениям, частично ссылаясь на право Германии самостоятельно определять своих партнеров по альянсу. Пока они действовали таким образом, становилось ясно, что догадка Буша и Коля была правильной: на самом деле Горбачев в конце концов будет прогибаться под мнение Запада до тех пор, пока будет получать компенсацию. Грубо говоря, он нуждался в наличных. В мае 1990 года Джек Мэтлок, посол США в Москве, сообщил, что Горбачев начинал выглядеть «все меньше, как контролируемый человек, и все больше [как] лидер в боевой готовности». «Признаков кризиса», – писал он в телеграмме из Москвы, – «множество: резко возросший уровень преступности, распространяющиеся антиправительственные демонстрации, растущие сепаратистские движения, ухудшение экономической производительности… и медленная, неуверенная передача власти от партии государству и от центра периферии».

Москве предстоял нелегкий период, когда нужно было решить эти внутренние проблемы без иностранной помощи и кредитов, а это означало, что она может пойти на компромисс. Вопрос заключался в том, сможет ли Западная Германия оказывать эту ​​помощь таким образом, чтобы Горбачев не посчитал, что его подкупили за согласие на вступление ​​объединенной Германии в НАТО без значимых ограничений на передвижение альянса на восток.

Коль выполнил эту трудную задачу в два этапа: первый – в ходе двусторонней встречи с Горбачевым в июле 1990 года, а второй – посредством ряда эмоциональных телефонных звонков в сентябре 1990 года. Горбачев в конце концов дал свое согласие на включение объединенной Германии в НАТО в обмен на компромиссные меры, например, четырехлетний период отсрочки на вывод советских войск и некоторые ограничения для войск НАТО и ядерного оружия на бывшей территории Восточной Германии. Он также получил 12 млрд немецких марок на строительство жилья для выведенных советских войск и еще три миллиарда в беспроцентный кредит. А вот чего он не получал, так это формальных гарантий относительно нерасширения НАТО.

В августе 1990 года вторжение Саддама Хусейна в Кувейт сразу же опустило Европу в списке внешнеполитических приоритетов Белого дома. После того, как Буш проиграл президентские выборы 1992 года Биллу Клинтону, сотрудникам Буша пришлось освободить свои офисы раньше, чем они ожидали. Похоже, они почти не пообщались с пришедшей на их места командой Клинтона. В результате, сотрудники Клинтона начали работу зная совсем мало или ничего о том, что Вашингтон и Москва обсуждали в отношении НАТО.

Зачатки будущих проблем

Вопреки мнению многих сторонников США, вопрос о расширении НАТО возник рано и обсуждалось расширение не только на Восточную Германию, но и на Восточную Европу. Но вопреки российским обвинениям, Горбачев никогда не получал обещания Запада заморозить границы НАТО. Скорее, среди старших советников Буша был определенный период внутренних несогласий в начале февраля 1990 года, что они и показали Горбачеву. Но к моменту саммита в Кэмп-Дэвиде все члены команды Буша, включая Коля, объединились вокруг предложения, согласно которому Горбачев должен был получить финансовую помощь от Западной Германии (и еще немного) в обмен на разрешение на воссоединение Германии и за то, чтобы объединенная Германия стала частью НАТО.

В краткосрочной перспективе результат был победой для США. Американские представители и их западногерманские коллеги мастерски обыграли Горбачева, расширив НАТО на Восточную Германию и избежав обещаний о будущем альянса. Один из сотрудников Белого дома при Буше, Роберт Хатчинс, вывел дюжину возможных результатов, от «самого благоприятного» (вообще никаких ограничений для НАТО после продвижения на территорию бывшей Восточной Германии) до «самого неблагоприятного» (объединенная Германия полностью не входит в НАТО). В конце концов, США добились результата где-то между лучшим и вторым в списке. Редко одна страна получает так много в международных переговорах.

Но как Бейкер и предвидел в своих воспоминаниях о пребывании на посту госсекретаря: «Практически в каждом достижении, в его успехе, уже есть зачатки будущей проблемы». Россию умышленно оставили на периферии Европы, находящейся в состоянии «после холодной войны». Молодой офицер КГБ, служивший в Восточной Германии в 1989 году десять лет спустя в интервью предложил свое видение той эпохи. В этом интервью он вспомнил свое возвращение в Москву, полное горечи от того, как «Советский Союз сдал позиции в Европе». Его звали Владимир Путин, и в один прекрасный день он будет в силах ответить на эту горечь.

Foreign Affairs