«Выйти на площадь»

Нина Цюрупа

«Нас спрашивают: почему вы не выходите на площадь, как вы, россияне, можете спать спокойно? А как мы можем выйти на площадь?»

Вторую неделю я в Москве. Не потому, что беженка, а потому, что родом из этого огромного, шумного и бестолкового города, и приехала повидать своих. Приехала, как сообщил мне бывший друг в ФБ, «из дикой страны в нормальную», то есть, из Украины – в Россию.

И, конечно, я общаюсь с родными, знакомыми и бабушками-соседками, краем глаза цепляю новости телеканала «Звезда» и краем уха – болтовню в общественном транспорте.

Здесь не говорят про нашу войну.

Она – по всем телеканалам, ее обсуждают, смакуют, обсасывают в эфире. Но о войне не говорят в повседневной реальности.

Здесь по вечерам болтают о детях, пиве, распродажах, книгах и фильмах, реально осуждая запиканный «Левиафан» за чернуху и грязь; здесь недовольны кризисом, подорожанием, курсом доллара, связывают это с Крымнашем. Ругают президента и Думу. Но про войну – ни слова.

Как про Сирию. Можно один раз сказать: «Вау, прикинь, что в Сирии творится!», но только самые упертые отслеживают новости каждый день. И с Украиной – та же ситуация. Никому нет до нас дела, кроме сетевых троллей и близких родственников.

Первую неделю у меня было чувство, что со своими переживаниями о переселенцах, внутренним плачем по погибшим друзьям, волнением о служащих – я оказалась в грязных ботинках на балу. Потому что у нас – война, а тут – сытое спокойствие. И легкое недоумение в глазах: зачем нам это? Зачем нам знать, что у вас там происходит? Да хоть поубивайте друг друга… Маэстро, музыку! Давайте танцевать. И с ботинок пластами на чистый паркет – грязь, грязь, грязь.

Родная бабушка убеждает меня, что «там» фашисты, и надо продать дом и переезжать в благословенную Москву. Но бабушка старая, она верит телевизору и боится слова «фашисты», потому что пережила войну.

Мама с папой просто смотрят грустно и подкармливают. Приятели переводят разговор на другую тему.

А подруга не говорит про войну дома, потому что муж и родители оказываются по другую сторону баррикад, и обсуждение нашей войны может перерасти в семейную свару.  Разное бывает. Но большинству просто нет до нас дела, у этого большинства свои – другие – проблемы.

Или вот сетевые тролли. Те самые, ватные-ватные, которые в комментах в ФБ любят обозвать нашу страну «украдиной», и доказывают, что Мариуполь сам по себе стрелял. Долгое время не могла понять: зачем? Зачем эти мальчики, многие – лично знакомые, менеджеры в крупных городах России, то есть, реальные люди, несут бред в массы. А теперь поняла. Это же нам – по живому, по болящему, а им – упражнение в остроумии. Можно приятно поспорить о рецептах борща или стейка, даже обозвать оппонента «хузяюшкой», а можно поспорить о конфликте в незнакомой стране (потому что из всей Украины они хорошо, если были в Крыму и Киеве, реже – во Львове, Львов – страшный, там русских бьют, агррррр!). Это не от черствости, это от того, что для Россиян наша война – не общая война.

Даже когда у них убивают знакомых, подавшихся на войну за деньгами и адреналином. С тем же успехом знакомые могли записаться в Иностранный легион, и погибнуть в еще более далеком и непонятном краю. Мир праху. Стопочку под черной корочкой.

А вы говорите – выйти на площади… Ради чего? Ради Украины? Нет, не выйдут.

А вот ради себя самих…

Что бы там ни думало пропутинское большинство (если оно реально существует), россияне в массе своей смотрят в будущее хмуро и при этом сильно матерятся. Их вовсе не радуют санкции, подорожание и прочие милые приметы кризиса, и обратно в девяностые не хочется никому.

Кроме того, в России, и это не секрет даже для моей бабушки, целенаправленно гробят профилактическую медицину и среднее образование. Убирают поликлиники (я серьезно), «сливают» школы, объединяя слабые с сильными, не выделяют деньги на диспансеризацию.

Когда в районе закрывают поликлинику, люди начинают нервничать. Когда закрывают еще и больницу, объясняя просто: «Лечитесь дома», - люди нервничают еще сильнее, им не улыбается лечить дома, скажем, проблемы с сердцем.

Но они по-прежнему не выходят на площадь, если не считать самого упорного меньшинства.

Почему?

Очень просто. Они боятся. В России митинги не приводят к переворотам, в России шествием добьешься только одного: тебя посадят. Тебя, твою семью. И можно сколько угодно рассуждать: всех, мол, не пересажаешь, но это становится не важным, когда опасность грозит конкретно тебе. Когда конкретно ты, вышедший на конкретную Манежку, получишь по голове и поедешь в отделение – есть ли тебе дело до «всех», которых «не пересажают»? Тем более, опыт Советского Союза подсказывает: посадить можно очень и очень многих. Лагеря ждут, там только проводку подправить да конвой завезти.

И не потому, что россияне – нация рабов, не потому, что они очень уж другие, они боятся этого. А потому что страх – привычен. Он вбит десятилетиями попыток что-то изменить. Выходили, получали, снова выходили, и снова получали, а теперь – боятся.

И – не забывайте масштабы. Пятьдесят тысяч недовольных активистов в одиннадцатимиллионной Москве – это даже не статистическая погрешность, это – капля в море… Ее легко не заметить. И никто не заметит.

Когда-нибудь они справятся, стряхнут с себя пиявку нынешнего государства.

Но не из-за нас, не из-за Украины.

Они сделают это ради себя самих, если окружающая действительность станет страшнее резиновой дубинки, страшнее воронка, страшнее лагеря и пули. Кто-то погибнет, но кто-то победит. Обязательно. Я в них верю. Не может человек вечно прогибаться, не может жить в страхе. Пусть не это поколение… Но когда-нибудь…

Доживем? Надеюсь, что доживем.