Назад в НКВД

Примечание редакции. Публикуем историю человека, которого боевики жестоко избивали и пытали за то, что он в центре Донецка молился за свою страну.

Пастор Александр Хомченко, которого боевики жестоко избивали и пытали за то, что он в центре Донецка молился за свою страну, на этой неделе дал показания в Брюсселе. Там перед заседанием в Международном суде в Гааге прошло предварительное слушание дела о преступлениях российских военных в Украине.

В день отъезда в Бельгию Александр Хомченко заметно нервничал. Несколько раз повторил фразу: «Вот лечу в Брюссель и думаю: а надо ли? Услышат там наши голоса?» В понедельник в Бельгию на предварительное слушание дела о преступлениях российских военных в Украине уехали три наших соотечественника, которые, находясь в плену, пережили издевательства, пытки и унижение. Историю Ирины Довгань из города Ясиноватая Донецкой области, арестованную за то, что она помогала украинской армии, помнят многие. Женщину, обмотанную украинским флагом, привязали к столбу в Донецке и дали в руки табличку с надписью «Она убивает наших детей. Агент карателей». Прохожие плевали ей в лицо, били… Львовский студент Юрий Яценко просидел в российской тюрьме целый год. Его судили по сфабрикованному обвинению в хранении 41 грамма охотничьего пороха.

\

Слева направо: Александр Хомченко, Юрий Яценко и Ирина Довгань. Cнимок сделан перед отъездом в Брюссель. Фото автора

После того как эти люди выехали на безопасную территорию, у них взяли показания польские полицейские — депутат Европарламента Малгожата Госевская задалась целью собрать сведения и доказать в Гаагском суде, что Россия является спонсором террористов, орудующих в Украине. «Только мне не очень понятно, почему поляков волнует наша судьба, а силовые структуры Украины — нет, — пожимает плечами Александр Хомченко. — Сотрудники СБУ поинтересовались у меня лишь позывными, именами и фамилиями моих мучителей. А что со мной эти мучители делали, их не интересовало. Именно поляки подали обращение в Гаагский суд, доказывая на конкретных примерах, что «ЛНР» и «ДНР» являются международными террористическими организациями, которые спонсирует Россия».

Александр показал мне снимки, сделанные весной и летом 2014 года в Донецке. В самом центре города на площади Конституции он вместе с единомышленниками и прихожанами церкви «Слово жизни», в которой служит пресвитером, поставил молитвенную палатку.

— Мы пригласили представителей всех конфессий и каждый день по вечерам проводили совместные богослужения, — рассказывает Александр Хомченко. — Не было среди нас только священников московского патриархата. Сначала на площади собирались по триста человек. Но с каждым днём ситуация менялась, в городе становилось всё больше боевиков, а людей на богослужения приходило всё меньше. Боялись. Ведь убить могли даже за жёлто-синюю ленточку на одежде. Мы их со временем тоже сняли. В июле на нашу палатку четыре раза нападали молодчики батальона «Оплот» и бывшие «беркутовцы», вставшие на сторону террористов. Мы объясняли им, что молимся за Украину, за всех людей, живущих в стране. Это не помогло. Нашу технику разбили, палатку снесли. Но мы всё равно продолжали собираться на том же месте в шесть часов вечера. Правда, служители церкви уже не приходили. Кому-то пригрозили расстрелом, если ещё раз увидят на площади, кто-то просто испугался… Мне тоже говорили: «Зачем ты туда ходишь, зачем этот героизм? Бог слышит и в подвале». Но я не мог бросить людей. Некоторые подходили ко мне, брали за руку и говорили: «Вы — островок здравомыслия в этом ужасе». Людям нужны были эти молитвы и встречи.

В центре Донецка молитвенный марафон продлился 158 дней. Каждый вечер Александр проводил здесь службы. Фото из семейного альбома

Днём Александр занимался тем, что вывозил из Донецка на украинскую территорию семьи с маленькими и больными детьми. Тогда ещё не везде стояли блокпосты, из города можно было выбраться просёлочными дорогами.

— Всем, кто подходил к нам на площади, мы давали номер телефона, по которому можно было сообщить о своём желании выехать из Донецка, собирали информацию, а затем организовывали отправку людей, — продолжает Александр. — Привлекли к этому владельцев больших автобусов. А семьи с инвалидами я вывозил на своей легковушке. Как-то вёз молоденькую девочку с крошечным ребёнком. Увидел, что между Ясиноватой и Авдеевкой лупят «Грады». Причём так мощно, что земля содрогалась под ногами. Я спросил кого-то из местных, как мне проскочить, чтобы вывезти мамочку. Мне махнули в сторону респектабельного загородного клуба для богатых «Царская охота». Проезжая мимо, подумал: какая-то договорная у нас война идёт. Там на террасах сидели люди, выпивали, ели, отдыхали, как будто рядом нет обстрелов. Кстати, в «Царскую охоту», насколько я знаю, ни один снаряд в тот период не попал… В общем, мы едем. Машину бросает из стороны в сторону. Мамочка плачет, боится. Я ей говорю: «Молись, как умеешь, и Бог спасёт».

Арестовали Александра 4 августа, когда он, вывезя ещё одну семью из города, приехал на вечернюю службу.

— Каждый день я шёл на площадь, как на Голгофу, — вспоминает пастор. — В тот день мы, кроме обычной молитвы, ещё поздравляли с днём рождения двух прихожанок. По этому случаю я купил два букета цветов и конфеты. Понимаете, тогда в Донецке я каждый день жил так, как будто он последний. И радовался всему хорошему, что происходило. Мы молились, а мимо по улице проезжали танки, БТРы… Когда люди начали расходиться, я постарался проследить, чтобы все спокойно разошлись по домам. Как вдруг увидел — ведут именинницу Роксану. Она, может, и уехала бы из города, но её отец, профессор, категорически отказался: «Библиотеку не брошу». А в библиотеке пять тысяч томов. Подходят ко мне: «Мы разведка украинской православной армии (так в оригинальном тексте, скорее всего, автор имел в виду Русскую православную армию Безлера, — примечание редакции). Вы арестованы. Кто позволил вам собираться на площади?» Я показал разрешение, полученное в мэрии. Но боевик его порвал. Нас отвезли в здание областного управления милиции. Там обвинили: «Да на вас креста нет. Какие же вы православные?» И тут Роксана показывает: «На мне есть крестик». Её вскоре отпустили. Отдали цветы, коробку конфет… А меня и моего помощника Валеру отправили в Макеевку. Когда увидел надпись, которую сделали бандиты на здании, подумал, что мне мерещится. Там было написано: «НКВД».

Александра били, пытали, связав руки за спиной, подвешивали на дыбу. В одной из комнат этого «НКВД» он увидел полный набор инструментов для пыток. «Вспомнилось всё, что читал об инквизиции», — находит в себе силы шутить мой собеседник. В карманах у пастора боевики нашли талоны на бензин, а в техпаспорте на машину увидели днепропетровские номера. «Да ты на Коломойского работаешь!», — заявили бандиты. У Александра начали допытываться, на кого он работает, кто его спонсирует, кому отчитывается…

— Затем меня повезли в областное управление МВД Донецка, — продолжает Александр. — Пытавший меня бандит сказал, что сам приехал из Белгорода бороться с фашизмом. Я в очередной раз удивился: за православие у вас сражается человек с позывным «Бес», с фашизмом борется некто «Абвер». Все у них там перепуталось.

За четыре дня плена Александра трижды выводили на расстрел.

— Когда первый раз поставили к стенке, автоматная очередь прошла над головой,— вспоминает пастор. — Хотя, честно говоря, я был готов к тому, что меня убьют. За первые сутки моего плена слышал и видел, как убивают украинцев. Кого-то расстреливали из автомата, на ком-то испытывали гранатомет. Одного поставили на колени и застрелили в затылок из пистолета… Второй раз меня вывели убивать в Макеевке. Поставили на краю ямы, заполненной телами расстрелянных пленников. После войны мы найдем еще много таких братских могил… Когда стоял над телами, перед глазами пролетела вся жизнь. Понял, где недолюбил, кому что недодал… В тот момент я покаялся. И сказал четырём отморозкам, стоявшим напротив меня: «Спасибо вам, друзья мои. Я знаю, куда иду, а ваша дорога — в никуда». В этот момент раздались автоматные очереди. Но пули пролетели мимо…

— Почему вас не расстреляли?

— Не знаю, — пожимает плечами Александр. — Бог вмешался. Начальник контрразведки внезапно отдал приказ: «Батюшку не трогать». Думаю, побоялся огласки. Ведь под «НКВД» собрались прихожане нашей церкви, стали громко молиться. И меня им отдали. Бандиты были постоянно пьяными. Знаете, где они брали водку? Ловили женщин с длинными волосами, стригли их под ноль, косы сдавали — и получали деньги на выпивку. Я знаю, что мне нельзя появляться в родном Донецке, потому что занесен в расстрельные списки. Люди, оставшиеся в городе, говорят, что из тех, кто меня пытал, никого уже нет в живых.

Следы пыток на теле Александра

Освободившись из плена, Александр уехал в Мариуполь к ученикам. Там его уже ждали дочь с внуками и зять. Сыновья пастора остались в Донецке.

— Мне предложили на выбор служение в Киеве или Одессе, — говорит пастор. — Но я заехал к своему другу в Николаев, да так там и остаюсь до сих пор. Смешно получилось. Узнав о моем освобождении, мне позвонил хороший приятель: «Александр, приезжай ко мне! Заколем кабанчика». «А он-то в чем виноват?» — пошутил я.

Пастор живёт в комнатке при церкви. Довольствуется малым. Главной своей миссией сейчас считает поездки в зону АТО к украинским военным, защищающим страну.

— В окопах мне часто задают не совсем религиозные вопросы: «За что мы здесь воюем?», — рассказывает Александр. — И я объясняю: не путайте страну с государством, а правительство с народом. Я не поднимаю патриотический дух бойцов. Моя задача — спасать души этих ребят.

— О чём вас спрашивали польские полицейские, собирая данные для Европейского суда?

— Обо всём. Даже в какой камере я находился, когда и кто ко мне приходил, как долго меня били… О каждой мелочи. Их интересовало и то, что у меня забрали. Мою машину разобрали полностью. Сняли колёса, аккумулятор. От неё остался голый кузов. В Донецке у меня были квартира и дом. В них сейчас живут сыновья. Если бандиты видят пустующее жильё, тут же вламываются. Поначалу они делали это по ночам, но вскоре перестали стесняться. Среди бела дня выносят всё, что им нравится. Да вспомните, как разграбили супермаркет «Метро». Мародёрство в чистом виде. Тащили алкоголь ящиками, десятки пар джинсов, куртки… Сколько нужно человеку, сколько он с собой заберёт?..

В Брюссель пастор Александр взял рисунки детей, живущих в Марьинке, и снимки молитвенного донецкого майдана, который продержался 158 дней.

Источник: «Факты»