По дороге в Дамбасск

Иван Давыдов

Примечание редакции: Предлагаем вам статью человека, который рискнул здоровьем и пересмотрел последние выпуски Киселёва, чтобы сообщить вам немного выжимки из них.

С конца сентября новости из Латакии и Хомса вытеснили из телеэфира Украину. Можно ли незаметно подменить одну войну другой и какие тезисы и приёмы для этого понадобятся — разбирался The New Times.

Что делать в Сирии, Дмитрий Киселёв знал заранее, «Вести недели», 27 сентября 2015 года

Казавшийся бесконечным боевик о подвигах ополченцев самопровозглашённых республик уходит с российских телеэкранов. Телезрителю — а в политическом пространстве россиянин и есть телезритель, нет у него ни иных прав, ни иных функций, он должен только смотреть и одобрять, — требуется новый блокбастер. И он есть. Премьера сезона — «Россия побеждает ИГИЛ в Сирии» — состоялась 27 сентября в выпусках всех информационно-аналитических программ на федеральных телеканалах. Рекламная кампания, как и положено, началась ещё раньше.

Количество материалов о событиях в Украине в выпусках новостей неуклонно снижалось: по данным информационно-аналитической системы «Медиалогия», в сентябре эта тема затрагивалась на телеканалах всего 250 раз. Для сравнения — в августе 750 раз, а, например, в феврале — свыше 1250. А в последний день сентября начинается военная операция в Сирии — объявленная законная война, которой не нужно стесняться. Совсем даже наоборот — ею можно и нужно гордиться.

После Украины

Пропагандистская кампания, которую официальные СМИ, в первую очередь, телевидение, ведут с начала противостояния на Майдане, оказалась очень эффективной. Она не просто смогла обосновать действия (а временами и бездействие) российской власти. Она изменила сознание россиян. Это, надо признать, большая творческая удача режима и его специалистов по работе с общественным мнением. Но это ещё и серьёзная проблема.

Россиянину была предложена целостная картина мира, и он в этом мире начал жить.

В центре этого мира — Россия, последний оплот традиционных ценностей (они же — общечеловеческие). Россия встаёт с колен, возвращает исконные земли и не дает человечеству погрузиться в хаос. Вокруг враги, причём внешние важнее внутренних. Внутренние вообще не существуют сами по себе, они зависимы от внешних, они берут у внешних деньги и действуют по их указке. Где-то на окраинах России (тут этимология слова «Украина» пришла пропагандистам на помощь) внешним врагам удалось посеять смуту. Поднял голову фашизм. В отдельных регионах, впрочем, нашлись герои, способные фашизму сопротивляться с оружием в руках. А там, где героев не нашлось, — там катастрофа.

«Фашизм» здесь слово ключевое. Борьба с фашизмом — концепт, который позволяет вписать собственные действия в историю, провести прямую от Победы, юбилей которой праздновался с невероятным размахом, до побед, реальных и воображаемых, дня сегодняшнего.

Задача российской власти — помочь братскому народу Донбасса в его борьбе с воскресшим фашизмом, а также не допустить повторения «украинского сценария» у нас. А единственная задача россиянина (он же — телезритель) — ни в коем случае не мешать власти.

Схема сработала. Россиянин поверил. Слова «фашист» и «бендеровец» вошли в бытовой лексикон в качестве обиходных ругательств. Зверства «киевской хунты» обсуждали в трамваях и на кухнях; ситуация внутри страны перестала занимать умы. Но ещё — а это как раз проблема — россиянин привык к своей новой картине мира и теперь нуждается в постоянной информационной подпитке. Нельзя просто так взять и перестать транслировать то, без чего жизнь уже не помыслить. Нельзя позволить телезрителю (он же — россиянин) оглянуться вокруг и задуматься. Нельзя разрешить ему вернуться в Россию.

Новые задачи

Таким образом, целей у пропаганды две. Во-первых, объяснить произошедшую смену приоритетов. Рассказать, почему необходимо вести войну с радикал-исламистами (в число которых уже записаны оптом все враги Президента Башара Асада) в Сирии. И во-вторых, куда более тонкая цель — не просто пересадить россиянина с новостей об украинской войне на новости о войне в каких-то далеких и непонятных пустынях, но сделать это с максимальной осторожностью, сохранив структуру воображаемого мира, в котором россиянин привык жить. Ведь эта структура объясняет и недопустимость гражданского политического действия внутри страны, и преступность не просто покушения на власть, но даже каких-либо критических вопросов по поводу её действий.

Никаких сложностей с тем, чтобы заставить россиян сопереживать бедам Донбасса и злорадствовать по поводу неудач «свидомых», пропаганда не испытала — Украина рядом. Воспринимать её всерьёз как самостоятельную и независимую страну большинство россиян так и не научилось. Там — братский народ (может быть, за исключением Львова с окрестностями). А то и вовсе — наш народ. Свои. Говорящие по-русски и на «мову», над которой так приятно потешаться, переходящие разве что в националистическом угаре. В этой схеме вмешательство в чужие дела выглядит естественным. Тем более, что и внешний враг у нас тоже общий. Просто там ему удалось победить, возможно, на время.

С арабами, убивающими друг друга не пойми где, всё не так. Дамаск — не Донбасс. У нас нет общей истории и общего языка. А самое страшное для пропаганды в том, что внешний враг там сейчас оказывается ещё и союзником. Мы воюем против ИГИЛ. И американцы воюют против ИГИЛ. Плохо, неэффективно и неправильно. Но воюют.

Спецкор «России-24» Евгений Поддубный ведёт репортаж с театра военных действий: Дамаск или Донецк? 28 сентября 2015 года

Логика миростроительства

Пропаганда не боится противоречий — в мире телезрителя вообще нет «вчера», одно только вечное «сейчас». 4 августа 2015 года телеканалы транслировали официальное заявление Кремля: «Участие российских войск в сирийском конфликте исключено. Авиация России также не будет участвовать в воздушной атаке позиций ИГИЛ совместно с США». Никто из телеведущих этих слов не вспомнил, комментируя выступление главы Администрации Президента Сергея Иванова в Совете Федерации 30 сентября. Иванов вкратце набросал схему, объясняющую необходимость воевать в Сирии. «Речь идёт исключительно о национальных интересах Российской Федерации» — это раз. Число граждан России, воюющих на стороне ИГИЛ, растёт «не по дням, а по часам», — это два. Если не остановить их, пока они сражаются против легитимного Президента Асада, они вернутся и будут убивать россиян здесь — это три. Иванов от имени Владимира Путина попросил СФ о разрешении на использование российских войск за рубежом. СФ разрешение дал, и уже через несколько часов российские ВВС нанесли удар по городу Хомс (см. стр. 20).

Новость о начале войны, кажется, застала всех врасплох. А ведь надо было просто внимательно смотреть телевизор. Ещё 27 сентября в «Вестях недели» Дмитрий Киселёв почти дословно предвосхитил речь Сергея Иванова перед сенаторами. Передача его — как и все информационно-аналитические программы на метровых каналах в тот день — посвящена была в основном подготовке к выступлению Путина в ООН. Никакого Донбасса. Где-то в самом конце — скромный сюжет о новых нелепых решениях незадачливого украинского руководства. А первым материалом — нарезка кадров с сирийской войны, перемежаемых установочным, программным комментарием телеведущего. «Важнейшая тема — Сирия… Это наш важнейший союзник, который непосредственно, как Путин говорит, «на территории» оказывает сопротивление террористическому «Исламскому государству». США хотят свергнуть Асада, и «в этом смысле» они — «по одну линию фронта с варварами». «Россия понимает, что если правительство Асада падёт, то у террористов освободятся силы для дальнейшего продвижения в нашу сторону… Поэтому лучше остановить дикарей там». «Тысячи выходцев из стран бывшего СССР, включая россиян», воющих за ИГИЛ, также были упомянуты. И снова: «Уж лучше их обезвредить там». Киселёв анонсировал войну за три дня до решения Совфеда.

Это и есть каркас новой пропагандистской схемы: мы защищаем себя от реальной угрозы вторжения террористов (кстати, и в самом деле куда более реальной, чем «вторжение правосеков», которым тот же Киселёв время от времени пугал телезрителей ещё совсем недавно). Асад — наш. Он потому и незаменим, что является последним оплотом противостояния террористам. Американцы создали крайне неэффективную коалицию для борьбы с ИГИЛ, потому что их «не пугает расползание терроризма в нашу сторону». «Они далеко, а нам в этом полушарии жить». Владимир Путин ещё в июне предложил создать настоящую эффективную коалицию. Время пришло.

Царь-пропагандист

Выступление Путина на Генеральной Ассамблее ООН — это ещё и продукт для внутреннего употребления, сырьё для пропагандистских интерпретаций. 28 сентября на канале «Россия-24» запустили счётчик, который отсчитывал минуты до начала заседания. Атмосферу нагнетали как могли, и не случайно именно Путин сказал главные слова, которых так не хватало новому пропагандистскому образу мира. Повторив предложение о создании правильной коалиции для борьбы с ИГИЛ, он сравнил её с антигитлеровской, а исламистов — с нацистами: и те и другие «сеют зло и человеконенавистничество». Что, кстати, правда.

Потом был бесконечный ряд комментариев на всех каналах. Привычные персонажи, с 2013 года размышлявшие о делах украинских в компании Владимира Соловьёва и Петра Толстого, поголовно оказались вдруг экспертами по Ближнему Востоку. Ирина Яровая назвала выступление Путина «позицией высочайшего достоинства». Игорь Коротченко пнул походя Барака Обаму — «это была речь проигравшего». Короче и точнее прочих высказался глава холдинга News Media Арам Габрелянов. Он написал в твиттере во время речи Путина: «Гордость!!!» И чуть позже: «Лидер мира!!!»

После официального объявления о начале военной операции восторг патриотический в телевизоре сменился восторгом милитаристским, а новый сериал обернулся сериалом привычным: в роли героического ополченца Донбасса — Президент Асад. В роли нацистской хунты — «варварский халифат». Тоже, по сути, нацистский. И Россия уже без стеснения, защищая себя от террористической угрозы, выступает на стороне сил добра. Не просто так, а по просьбе легитимных властей Сирии. В отличие от некоторых самозванцев.

Радость узнавания

28 сентября в эфире «России-24» появился сюжет о боях на окраине Дамаска. Корреспондент Евгений Поддубный — знакомый по репортажам из Донецка. На нём та же каска и тот же бронежилет. Вокруг — героические ополченцы (он так и говорит о бойцах армии Асада: «по сути, те же ополченцы»). Просто они чуть более смуглые, чем привычные телезрителю герои Донбасса. Хотя, возможно, это пороховая копоть. И позывные у них арабские, пока ещё чужие русскому уху. Вместо снега — песок. И руины, так похожие на руины донецкого аэропорта. Впрочем, все руины похожи.

С 30 сентября на телеэкранах — новые кадры, вместо камеры — оптико-телевизионный прицел, то, что видит летчик перед бомбовым ударом. Кубики домов. Взрыв. Лёгкая победа. Cенатор Константин Косачев уже успел, слегка опережая события, назвать операцию в Сирии «успехом России» и заодно «костью в горле для Запада».

Это и есть предложение телезрителю от пропагандистов на данный момент: максимальная знакомость новых пейзажей. Старые слова для описания новой войны. Гордость. Привычный патриотический восторг. Посрамленный, в силу своей неумелости, внешний враг, который всё-таки не совсем враг. А тот враг, который совсем враг, — уничтожается в прямом эфире.

В зоне умолчания — во-первых, цена войны. В рублях. Вопроса «сколько это стоит» никто в телевизоре и не пытается задать. Во-вторых, перспективы потерь с нашей стороны. Тем более, что информация о военных потерях в мирное время засекречена специальным указом Президента ещё в мае. И в-третьих, почти позабытое уже жителями больших городов чувство страха перед возможностью теракта. Того самого теракта, который был бы таким уместным в новой-старой пропагандистской картине мира.

Источник: The New Times