Без неба.

Над нашим поселком неба не было. Поэтому мы ходили смотреть на луну и птиц в город. На другой берег реки.

Горожане недолюбливали нас. Но препятствий не чинили. Даже оборудовали на одном из холмов, там, где кирпичная  церковь, смотровую площадку. Поскольку они почему-то считали нас пьяницами, на площадке, кроме скамеек и платного телескопа, разместили небольшую пивную. И полицейский пост.

Горожан можно понять. Они много страдали от злобы и зависти приезжих. И хоть нам было обидно, что в нас, их ближайших соседях,почти горожанах,они  видели чужаков, но понять их было можно. Ведь и они все-таки нас понимали. Не гнали. Что бы ни писали их сайты, не гнали.

Всем ведь понятно, если честно, что мы остались без неба не по своей вине. Напротив, нам в каком-то смысле выпала большая честь. Ведь маршалы четырех коалиций выбрали именно наше небо для генерального сражения. Потому что небо над нашим поселком было лучшим в мире. Ровное, безоблачное. Солнце текло по нему широкой спокойной рекой. Я его хорошо помню. Солнце. И небо.

Маршалы нашли это место идеальным для последней битвы. Неудивительно.

Тогда все армии были воздушные. А тут - нулевая облачность, нулевая турбулентность. И вообще.

Это была первая нелинейная война. В примитивных войнах девятнадцатого, двадцатого и других средних веков дрались обычно две стороны. Две нации или два временных союза. Теперь столкнулись четыре коалиции. И не то, что двое на двое. Или трое против одного. Нет. Все против всех.

И что это были за коалиции! Не такие, как раньше. Редкие государства входили в них целиком. Случалось, несколько провинций выступали на одной стороне, несколько на другой, а какой-нибудь город или поколение, или пол, или профессиональное сообщество того же государства - на третьей. Потом они могли переменить положение. Перейти в какой угодно лагерь. Иногда прямо в бою.

Задачи конфликтующих были очень разные. У кого что, как говорится. Захват спорных участков шельфа. Насильственная презентация свежей религии. Повышение рейтингов и котировок. Испытание новых боевых лучей и самолетов. Окончательный запрет деления людей на мужчин и женщин, так как половая разобщенность подрывает единство нации. И так далее.

Простодушные полководцы прошлого стремились к победе. Теперь поступали не так глупо. То есть, некоторые, конечно, держались старых обычаев. И пытались вытащить из архивов туманные заклинания. Типа победа будет за нами. Местами срабатывало. Но в основном понимали войну как процесс. Точнее, часть процесса, острую его фазу. Не самую, может быть, важную.

Некоторые народы присоединились к войне специально, чтобы потерпеть поражение. Их вдохновлял расцвет Германии и Франции после разгрома во второй мировой. Оказалось, добиться такого поражения ничуть не проще, чем победы. Для этого нужны и решимость, и жертвенность, и чрезвычайное напряжение всех сил. А вместе с тем изворотливость, хладнокровие, умение выгодно распорядиться собственными трусостью и тупостью.

Но все это было осознано и проанализировано потом. Историками и экономистами. А тогда просто шла война. Пятая мировая.  Довольно страшная. Мне было шесть лет. Нам всем было по шесть лет. Всем, кто сегодня входит в Общество. Кому сегодня тридцать шесть. Мы помним, как с четырех сторон на наше небо слетелись четыре великие армады. Это не были ревущие, свистящие и воющие летательные аппараты старого образца, какие мы привыкли видеть в видеохронике. Впервые применялась новейшая, абсолютно бесшумная техника. С какими-то невиданными системами полного звукопоглощения. Сотни тысяч самолетов, вертолетов, ракет уничтожали друг друга весь день. В гробовой тишине. Даже падая, они молчали. Иногда вскрикивали гибнущие пилоты. Но редко. Потому что почти все машины были беспилотные. Тогда вообще вошло стремительно в моду все беспилотное. И не только средства транспорта. Возникли отели без управляющих, магазины без продавцов, дома без хозяев. Финансовые и промышленные фирмы без директоров. Образовалась в результате  демократических революций даже пара беспилотных государств. Что уж говорить о самолетах. То есть, некому было кричать, разбиваясь о крыши, мостовые и памятники. Хрустели и трещали только наши дома под градом обломков. Разрушаясь. И то не громко. Системы звукопоглощения действовали почти на всю гkубину боя.

Наши родители пытались укрыть нас в городе. Над городом небо было чистым. Но город закрыли. Родители звали с нашего берега на помощь. Умоляли принять хотя бы детей. Хотя бы только тех, кто младше десяти лет. Или семи. Или трех. Или одного года.  И только девочек. И так далее. Горожане не открыли. Их можно было понять. Горожан. И родителей, конечно, тоже. В том числе, моих.

Отец сказал: не откроют,  надо закопаться. Мы уползли в прибрежный песок , кажется, за минуту. Все. Даже самые толстые и старые из нас. Люди плохо знают себя. Они, как это ни странно,на самом деле гораздо проворнее и умнее червей. Деталь - была зима. Мороз. Песок был твердым.

Мама и папа зарылись вместе со мной. Они были теплые. И мягкие. Папа, человек смешливый и хитрый, прихватил из дома мои любимые конфеты. Полный карман. А мама игровой наладонник. От него в норе было нескучно и светло. Так что я отлично провел время. На нас упал хвост самолета. Ближе к вечеру.

Истребители Северной коалиции были сверхлегкими. Из почти невесомых материалов. Если бы такой истребитель упал на нас даже весь,целиком, он не причинил бы нам серьезного вреда. Тем более, что папа зарыл нас довольно глубоко.

В место, где мы спрятались, угодила задняя часть другого самолета. К сожалению. Штурмовика  Юго-восточной Лиги. Устаревшей машины. Относительно тихоходной. И тяжелой. Нора была глубока. Но не настолько, насколько хвост штурмовика тяжел. И песок над нами прочно смерзся. Прочно. И все же - это был песок. Не бетон, не сталь, не покров Богородицы. Песок. Песок ведь не сталь. Я тогда это хорошо усвоил. Раз и навсегда. И до сих пор - разбудите меня ночью, спросите: песок это сталь или нет? Я отвечу: нет. С ходу. Ни на миг не задумавшись, не усомнившись. Нет.

Я лежал между мамой и папой. Удара не слышал. Возможно, отец как-нибудь забавно крякнул, когда неимоверная тяжесть расплющила его. Или грубо выругался. Однажды у него что-то такое вырвалось при мне. Напугало. Возможно, какой-то звук издала и мама. Но не обязательно. Не уверен, что она успела хотя бы  виновато улыбнуться, как делала всегда , если происходило что-нибудь неприятное с папой или со мной. Надеюсь, им было не больно.

Их убило. Меня нет. Смерть увязла в их телах. И не дотянулась до моего. Мой мозг лишь обдало ее черной духотой. Кое-что выкипело из моего мозга. Испарилось. Третье измерение. Высота.

Меня утром откопали. Простуженного. Потому что родители быстро остыли. И стали как песок. Я увидел двухмерный мир. Бесконечный в длину и ширину. Но без высоты. Без неба. Где оно, спросил я. Да вот же, ответили мне. Не вижу, не вижу.  Мне стало страшно.

Меня лечили. Не вылечили. Такая контузия. Тяжелая. Не лечится. Хвост штурмовика раздавил сознание в лепешку. Оно стало плоским. Простым. Что я вижу вместо неба над поселком? Ничего. Как это выглядит? На что похоже? Никак. Ни на что. То есть, это не то , чтобы непередаваемо, невыразимо. Этого именно нет, ничего нет.

Таких, как я , калек насчиталось  после войны около ста. Все мы, двухмерные, оказались почему-то одногодками. Почему, никто не понял. Городские ученые какое-то время копались в наших сознаниях. Написали несколько трактатов. Таскали нас по симпозиумам и ток-шоу. Образовалось несколько фондов в нашу поддержку. Смеяться над нами запретили специальным законом. Построили для нас смотровую площадку и благотворительную пивную. Потом мы вышли из моды. Надоели. О нас забыли.

Если бы мы только не видели неба над поселком, то это бы еще ничего. Но самые наши мысли потеряли высоту. Стали двухмерными. Мы понимали только "да" и "нет". Только "черное" и "белое". Никаких неясностей. Никаких полутонов. Никакой спасительной уклончивости. Мы не умели врать. Все понимали буквально. А значит, были абсолютно нежизнеспособны. Беспомощны. За нами требовался постоянный уход. А нас бросили. Не брали на работу. Не платили пенсию по инвалидности. Многие из нас деградировали. Пропали, сгинули. Оставшиеся на плаву самоорганизовались. Чтобы вместе спастись. Или погибнуть вместе.

Мы основали Общество. Подготовили восстание простых двухмерных людей против сложных и лукавых. Против тех, кто не отвечает ни "да"  , ни "нет". Кто не говорит:"черное", "белое". Кто знает третье слово. Много, очень много третьих слов. Пустых, лживых. Запутывающих пути,  затемняющих  правду. В этих темнотах и паутинах, в этих мнимых сложностях - прячется и размножается вся мерзость мира. Они дом Сатаны. Там делают деньги и бомбы. Говоря: "Dот деньги для блага честных, вот бомбы для защиты любви".

Выступаем завтра. Победим. Или погибнем. Третьего не дано.

Натан Дубовицкий

Источник

http://youtu.be/QdGYqFe6_8g