Перейти до основного вмісту

Война на пороге Европы

Нейробиология в грубом приближении различает три части головного мозга человека, сформировавшиеся по мере эволюции.

Примечание редакции. А вот почитайте, что российская агентура в Европе вещает, прикрываясь работой политолога и воспоминаниями о страшной войне в Европе в прошлом. Пророссийские тезисы, вставленные в обвинения России в агрессии, - высший пилотаж отработки газпромовских денег.

Немецкий политолог Констанце Штельценмюллер о том, как Европе и США вести себя по отношению к России.

На конференции по безопасности в Мюнхене в феврале сенатор Джон Маккейн обвинил Ангелу Меркель, что она не знает или не беспокоится о бойне, которая происходит на Украине, ведь канцлер противится поставкам летального оружия Киеву. Маккейн явно ошибается. Меркель прикладывает больше усилий, чем остальные европейские лидеры, чтобы привести Москву в чувство и не допустить катастрофы. Мы, европейцы, знаем войну по рассказам дедов и родителей. Для немцев, рожденных после Второй мировой, память о ней смешана со стыдом, сожалением и ответственностью. Что до меня, бывшего репортера, то я вряд ли смогу забыть смесь запаха горящей древесины и сладковатого запаха трупов в Кигали, разоренные фермы Боснии, эфиопских солдат, расстрелянных снайперами Эритреи, истощенных и напуганных афганских детей.

Но война уже вернулась в Европу. Вторые минские соглашения дали миру перевести дух, но мы вновь видим сообщения о нарушениях перемирия с обеих сторон. Но главное – это не избавляет нас от важнейшей дилеммы: что повлечет больше страданий – вооружение украинской армии или отказ от него? Ответить на этот вопрос нелегко. Мы стоим перед классическим трагическим выбором: любое решение плохо, мы не до конца понимаем ситуацию, но вынуждены выбирать. Это лишний довод в пользу того, чтобы не увлекаться дихотомией вроде «оружие или примирение» или, наоборот, «переговоры или раздувание пожара». Все стороны конфликта – Украина, Россия, США и Европа – должны ответить на ряд непростых вопросов.

Нет сомнений, что Украина стала жертвой агрессии со стороны России. Это укрепило национальное самосознание украинцев и их решимость идти на сближение с Европой и Западом, несмотря на традиционно глубокие связи с Россией. Но легитимность украинской власти и ее слабые демократические институты подрываются олигархами, которые ведут себя как феодальные царьки, командующие собственными армиями. Все эти формирования должны надеть форму государственной армии и подчиниться Киеву, избавившись от сомнительных эмблем и знаков отличия. Щедрые пожертвования этих олигархов в украинский фонд госстроительства, без сомнения, благотворно скажутся на настроениях западных доноров.

Реалисты не устают напоминать, что Россия обладает «эскалационным превосходством», т. е. способна подчинить себе Украину, заставив Запад бессильно за этим наблюдать. Но нет причин верить, что этим все и закончится. Неужели московское руководство всерьез верит, что затягивание Украины (и возможно, других стран региона) обратно в сферу исключительных интересов России гарантирует ей власть и уважение? Это не поможет вернуть утраченное величие России, окончательно испортит отношения с Западом и сделает страну парией, на которую побежденные смотрят с ненавистью и сопротивляются, а остальные – с опаской и презрением (так недавно Сергея Лаврова, профессионала с внушительным стажем, высмеяли в Мюнхене). Бояться нужно не силы России, а ее слабости; не ее способности побеждать, а неумения находить компромисс; не имперских иллюзий, а растущей неспособности обеспечить своим гражданам пристойный уровень благосостояния.

США, судя по стратегии национальной безопасности, пока «приговорены» к мировому лидерству. Но в случае Украины администрация Обамы, плотно и конструктивно работающая с ЕС и с Германией в частности, передала инициативу партнерам из Старого Света. Несмотря на воинственные выкрики из конгресса, Белый дом до сих пор взвешивает доводы pro et contra относительно поставок Киеву летального вооружения.

Неспроста: каждый раз, когда Америка пыталась вмешиваться в конфликт чужими руками (от никарагуанских контрас до афганских моджахедов), дело заканчивалось необходимостью личного вмешательства. Оно дорого обходилось Штатам, а еще дороже – всем остальным. Как далеко Америка готова зайти на этот раз и сможет ли придерживаться выбранного курса? И если уж ее так заботит судьба Украины (т. е. дело не только в том, чтобы поставить Россию на место), почему она не инвестирует в трансформацию страны и борьбу с усугубляющейся гуманитарной катастрофой куда активнее, чем сейчас? С еще большим основанием те же вопросы стоило бы адресовать Европе: наша ответственность за происходящее еще больше, а ставки – выше. Американский орел может позволить себе не считать Украину стратегически значимой; парить и пикировать над схваткой, периодически вступая в перепалки с Россией, и посматривать на Китай – непозволительная роскошь для европейцев, живущих с Украиной на одном континенте.

Украина – это сплошные проблемы. Ее демократически избранные лидеры и институты, ее гражданское общество, отстаивающее право на собственный курс, ее соседство с четырьмя странами ЕС – все это весомые причины оказать ей поддержку. Не надо забывать, что несостоявшееся государство с более чем 40 млн жителей у наших границ способно дестабилизировать обстановку у всех соседей – от Белоруссии до Кавказа. Оно может стать угрозой процветанию и безопасности всей Европы.

Если Украина заимствует польскую модель с ее демократическими преобразованиями, она сможет стать центром притяжения для соседей, включая Россию. Этого Путин и люди его склада должны бояться больше огня. Ведь встанет вопрос: почему Россия не может достичь того, что удалось Польше и к чему стремится Украина?

Польский вариант был бы для Украины лучшим выходом, но на это потребуются десятки лет. Польша потратила четверть века, чтобы добиться нынешнего положения. А делить континент с современной Россией Европа должна уже сейчас. Если Москва грозит, запугивает и не стесняется применять силу к своим (и нашим) соседям, то это наше дело. Речь не только о покушении на наши фундаментальные ценности, но и о прямом противоречии с нашими интересами. К тому же мы не можем оставаться безразличными к тому, что происходит в России, что творится с ее гражданским обществом.

Коррумпированные элиты, рушащаяся экономика, гонения на свободу слова, циничный и не стесняющийся фальсификаций этнонационализм, утверждающий, что Европой управляют атеисты, геи и фашисты (в то время как Марин Ле Пен чествует Госдума), – вот лучшее, что бывший подполковник КГБ Владимир Путин может предложить своей стране. Даже если большинство поддерживает нынешнее российское правительство, увеличивающиеся темпы бегства капитала и настроения среднего класса говорят сами за себя. В обозримом будущем Россия останется источником угрозы для всего континента. Чтобы иметь с ней дело, Европе понадобится много мужества и осторожности.

Берлин оказался в центре тайфуна, разбушевавшегося в Европе. Воздух германской столицы напитан напряженностью и беспокойством. Помимо борьбы с угрозой выхода Греции и Великобритании из ЕС и затяжным кризисом суверенного долга, ответственности за торговые переговоры с США Германии пришлось стать движущей силой европейской коалиции против России (не в последнюю очередь потому что Германия - наименее слабое звено Европы). Этот конфликт – самый острый вызов европейской безопасности и проекту Европы как таковому со времен падения Берлинской стены и развала СССР. В таких условиях противостояние с Россией – Маккейну стоило бы это признать – проявление значительной стойкости духа. Санкции против России бьют и по нам, причем куда больнее, чем по США. Если Штаты вооружат Украину («оборонительное вооружение» вряд ли склонит баланс сил в пользу Киева), последствия этого шага Европа ощутит куда раньше, чем США. Меркель права, заявляя, что Европа выиграет в долгосрочном плане, но только если у нас не сдадут нервы. Но Берлину практически не на что опереться в своей убежденности, что украинский конфликт можно заморозить. То же можно сказать о надеждах евроатлантических реалистов на построение совместного существования на основе переговорного процесса.

Ни ЕС, ни Берлин не инвестируют в трансформацию Украины в плюралистическую демократию. Тем временем солдаты и гражданское население продолжают гибнуть. Frankfurter Allgemeine недавно процитировала источник в разведке, оценивающий потери в 50 000 убитых – в 10 раз больше официальных цифр ООН. Более миллиона украинцев стали беженцами – внутри своей страны и за ее пределами. Сколько еще человеческих страданий на пороге Европы можно вытерпеть ради стратегического пасьянса? Мудро ли исключать возможность силового решения, как канцлер Меркель, если имеешь дело с оппонентом, который активно использует силу и любые средства, оказывающиеся в его распоряжении? Сможем ли мы хладнокровно остаться в стороне, если США решатся послать войска? Не лучше ли принимать решения и действовать сообща и как минимум послать на Украину инструкторов и средства наблюдения и обнаружения? Правильно ли категорически исключать возможность военного решения, как это делает Меркель, в ситуации, когда мы имеем дело с оппонентом, энергично использующим военные решения? Кто отвергает саму возможность военного вмешательства, взваливает на себя бремя доказательства, что он делает «все возможное» для прекращения огня с помощью дипломатии и других каналов.

Мы, европейцы, насладились благами очень длительного мира. Если мы не хотим останавливать Россию с помощью оружия, мы должны использовать все меры воздействия, чтобы прекратить раздробление ею Украины. Если потерпим неудачу, обнаружим себя на поле сражения. У нас есть все основания бояться такого исхода.

Автор – старший научный сотрудник "Brookings Institution", Вашингтон

Источник - www.vedomosti.ru

В самурая немає мети, є лише шлях.
Ваш донат – наша катана. Кнопки нижче!