Размышления о судьбе одного несчастливого города

Георгий Сущенко

Когда-то, лет почти двадцать назад один знакомый обратил моё внимание на довольно странное обстоятельство. Оказывается, в городе Луганске довольно редко можно найти семью, родственники или даже предки которой прожили в этом городе хотя бы сто лет. Я обратил на это внимание. Вспомнил, когда приехали родители моего отца, вычислил, что до ста лет, в самом деле, не хватает ещё нескольких десятилетий.

Что называется, намотал на ус, прибавив про себя, что этот город не город, а какой-то большой вокзал с гостиницей, и люди приезжают в него как-то «перекантоваться». Кантуется каждый по-своему нужное количество лет и едет дальше, «туда, где люди живут». На какое-то время задумался, почему это так, быстрого ответа не нашёл и забыл.

Не могу сказать, что сильно хорошо относился к своему родному городу, но уехать я из него никуда так и не сподобился. Не могу утверждать достоверно, но, может быть, где-то на подсознательном уровне решил дожить-таки положенные недостающие до ста лет годы, тем более, что оставалось как будто бы и немного. Но создались такие условия, что…

Странным образом так сложилось, что на луганской земле люди жили далеко не всегда. Странно потому, что она, в смысле, земля вполне пригодна для жизни на ней. Плодородные почвы, климат, реки, что ещё нужно? Однако, населённые пункты появились здесь только с появлением промышленности, в частности, горнодобывающей. Появился уголь – появилась жизнь. Исчезает уголь – исчезает жизнь. Подтверждение этого тезиса – судьба таких городов, как Суходольск или Молодогвардейск, чьё выпадение в глубокую депрессию полностью совпало с закрытием шахт.

Не знаю, имеют ли право на жизнь утверждения о существовании неких общих черт характера у людей, живущих в одном регионе, но в данном случае можно говорить о том, что жители этих мест не выработали никаких позитивных черт своего, так называемого, характера. Почему? Потому что заселение этих мест пришлось на советскую эпоху, в которую лишить граждан индивидуальности и самостоятельности считалось основным направлением внутренней государственной политики. Наследие советских времён, ух!..

Вспомнил подслушанную цитату: в советской власти не было бы ничего плохого, если бы не трогали частную собственность и религию. Если бы перечисленное не трогали, то это была бы другая власть. Не советская. Советская власть не могла не начать наступление на православие, ибо православие – это уже сложившийся центр сопротивления диалектическому материализму, основе марксистско-ленинского мировоззрения.

Поэтому главенствующую религию большевикам жизненно необходимо было устранить, как опасного конкурента в борьбе за сознание. Но человечество испытывает необходимость в религии, потому образовывается вакуум в этом самом сознании, который был довольно успешно заменён коммунистической идеей. Светская власть во все времена занималась политикой, экономикой, обороной, духовная власть – духовной жизнью, семейной и так далее. Советская власть узурпировала и то, и другое. Она была и светской властью, и духовной. Чем иначе объяснить взыскания по партийной линии для неверных мужей, или гениальную цитату из двадцатых годов: «Комсомолка не должна отказывать комсомольцу». Догадываетесь, о чём речь? Это, кроме как с обрядовыми оргиями, и сравнить-то не с чем. Коммунистическое государство ничем иным, кроме как религиозным государством, определено быть не может.

Мне всего однажды в истории встречалось нечто подобное. Это Папская область в Италии во времена феодальной раздробленности. Там тоже решили, что, раз уж есть непреложный авторитет, то пусть он будет авторитетом во всём. И стал папа ещё и феодалом.

По аналогии, коммунистическая идея была снабжена всеми атрибутами христианства, а именно: сакральность, незыблемость, проникновение во все аспекты жизни. Под этим соусом и происходило активное заселение Донбасса. Здесь была выращена элита той страны. Элита в плане обеспечения, то есть, Донбасс кормили балыками, а жители Ростова-на-Дону приезжали за продуктами в Ворошиловград (сам видел).

Поэтому, когда советская власть выдохлась, то «элита», оказавшись не у дел, выяснила, что без государственной помощи она не в состоянии о себе сама позаботиться. И так случилось, что следствием банкротства СССР стал его распад на независимые государства. И у «элитоидов» отпечаталось в сознании: СССР (это когда вместе с Россией и с колбасой) – хорошо, Украина (без СССР и без колбасы) – это плохо. И тут моим землякам подкинули уникальную возможность «back in the USSR», а в качестве бонуса дали возможность победить «фашизм», как «деды» в 45-м. И надо сказать, что власть государства-приемника СССР сделала «работу над ошибками», учла просчёты и вернула «частную собственность и религию».

Я утверждал, утверждаю и буду утверждать всегда, что в Российской Империи никогда не было и не будет буржуазной революции. Результатом буржуазной революции для нее может быть только смерть. Тем более, что «клиническую смерть» она уже пережила после февраля 1917-го. Коммунисты империю тогда еле «откачали».

А нет буржуазной революции – нет никакого права на частную собственность, это фикция, есть только право сильного. У кого власть, у того и собственность.

А как с религией, спросят у меня. Отвечу: историю СССР нужно было в школе учить. Ибо в учебнике истории 8-го класса советской общеобразовательной школы есть сведения, что православие ещё при Петре Первом было подчинено Святейшему Синоду, специально для этих целей созданному, а точнее, затем, чтобы священники превратились из неконтролируемой силы в такую же силу, но контролируемую государством. Таким образом, РПЦ (МП) – это не духовная власть, и не прибежище души верующего человека, а госконтора. И контора эта, по меткому выражению некоего иудея В. Шендеровича, «регулярно смешивает богово и кесарево», отдавая предпочтение кесарю.

В очень непростую ситуацию попал Донбасс в целом, и Луганск в частности. Нехорошо это, земляки, за иллюзию колбасы Родину продавать. За саму колбасу продавать – уже плохо, а за иллюзию – тем паче.

Я выше уже говорил, что люди долгое время не хотели оседать в этих местах. А сейчас создаётся впечатление, что те, что уже осели, осели массово и должны уже были прожить на этих землях положенные сто и более лет, теперь из кожи вон лезут, чтобы их родной край снова, как и сотни лет назад, стал «диким полем».

В Луганске очень любили размышлять о своём неимоверном промышленном потенциале. Потенциал когда-то был, но был он лет двадцать пять назад. Посудите сами, кто-нибудь слышал о «сотом заводе»? Он в Луганске был, сейчас его нет. Завод имени 20-тилетия Октября, «двадцатка» по-народному – его тоже нет, а он был. Завод им. Артёма, завод им. Пархоменко, завод автоклапанов, автосборочный завод, завод им. Рудя. Где все они? И если ничего этого нет, то в чём тогда состоит потенциал? Может быть, в том, что мы помним, что они когда-то были. Но их нет, и повторюсь: может быть, исчезает то, благодаря чему этот город вообще появился.

На прощание хочется сказать что-нибудь оптимистичное. Самое оптимистичное – оно же самое избитое – это «пока есть в городе (не помню, сколько их там надо) … праведников, город …», короче, может ещё надеяться.

А ещё очень не хочется верить, что именно мы своими руками свой город рушим, и не хочется верить, что именно отсюда покатиться по миру новая огромная война.