Воспоминания: часть 4

Артем Сивко

Часть первая.

Часть вторая.

Часть третья.

Когда я очнулся, я все так же не чувствовал своего тела, но происходило что-то чрезвычайно странное.

Я видел многочисленные события, разбитые на отдельные кадры и закрученные в необычайную спираль. Все прецеденты, произошедшие за последние несколько зимних месяцев, проносились передо мной, словно я находился в быстродвижущейся центрифуге, крутящей меня в огромном кинозале. Я рассматривал новостные фотографии и видеозаписи, слушал шум людских голосов. Где-то в хвосте информационной спирали находилось прекрасное белое сияние, в котором чувствовалось освобождение от мучительных американских горок. Но существовала одна проблема – чем дольше я путешествовал сквозь спираль (хотя восприятие времени было чисто субъективным), тем дальше от меня уходило сияние.

Понимание способа попадания в него пришло внезапно и оказалось довольно легким – надо было просто направить свое зрение в центр светового потока и отказаться воспринимать все, что находится на периферии. И только я сделал это, как взгляд моментально приблизился к свету, я окунулся в него с головой, он обернул меня своим теплом и белизной, и я опять потерял сознание. Очнулся я так же быстро, как и потерял сознание до этого. Оказался я в прохладном сыром помещении. Тело немного морозило, то ли от холода в помещении, то ли от пережитых ощущений. Почувствовав земную твердь, я начал мучаться от тошноты. Зрение не смогло окончательно восстановиться, все казалось мутным серым туманом, где иногда проглядывали отдельные желтые, коричневые, красные и бордовые пятна, которые были предметами, располагавшимися в помещении. В воздухе витал запах ладана и воска.

"Церковь, я нахожусь в церкви", – вот первое, что мелькнуло в моей голове. И я не ошибся.

Помещение было небольшим и являлось алтарной частью храма. Антон начал распознавать белый оштукатуренный камень стен, припрятанных сумраком  и иногда выглядывающих в разноцветном свете, исходящем от залитых свинцом витражей. Посредине помещения стоял церковный престол. Немного далее престола, в передней части размещался трон, приставленный к перемычке изогнутых на внешнюю сторону стен. Задняя часть помещения была закрыта внутренней стороной иконостаса, над вратами которого располагался единственный большой триптих. Центральная картина изображала необычный лик Христа. Иисус был усатым, имел густые брови, строгий, пробирающий до костей, холодный взгляд, и всем своим лицом, особенно носом, напоминал грузина. Борода отсутствовала, но волосы были все такие же длинные, может быть, лучше ухоженные. Одет Иисус был в белый китель, поверх которого красовалось украшенное золотой вышивкой крестов и звезд церковное облачение. Слева от Иисуса находился восседавший на коне Георгий Победоносец. Он был облачен в комбинированное шерстяное плащ-пальто болотного цвета, такого же цвета брюки, заправленные в черные краги из свиной кожи, отполированные до блеска ботинки (художник особенно постарался передать серебряные блики) и красно-синюю фуражку с детализированной звездой по центру.

На левом плече плаща-пальто была изображена нашивка с мечом на фоне багряных полос восходящего солнца, завязанной вокруг его острия красной лентой с надписью НКВД и положенным поверх лезвия желтым серпом и молотом. Ниже герба на рукаве размещались три треугольника, направленные вершинами в общий центр. Особое внимание привлекала конская упряжь, каждый элемент которой имел свой характерный цвет. Седло было желто-синим, в то время как на поводьях размещались тонкие линии белого, синего и красного цветов. Одетая на голову узда была раскрашена в цвета ставшей популярной на военных праздниках георгиевской ленты. Закрепленная на блестящую пряжку подпруга отличалась красно-зеленым цветом, а надетая на заднюю часть лошади шлея – голубым с изображением солнца и парящего под ним беркута.

В отличие от предыдущей картины, лицо Георгия Победоносца не было изменено и напоминало изображение на старых церковных иконах. Вместо копья он держал взведенный наган, нацеленный в лицо корчащегося на земле змия, одетого в карикатурный американский котелок, часто изображавшийся на головах президентов США при изготовлении пропагандистских плакатов.

Оставалась еще одна картина, дополнявшая весь этот сюрреалистический кошмар. Она вселяла благоговейный ужас. На ней показался человек с головой пса. Так представляли Святого Христофора, что доказывало связь христианства с некоторыми языческими культами. Например, похожие изображения можно найти у древних египтян – бога Анубиса, и у славян – бога Велеса. Все они были покровителями загробного мира. Над головой создания красовалась исполненная ороговевшими формами букв надпись –Trismegistus, что переводилось как Триждывеличайший. Данный текст только подтверждал слова о совокупности образов. Ходили легенды, что святой Христофор родился в племени киноцефалов – племени людей с собачьими головами. Современники Христофора говаривали, что он славился своим людоедством. Одет монстр был в типичный для нынешнего бизнес-класса черный костюм с белой рубашкой и красным галстуком. Глаза пса были немного прижмуренными, рот представлял собой соединенные в тонкую линию губы. Стоял киноцефал на сложенной из угля и древесных опилок горе, у подножия которой, словно черви, извивались человеческие тела. Абсолютно голые и дряхлые. Лица устремлялись вверх, к ватным катышам черных туч, их устремления сопровождали поднятые руки. Рты были перекошены гримассами страдания. Все эти создания купались в черной густой жиже.

Насмотревшись на дивные изображения, Антон решил проверить, открыты ли ворота. Ручек не замечалось, поэтому он решил налечь на них всей своей массой. К сожалению, попытка не удалась. Он оказался взаперти. К ощущению непонимания происходящего добавился панический приступ клаустрофобии. Надо было брать себя в руки. Антон решил сосредоточиться на поисках выхода. Выискать отчетливо видимый выход оказалось невозможным. Тогда Антон решил искать возможные подсказки через помещенные в окружающее пространство предметы.

Престол представлял собой массивный гранитный стол, обшитый красной байковой тканью, на котором лежал отполированный бронзовый крест с прикрепленными в нижней части пшеничными колосьями. Рядом с крестом располагался антиминс, изображающий целующихся Брежнева и Хонеккера, которым тряс своим кулаком разозленный гей-пропагандой Хрущев. Возле антиминса находилась массивная книга в твердом переплете. Антон наклонился и рассмотрел надпись позолоченными буквами: «Евангелие от Маркса». Книга была открыта наугад. Бумага пахла стариной и имела достаточно хрупкий вид. Антон прочитал первую строку страницы, выведенную аккуратным шрифтом: «Се от Господа можно рассмотреть строение капитала многочисленными индивидуумами, и се есть диво в очах наших».

"Бред", – подумал Антон и закрыл увесистую рукопись.

– Здравствуй, Антон, – послышался голос за спиной. Антон резко развернулся и увидел яркое белесо-желтое свечение, рефлекторно прикрыв глаза рукой. Ореол стал постепенно стихать, и он смог различить сидящего на троне человека в оранжевом скафандре с покрытой белой пеленой шлемом. Руки в больших оранжевых перчатках размещались на подлокотниках трона, а одетые в высокие черные сапоги с высокой шнуровкой ноги уверено упирались в каменный пол храма. Антон не испугался, наоборот, заинтересовался непонятным космонавтом и даже какое-то уважение. Туман в шлеме начинал рассеиваться, и Антону показалось привлекательное молодое лицо с абсолютно ровными и белоснежными зубами. Глаза светились добротой, но в них просматривалась необычайная сила и уверенность в себе, стремление к лидерству и победе. Антон смог узнать мужчину – это был первый человек в открытом космосе – Юрий Гагарин. Именно его он видел в школьных учебниках. Именно о нем с гордостью рассказывала учительница Людмила Викторовна, которая считала его лучшим представителем вида Homo Soveticus.

– Тебе страшно, друг мой, тебе непонятно, я чувствую это. И поэтому меня призвали рассказать тебе о твоем пути и предназначении. Слушай и вникай. Что бы тебе ни говорили и какие бы мысли не заполняли твою голову, тебя будет всегда манить зло. Оно словно конфета, завернутая в яркий фантик, но наполненная первоклассным слабительным, способным заставить просраться на многие годы. В противовес ему становится добро. Многие думают, что добро должно быть без кулаков, но это не так. Ударили в левую щеку, подставь правую – рассказывал людям еврейский мудрец-революционер – и был не прав. Удар в левую щеку запускает цепную реакцию, превращающую удары в долгосрочные процедуры. Ответ на удар должен быть незамедлительным, моментальным и точным, десяти-, а то и больше, кратно усиленным. На Украине первый тумак пытается нанести агрессивный западный мир с помощью помутненного сознания фашиствующих молодчиков, против которых, зажав трясущимися от страха и холода руками карабин, запрограммированные исходным державным кодом, взявшие всю свою силу в руки, устремленные к победе, не разбитые и не покоренные, воевали наши деды.

– Так ведь, воевали? – голос Гагарина стал строже и усилился. Его немного поднятые уголки бровей превратились в черную галочку, обрамленную напряженными мышцами лица.

– Угу, – нерешительно ответил Антон.

– Запад, – продолжил Гагарин, – заменяет семейные идеалы свободными отношениями, ввергая людей в грех прелюбодеяния. Понятие «любовь» извратилось, разрушилось, распалось, потеряло основной процесс и основную задачу – продолжение рода. Постмодернизм ударил в головы европейцев, доведя их до антисанитарного сумасшествия. Писсуар заменил Шишкина. Мишкам остается только плакать, сидя в грязном туалете городских окраин, с лезвием у запястья. Мишка будет всматриваться в безграмотные черные кривульки. Слезы будут течь, и думать он будет о бывшем величии русского языка. И сосновый бор превратится в ультрасовременный торговый центр, где, наполненные солнцем поляны остались далеко за его пределами. Водка больше сердечко не согреет, и огурчиков чистеньких с грядочек не соберешь. Пропал мишка, хоть бери и вскрывайся. До этого мишку довел каждый, кто выбирал ценности либеральные, вместо государственных. До этого мишку троцкисты проклятые доводили, а кто ж знал – вроде бы свои ребята. Взгляни на всех этих людей, – Гагарин указал рукой на иконостас позади Антона. Он теперь был развернут лицевой стороной к нему. Это была двухъярусная конструкция, которая упорядоченно размещала рамки икон, увенчанные золотистыми ризами.

Каждый ярус иконостаса представлял собой собрание самых различных представителей истории советского и царского периодов – там были и холодный Ежов, и простонародный Кальченко, и смешной Хрущев, и неоднородный Горбачев, и умный Молотов, и хитроглазый Шелест, и белобрысый Розумовский, и пышногрудая Екатерина, и Столыпин с усами смешными, и Николай Второй, в народе Кровавый.

– Все эти люди в тот или иной период соединили судьбу Украины с Россией, – продолжал Юрий, – дружным строем принимали чужое, своего не забывали и другим пример показывали. Давали отпор многочисленным оккупантам, негодяям и предателям. Построили прочное заграждение от проклятых халдов, желающих разъединения и междоусобицы двух братьев. Вдруг все рухнуло, пало и рассыпалось на мелкие осколки у ног плачущих стражников государственности, епитимия настигла разделенных птенцов двуглавого орла. Горе нам, горе. Ныне, Украина переживает каждый свой климактерический год независимости в жерле политических и экономических кризисов. Но находились те, кто ставил щит западной чуме. Теперь ты стал одним из них. Останови, Антон, беду, просочившуюся на земли русские. Смотри, – Гагарин взмахнул перчаткой, и перед Юрой повис в воздухе прозрачный шар. В нем открывались взору ужасные картины почерневших, полуразваленных домов. Они были сожжены людьми в черных одеяниях с реющими позади полами плащей. Их лица были закрыты черными повязками и хирургическими масками. В их руках содрогался, выплевывая пламя, изогнутый хобот огнемета. Вокруг красовались красно-черные флаги, тысячи худощавых чубатых голов маршировали под удары по жестяным бочкам, трубам и каскам.

Впереди колонны, среди ужасающего гула шел он – Яродмир, глава «Правого Спектра», повязки с цветами и символикой которого красовались на руках каждого бойца. За их спинами виднелись пламенные жерла, окутывающие почерневшие силуэты некогда большого поселения. Яродмир сверкал полными ненавистью глазами, лицо его было строгим и небритым, изо рта пахло салом и черным чаем. Весь его вид выражал верховенство – черный китель с красным кантом на воротнике застегнутый на блестящие серебряные пуговицы, на груди висели желто-синий аксельбант и украшенная посиневшими языками красная портупея с прикрепленным к ней кинжалом в кожаных ножнах, на плечах были желтые эполеты, голову защищал пикельхельм с блестящим трезубом, шею овивало ожерелье из нанизанных глаз. Люди в панике бежали из поселка, по которому маршировали каратели. Кто смог, тот садился и уезжал на автомобиле. Многих пойманных детей и женщин забирали в специальные транспортные машины, а мужчин моментально расстреливали. Яродмир заметил прячущегося в кустах журналиста AlKafir. Он был одет в облегченный бронежилет с приставшими листочками, лицо покрывала болотно-зеленая камуфляжная раскраска. Приблизившись к журналисту, Яродмир покопался в глубоких брючных карманах и протянул на вытянутой руке белые шарики с зияющими в них отверстиями.

– На, передай своим правителям и скажи – так будет с каждым, – Яродмир положил шарики в трясущуюся ладонь журналиста.

– Это устрицы? – в недоумении спросил журналист.

– Какие к черту устрицы в шахтерском регионе! – с недоумением воскликнул Яродмир. – Нет, – продолжил он спокойно и с улыбкой, – это русские глаза, дар моих светлых бандеровцев. Ступил Яродмир дальше и почуял дух, влекущий из дома полуразрушенного.

Дорога вокруг дома была покрыта ухабами, словно сердца страдающего русскоговорящего населения. Яродмир зашел внутрь здания, огляделся и принюхался. Пол в гостиной был засыпан пеплом и хрустящими под ногами стеклянными осколками, огромная деревянная подпора крыши лежала посреди комнаты, завалив собой диван и разбив телевизор и журнальный столик. Но взгляд Яродмира остановился на дальней двери гостиной, болтавшейся на одной петле. Генералиссимус «Правого Спектра» медленно направился к двери, переступая поломанную подпорку. Окончательно отломав дверь, Яродмир вошел в прохладную комнату, на полу которой валялись футбольный мяч, разноцветные детали конструкторов, большая коллекция пластмассовых солдатиков. Рядом с ними расположились учебники и тетради, деревянные и стеклянные осколки, треснувший монитор, небольшие куски сломанного стола, а также пара роликов, пластмассовые остатки уничтоженного стула и разорванные семейные фотографии. К стене крепились канцелярскими кнопками бумажки: «Кагдата били лицари. На них напали монстри и нло. Лицари взяли шпаги и проткнули дракону живот. Дракон умер. Нло напали на 5 лицарей и начали битца клешной. Лицари убили нло и взорвали всю станцию монстров». Яродмир не промахнулся. Он ясно почуял запах русскоговорящего ребенка. Запах источался из-под кровати. Разорванный грязный матрас, пробитое реечное днище и скошенный на правую сторону каркас под который просунул свою руку Яродмир. Пальцы почувствовали гладкую трясущуюся кожицу. Он резко схватил и начал вытягивать за ножку перепуганного кричащего мальчугана. Мальчик весь дрожал, лицо было измазано в грязи, волосы растрепались и слиплись. 10 лет от роду, не больше. С улыбкой сатаны Яродмир рассматривал хнычущего скривившимся ртом мальца, из рук которого выпала на пол небольшая матрешка, маленький флажок с триколором России и мобильник Yotaphone. Мобильный посылал одинокий звонок маме. Яродмир поднял паренька повыше, еще раз насладился запахом страха, – о да, это божественно, – и начал не торопясь сладострастно жевать мальчишке ухо.

Крики долго слышались в поселении.

– Ну, что, Антон, теперь ты увидел правду, – Юрий Гагарин смотрел внимательно. С серьезным лицом он не прекращал излучать божественное сияние. Антон не смог выговорить ни слова. Слезы текли ручьями по его лицу. Он сжимал кулаки до белых костяшек. Он не мог поверить, что Майдан способен довести до такого. То, что он увидел, было очень страшно.

– Чувствую, теперь ты готов, – сказал Гагарин, – ступай же защищать земли русские. Подойди ко мне и стань на колени, благословлю тебя на войну праведную.

Антон послушно стал на колени возле трона и был готов получить праведную энергию по полной программе. Советский космонавт поднялся, подошел к закрывшему глаза Антону и точным сильным ударом с ноги в голову отправил бойца в реальный мир.

Часть пятая.