Перейти до основного вмісту

Боснийский лабиринт. Часть вторая: кровавая жатва и кровавый посев

1941 год принес югославской монархии катастрофу. Хотя вполне мог бы принести если не триумф, то множество очень и очень существенных выгод.

С первой частью «Боснийского лабиринта» можно ознакомиться здесь.

1941 год принес югославской монархии катастрофу. Хотя вполне мог бы принести если не триумф, то множество очень и очень существенных выгод. После того как в 1934 году от рук террористов погиб король Александр, во главе государства стал князь-регент Павел. Он окончательно отказался от бывшей традиционной для Сербии и Югославии ориентации на Великобританию и Францию в пользу ориентации прогерманской, и в марте 1941 года Югославия официально присоединилась к Тройственному пакту.

Со своей стороны, Гитлер официально объявил о том, что будет поддерживать территориальную целостность Югославского королевства. Берлин от Белграда требовал совсем немногого: ему отнюдь не были нужны балканские берсерки для пополнения рядов Вермахта и вообще не требовались какие-либо жертвы. Единственное, что по-настоящему интересовало немцев – это спокойный тыл во время кампании на Востоке. Князь Павел им его гарантировал.

Кстати, стоит отметить, что белая русская эмиграция, в большинстве своём, приветствовала политику регента. На югославской территории проживало не просто множество русских эмигрантов, а множество русских эмигрантов – кадровых военных. И в случае союза Германии и Югославии появлялась не иллюзорная возможность сформировать полноценную русскую антикоммунистическую армию, которая могла бы двинуться на освобождение порабощенной России.

Увы, это понимали не только русские изгнанники, но и коноводы Коминтерна, и британское правительство. Вскоре после заключения союза с Германией в Белграде произошёл государственный переворот, инициированный одновременно как пробританскими силами, так и коммунистами. Новое правительство разорвало соглашение с Берлином, и 6 апреля началась война с Германией. А уже 18 апреля Югославия капитулировала; юный король Петр II отправился царствовать в номере лондонского отеля, а Гитлер и его союзники начали демонтаж югославской государственности.

Марш Сербского добровольческого корпуса (подчинялся правительству М. Недича)

Территория геноцида

Одним из результатов раздела Югославии было появление Независимого государства (державы) Хорватии (НГХ), в состав которого, помимо большей части территории нынешней Хорватии и некоторых иных земель, вошла также и Босния и Герцеговина.

Политическая власть в НГХ оказалась в руках Хорватского революционного движения, более известного как усташи («повстанцы»), которое возглавлял поглавник Анте Павелич.

Новообразованное государство с первых же дней начало политику официальной дискриминации сербов, за которой очень скоро последовал откровенный геноцид.

Православные сербы были объявлены главными и извечными врагами хорватов, совершенно чуждыми им и по культуре, и даже по происхождению (усташская пропаганда подхватила теорию о готском происхождении хорватов, в отличии от славян-сербов). Создаются концентрационные лагеря для сербского населения; особо следует отметить такое ноу-хау усташских властей, как создание специальных лагерей для детей. В целом, планы хорватского руководства – что важно, неоднократно оглашавшиеся публично – по всем пунктам соответствуют ООНовскому определению геноцида. Павелич и К прямо заявляли о том, что они намерены уничтожить всякий след сербского религиозного и культурного присутствия на территории НГХ. Сербов истребляли, изгоняли или же, в соответствии с прокатолическим характером усташского режима, принудительно обращали в римокатолицизм. Вышеупомянутые детские концлагеря также были ещё одним из средств геноцида: оторванные от родителей сербские дети получали другие имена и фамилии, и должны были быть воспитаны как хорваты. (Это, конечно, в том случае, если им повезёт выжить.) При этом стоит отметить, что первоначально параллельно с государственной геноцидной политикой шла резня сербов, организованная отрядами «диких усташей», никому не подчинявшихся и вообще ничем не ограниченных.

Характерно, что нередко сербы спасались от усташского террора на территории немецких воинских частей – офицеры и солдаты Вермахта часто были куда более милосердны, чем вчерашние соотечественники – граждане Югославии. Вообще, германские власти не раз давали понять Павеличу, что в своей сербофобии он явно потерял чувство реальности, и что пора бы уже нажать на тормоза. Подобная позиция Берлина объяснялась, однако, не столько филантропическими, сколько практическими соображениями: как было сказано выше, Третьему Рейху на Балканах требовался спокойный тыл. А постоянная резня сербов никак не способствовала их умиротворению, обезпечивая постоянный приток пополнения как в отряды югославских монархистов-четников, так и в ряды коммунистических партизан Тито.

Что же касается мусульманского населения Боснии, то к нему отношение Павелича было принципиально иным. Боснийских мусульман рассматривали как хорватов, перешедших в ислам, и относились к ним весьма терпимо. По факту, правовой статус мусульманского населения в НГХ почти не отличался от статуса хорватов-католиков. Нередко даже звучали заявления, что НГХ – это государство двух религий, римско-католической и мусульманской.

Римокатолицизму, впрочем, отдавалось безусловное предпочтение. И пусть и очень специфическое, но всё же религиозное рвение Павелича не оставалось безответным. Ватикан не высказывал ему однозначной поддержки, но и явно не отвергал. Знаменитый загребский архиепископ Степинац (в 1998 г. прославленные Римско-католический Церковью в лике блаженных) хотя и осуждал отдельные зверства усташей, но в целом был лоялен к «независимой Хорватии». И если латинский епископат вынужден был как-то балансировать и соблюдать формальный нейтралитет, дабы не замарать репутацию своей Церкви, то многие простые священники и монахи восторженно и безоговорочно поддерживали новый режим. Некоторые из них (хотя, разумеется, далеко не все) были непосредственными участниками усташских преступлений.

По этой причине свт. Николай (Велимирович, прославлен в лике святых в 2003 г.) охарактеризовал усташский режим как «римских крестоносцев».

Символом геноцида сербов в НГХ стал Ясеновац, считающийся самым страшным концлагерем, организованным усташами. По разным оценкам, там было уничтожено от 50 тыс. до 1 млн сербов. Хорватская сторона, разумеется, предпочитает ориентироваться на первую цифру, среди сербов более-менее общепринятой является оценка в 700 тыс. погибших.

И возник этот числовой разброс совсем неслучайно.

Современная хорватская песня (исполняет весьма популярный, даже культовый, певец Марко Перкович по кличке Томпсон), посвященная концлагерю Ясеновац. Вначале М. Перкович говорит: «споёмте, как отцы наши пели!» Некоторые строки стоит процитировать для лучшего понимания уровня взаимной толерантности в современной Хорватии и вообще на Балканах:

Ясеновац и Градишка стара
Это вотчина мясников «Макса».
В Чаплинье бойня была
Много река Неретва мёртвых сербов несла
Эй, Неретва, утекай дальше,
Уноси мёртвых сербов в Адриатику…

«Братство и единство»

После разгрома Германии и её союзников Югославия оказалась в сфере советского влияния, вследствие чего приход к власти коммунистов во главе с Иосипом Брозом (кличка Тито, под которой он и вошёл в историю) стал неизбежен. Весной – летом 1945 г. возглавляемая им Народно-освободительная армия Югославии (НОАЮ) провела своего рода зачистку страны от политических противников нового режима, вылившуюся в серию массовых убийств. Например, в Блайбурге уничтожали в основном усташей и словенцев, в Кочевье – сербских антикоммунистов-недичевцев, черногорских четников, словенских домобранов и русских корпусников. Ну и, конечно же, были проведены отдельные показательные процессы над некоторыми военными преступниками и «предателями» – как действительными, так и мнимыми. При этом в число коллаборационистов записывали всех вообще антикоммунистов, в том числе, и тех, кто воевал с немцами, поддерживая законного югославского монарха.

Убедившись, что хребет всякой политической оппозиции сломлен, Тито сворачивает преследования вчерашних усташей, а равно и коллаборационистов-мусульман. С 1943 г. в НОАЮ была создана «Государственная комиссия по расследованию преступлений оккупантов и их подручных». К середине 1946 года это была весьма внушительная структура, состоявшая из 6 республиканских, 65 окружных, 299 районных и 1210 общинных комиссий, собравшая около 900 тыс. заявлений о различных военных преступлениях и опросившая свыше полумиллиона свидетелей.

Однако в конце 1946 г. были закрыты все окружные и общинные комиссии. Ещё через год распустили и республиканские, а в марте 1948 г. приказала долго жить и центральная, государственная, комиссия. Волевым решением Тито заблокировал всякое расследование преступлений, совершённых в годы войны. Причины этого были им сформулированы так:

«Что было, то было. Этого уже не поправишь. Сейчас мы не можем об этом говорить ради мира в доме». Одним из результатов политики примирения стало то, что установить точное количество жертв Ясеноваца сегодня просто невозможно – отсутствуют необходимые данные.

В условиях внезапно наступившего «братства и единства» значительная часть вчерашних усташей, в том числе и тех, кто, например, служил в концлагерях, смогли безболезненно – и очень успешно – интегрироваться в госаппарат послевоенной коммунистической Югославии. Нередко случалось и так, что люди, прошедшие хорватские концлагеря, жили рядом со своими недавними палачами. Все всё друг о друге знали, но это не меняло ничего. И те, кто в годы войны носил чёрную форму со стилизованной «U», теперь стали ярыми сторонниками социалистической Югославии. Впрочем, некоторые усташи интегрировались ещё ранее: в конце Второй мировой войны они перебежали на сторону НОАЮ, преобразившись в партизан. Возможно, этот феномен отчасти объясняет репутацию Хорватии как «самой партизанской республики».

Придя к власти, Тито продолжил проводить политику югославизма, который теперь неразрывно связывался с коммунистической идеологией. Конечной целью было слияние всех народов Югославии в единую нацию – югославов; в целом, титоизм здесь шаг в шаг повторял большевицкую концепцию о формировании новой исторической общности – советского народа.

Как и в СССР, главным врагом этого благостного интернационального совокупления был объявлен национализм и шовинизм – в данном случае, великосербский. Сербы рассматривались как нация, исторически бывшая господствующей. И потому им было прописано самоограничение во имя братства и единства, дабы все остальные народы не обиделись. Именно этой замечательной политике обязана своим появлением на карте Югославии, а потом и мира, современная Босния и Герцеговина. Сразу после войны, когда югославскую территорию начали делить на национальные субъекты Федерации, Боснию предполагалось включить в состав Сербии. В целом, это было довольно логично, если учесть, что в тот период времени многие мусульмане, заполняя анкеты, в графе о национальной принадлежности указывали себя как сербов. (Сербом называл себя и будущий лидер боснийских мусульман Алия Изетбегович.) Но тут сработала пролетарская бдительность: мол, как так, Сербия какая-то большая получается. Не будет ли в этом великосербского шовинизма? И вычленили ещё один федеративный субъект – народную (впоследствии социалистическую) республику Босния и Герцеговина. Именно в тех границах, которые нарисовали в 1946 г. Тито и К, она впоследствии и получит независимость.

Вторым важным шагом, сыгравшим если не ключевую, то очень важную роль в последующем трагическом развитии событий в Боснии, стало официальное признание в 1971 г. существования особой нации – «мусульман в значении народа». Тем самым государство давало свет бошняцкому нацбилдингу, объективные предпосылки для которого существовали, но которые пока ещё были только предпосылками, и при определенном стечении обстоятельств могли сойти на нет.

Продолжение следует…

Димитрий Саввин

В самурая немає мети, є лише шлях.
Ваш донат – наша катана. Кнопки нижче!