Манифест Эволюционера

Алекс Хавр

Abstract

О креативном дарвинизме, построении биоценоза в отдельно взятой луже и мочевом пузыре утконоса.

Вічний революціонер —

Дух, що тіло рве до бою,

Рве за поступ, щастя й волю,—

Він живе, він ще не вмер.

І. Я. Франко 

Когда Дарвин впервые опубликовал в 1859 году свою книгу с изложением теории эволюции, объясняемой естественным отбором, большинство профессионалов, скорее всего, беспокоило не понятие изменения видов и не возможное происхождение человека от обезьяны. Доказательства, указывающие на эволюцию, включив эволюцию человека, собирались десятилетиями, а идея эволюции уже была выдвинута и широко распространена прежде. Хотя идея эволюции как таковая встретила сопротивление, особенно со стороны некоторых религиозных групп, величайшие трудности, с которыми столкнулись дарвинисты, были связаны не с этим. Эти трудности проистекали от идеи, которая была ближе к собственным взглядам Дарвина.

Томас Кун, «Структура научных революций»

Уже давно наблюдаю некоторую закономерность. Если человек саркастически хмыкает: «Подумаешь, собралось 500 человек», — то, скорее всего, он неспособен собрать даже десяток друзей, чтобы сходить в кино. Если кто-то говорит: «Тоже мне достижение — создать десять рабочих мест», — он, вероятно, никогда не открывал собственный бизнес. Те же, кто заявляет: «Всё должно меняться эволюционным путём», — на поверку оказываются ламаркистами.

Вот о них и поговорим. А то слишком многие полагают, что политик, как жираф. Не потому, что всю ночь смеётся над шутками, услышанными днём, а потому что «шея у него длинная, поскольку каждый день он тянется к высоким веткам». В смысле, политики тоже так, изо дня в день будут тянуться к честной жизни и отрастят длинные руки оттого станут честнее. А нам, простым обывателям, следует расслабиться, сесть на берегу реки и ждать, пока трупы коррупционеров, повинуясь неуклонному историческому течению, поплывут мимо нас. Эволюционным путём из варяг в греки. Противопоставляется это благорастворение воздусей революции, которая грязная, кровавая и фу-фу-фу.

В такие моменты и понимаешь, что учение творца «биологии» Ламарка настолько интуитивно понятно и близко природе человека, что говорить о победе дарвинизма даже не приходится — он остаётся уделом специалистов, как и знание о том, что Земля крутится вокруг Солнца. Ну что ж, если сказано «эволюция», то займёмся ею. Тем более, что эволюционную теорию я люблю.

Итак, напомним основные положения теории Дарвина. Единицей эволюции считается вид. Движущими силами эволюции у него являются:

1) наследственная изменчивость;

2) борьба за существование;

3) естественный отбор.

Наследственная изменчивость (позже связанная с генетикой) даёт разнообразие, постоянные отклонения от существующего состояния. Борьба за существование — это такое шило в заду, которое не даёт успокоиться и наслаждаться сложившейся ситуацией. Естественный отбор — это критерий, по которому определяется, кто перешёл в следующий раунд (передал свои гены), а кто — нет. Необходимость последних двух факторов объяснена уже в рамках теории сложности (о чём позже). В рамках первоначальной теории Дарвина (которую почему-то до сих пор так и преподают в наших школах) изменения постепенно накапливаются, пока не происходит переход количества в качество и, соответственно, возникновение нового вида.

Собственно, эти три фактора и является минимальными набором необходимых (но не достаточных) условий для эволюции чего угодно. Просто меняем вид на что-либо другое и определяем, как на это что-то влияют три фактора. Например, вид в определённый момент был заменён на популяцию, потом — на ген, а потом... ну, это потом.

Итак, мы предполагаем, что политики и чиновники эволюционируют. Что ж, значит надо определиться с единицей эволюции и её факторами.

Личность на роль единицы эволюции, очевидно, не тянет, а вида или популяции политиков / чиновников явно не существует (нет границы, которая бы мешала «заходу» и «выходу» из такой популяции, отличая их от прочих сапиенсов). Да и вообще, мы ведь говорим о культурной эволюции, а не биологической, так что и элементы её нужно выбирать из социально-психологического списка. Иногда на место эволюционной единицы претендует мем, но это по-прежнему спорный вопрос. Будем считать, что в этой гонке роль единичного элемента играют идеи — базовые принципы, правила, исходя из которых человек решает, как ему поступать в каждой жизненной ситуации. Собственно, именно этого мы ждём от «эволюции» политика — чтобы он действовал, руководствуясь другими мотивами, а не теми, что сейчас.

Идеи появляются, меняются и исчезают. Кроме того, они передаются от одного носителя к другому. В общем, с наследственной изменчивостью у них порядок.

Идеи борются между собой. Иногда вплоть до физического уничтожения носителей. Идеи, которые выживают лучше, по крайней мере, не вымирают. Итак, и с борьбой за существование тоже нет проблем. В случае политики предположим, что эта движущая сила ассоциируется с «давлением общества» (во всём многообразии своих проявлений).

А вот есть ли среди идей естественный отбор? Судя по тому, что носители самых упоротых из них вымирают, критерии отбора таки есть. Какие они именно, сказать трудно, но что-то упорно мешает жить одним и помогает другим, так что считаем, будто и этому требованию идеи соответствуют.

Вуаля! Мы пришли к выводу, что идеи, в том числе политические и управленческие, способны эволюционировать. Если мы остаёмся на уровне представлений начала ХХ века, то следует предположить, что чиновники / политики, ощущая давление общества, постепенно меняют свои представления (идеи) о том, как надо вести дела, становясь более эффективными, поскольку это повышает их шансы и далее оставаться на государственных позициях или в политике (то есть не вымереть как политикам).

Печаль состоит в том, что начиная с середины ХХ века положения «непрерывной» эволюции во всех сферах одно за другим пали. Первым, наверно, отличился Томас Кун, в книге «Структура научных революций» показавший, что наука развивается не путём постепенного накопления знаний, а краткими революционными «скачками» между общепринятыми представлениями (парадигмами). Большинство времени идёт на «решение головоломок» по правилам, сформулированным во время последнего рывка, и подспудное нарастание противоречий текущей парадигмы с новыми научными фактами.

Почти в то же время палеонтологи «реанимировали» уже было сданную в утиль «теорию катастроф», согласно которой переходы между палеонтологическими и геологическими эпохами происходили стремительно, приводя к относительно быстрому вымиранию большинства существовавших на тот момент видов. Тут же, ведомые единственно верными работами Винера и Тьюринга, подоспели исследователи «сложности» (такие как Лоренц и Пригожин), объяснив, почему системы из тупых и простых элементов, объединённых простыми и тупыми правилами, становятся сложными и начинают себя «вести» (например, эволюционировать во времени). Переходы между динамически стабильными состояниями, как вы, наверно, догадываетесь, тоже были «взрывообразными».

Собственно, примеров такому поведению в природе — тьма. Тучи ходят по небу циклонами, а не плавно размазываются от более влажного места к менее влажному. Земные плиты, дрейфуя по расплавленной мантии, долго накапливают напряжение, которое потом одним рывком сбрасывается по время землетрясения, иногда вызывая сдвиг многих миллионов тонн тверди на десятки метров за считанные минуты (самый знаменитый из недавних — приведший к цунами в Индийском океане в 2004-м, характеризовался длинной сдвига в 1200 км и перепадом высоты около 10 м). Даже риторический эталон плавности — текущая вода — при рассмотрении вблизи оказывается набором резких рывков и переформатирования кластеров.

Статическая капля воды на поверхности графита

Не избежала такой судьбы и биология. Образование новых видов, как было показано, происходит настолько стремительно, что переходных форм почти не остаётся. Более того, оказалось, что правила, сформулированные в биологии для живых существ, легко переносятся на любую сложную систему. Например, на «эволюцию часов» в риторическом случае «слепого часовщика».

«Наш ответ Разумному дизайну». Если детали часов будут хаотично взаимодействовать, а точно показанное время станет критерием отбора, то часы возникнут сами, причём разные (в одном случае есть даже пример деградации)

На этом плохие новости для сторонников «плавного развития» не заканчиваются. Обнаружилось, что единицей эволюции уже давным-давно является не вид, не популяция и не ген, а биоценоз — совокупность видов, живущих на одной территории и связанных пищевыми цепочками. Объяснение тому простое: от рождения и до смерти каждый организм включён в систему отношений. Растения используют энергию солнца и минеральные вещества для синтеза органики, животные пожирают эту массу и друг друга в меру сил, а потом редуценты низводят всех обратно до простейших веществ. Всё усложняется тем, что каждый вид «притёрт» к другим, использует их для своей бренной жизни, зависит от них, причём взаимно. Растения производят зелёную массу, нектар (у кого есть) и прочие ништяки в расчёте на то, что их сожрут или вынюхают. Насекомые окрашены и устроены так, чтобы соответствовать растениям, на которых живут. Органы чувств и пищеварения хищников «заточены» под поиск и переваривания консументов первого порядка. Все эти приспособления получаются в результате долгого эмпирического поиска, на грани смерти и вымирания вида, потому «от добра добра не ищут» и «если работает — не трогай». А поскольку никакой «внутренней потребности» в самосовершенствовании эволюция не предполагает, то всякий, кто может не меняться, меняться не будет. За исключением 1–2% «бунтарей», которые есть всегда. Вот, например, у утконоса нет мочевого пузыря — и никакого стремления его получить он не проявляет. Ему и так хорошо.

Следует понимать, что это стабильность особого рода, в которой все всех жрут, стараются урвать и выскочить наверх (или вглубь, если ты камбала). Гармонией тут и не пахнет, это заблуждение — наследие утопических представлений XVII века, времён всемирного эфира и монадологии. Система может сорваться в пике в любой момент, но отчаянно летит дальше.

А когда появляется девиант (а они появляются всегда — на то и видовая изменчивость, обусловленная мутациями), пытающийся похвастаться другим цветом шёрстки или задумчиво пожёвывающий жёсткую колючку, то биоценоз быстро ставит его на место, приговаривая: «Ты чо, самый умный?». Печальна его судьба: лиса увидит и укусит, от колючки случится несварение желудка, а самка посмотрит на него иронично и упиляет в благоустроенную нору к благоразумному мещанину с рациональными планами на будущее. И останется побитому молью девианту либо вымереть, либо не выпендриваться и в меру сил изображать, что он живёт, как все.

Если проводить аналогии, то нестандартные идеи (мемы?) будут приносить носителю больше проблем, чем радости.

Однако есть важный момент. Живая система, как уже было сказано, не является ни гармоничной, ни стабильной. Она потребляет что-то извне (солнечную энергию, минеральные вещества, тепло подземных источников, etc) и тщательно засырает место своего функционирования отходами. Внутри системы тоже постепенно нарастает напряжение: то олени чересчур наглые пойдут — санитаров леса затопчут, то баобабы всю воду в кране выпьют, то берёзки всё солнце перекроют — приличному лишайнику даже вырасти негде. И рано или поздно что-то случается. То ли 7 голодных лет, то ли извержение вулкана Тобо, то ли моровая язва среди ракообразных. А, может, какой-то козёл съест последний цветок папоротника. И начинается... По притёртой системе проходит волна, другая, третья, и шестерёнки начинают расцепляться, живо настаёт понимание того, что каждый за себя и лучше слишком далеко из норы не высовываться. Но процессы, разогнанные под большие потоки, трудно остановить, жрать хочется так же вкусно и много, а разорванные цепочки пищу приносить перестают. И начинаются метания.

И тут всплывают на поверхность те 98% мутаций, которые всё это время были нейтральными, не производя уродов. Оказывается, что это раньше от них было ни холодно, ни жарко, а сейчас некоторые из них очень даже ничего. Жить можно. В связи с распадом системы куча органов и умений получают странное нецелевое использование, которое внезапно даёт возможность протянуть до получки, а потом и вовсе становится краеугольным камнем новой жизни. Спонтанно образуется новая «норма» из самых успешных особей в эти тяжёлые часы перемен, причём сразу во всех экологических нишах. Через несколько поколений их признаки закрепляются и — хлоп! — у нас уже новый биоценоз на перегнивших остатках старого.

Вот это, собственно, и была революция. Как видите, никакого поступательного прогресса (революция может привести и к деградации — понижению сложности), никаких тебе светлых идеалов, направляющей и ведущей силы или жидомасонского заговора. У революции нет направления, она — отказ от статуса кво. А что именно получится в результате — увы, непредсказуемо. Но главное — система эволюционировала. Изменилась, причём сразу вся. И вовсе не из-за стремления к новому, а потому, что ТАК ДАЛЬШЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ.

Аналогично и с идеями... Ну, вы поняли, да? Мы не можем «делать революцию» (с), мы можем лишь накапливать изменения, чтобы в час Х какие-то из них сложились в новую систему. И никакой плавной эволюции чиновника / политика не будет, потому что он «притёрт» к системе. И пока всё не начнёт рушиться (или из-за внешнего давления, или из-за того, что сами внутри всё загадили до критического состояния), пока перед критически большим количеством людей (носителей идей, как мы помним) не станет выбор «измени способ жизни или сдохни», никакой эволюции мышления не будет. Потому что не будет и революции.

Кстати, попытки остановить революцию так же наивны, как и попытки её сделать. Изменить можно ход, время, результат, цену, но никак не отменить само событие. А те, кто в состоянии самогипноза повторяют «если не дёргаться — ничего плохого и не будет» и «надо просто работать, как работали», обычно вымирают первыми.

Итого, выводы.

1. Противопоставление эволюции и революции — ложно. Эволюция реализуется через революцию, это способ её существования, так сказать. Одно является неотъемлемой частью другого.
2. Для прохождения социальной эволюции необходимо наличие движущих сил, аналогичных биологическим: появления новых идей, борьбы между ними (дискуссии, споров, срачей) и «давления общества». Ожидание, что всё произойдёт «эволюционным путём» — это просто форма снятия с себя ответственности.
3. Революций никто не делает. Есть только те, кто их реализует, когда система уже перестаёт работать. А сам факт революции — это «things just happen» (c) Sir T. Pratchett.
4. У эволюции нет «направления», а у революции — «закономерного результата». Единственное, что даёт революция, — это возможность создавать что-то принципиально новое. Что именно — в вашей власти... хотя бы немного.
5. У утконоса мочевого пузыря нет. Он ему не нужен.

Acknowledgments

С благодарностью Кириллу Еськову за книгу «Удивительная палеонтология: история Земли и жизни на ней», а заодно и Евгению Бобуху — за сведения всего со всем в рамках статьи об информации и жизни и отдельно за объяснение видообразования белопопиков горных путём эволюции из чёрнопопиков ползающих.

Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.