Нефть за твою ядерку. Не те инвестиции
23 июня иранский шах дал интервью французскому еженедельнику Les Informations. Там он назвал франко-иранское соглашение «важнейшим из когда-либо подписанных между нефтедобывающей и промышленно развитой странами». Подчеркнул, что сделка имеет долгосрочный потенциал, способный превысить 10 млрд долларов.
Также иранец помнил, что сделка была особенно важна для Франции конкретно в тот момент. Ведь «некоторые арабские страны закрыты для неё, особенно после визита Никсона в Эр-Рияд». А затем разорвалась бомба: когда шаха спросили, собирается ли он обладать ядерным оружием в будущем, он якобы ответил: «Конечно! И гораздо раньше, чем можно подумать».
На следующий день иранские государственные органы выступили с решительным опровержением этих комментариев как сфабрикованной лжи. Но они уже не могли развеять возникшие опасения по поводу «ядерных» намерений Ирана.
25 июня шах дал ещё одно интервью – на этот раз Le Monde. Впрочем, это лишь добавило путаницы. Там он провозгласил неуклонное стремление к «безъядерному» Ближнему Востоку – особенно странно это звучало на фоне вероятной продажи американских реакторов в Египет и Израиль. В то же время иранец сказал: если кто-либо из соседей захочет обзавестись ядерным оружием, «национальные интересы потребуют сделать то же самое».
Учитывая нежелание Тегерана напрочь отказаться от атомного оружия, неминуемая франко-иранская сделка казалась всё более опасной авантюрой. Однако ни один проблемный аргумент не заботил французское правительство, желающее побыстрее завершить долгожданную сделку.
Франция по привычке бросила вызов политике США. Теперь – тем, что не подписала Договор о нераспространении ядерного оружия.
В стиле де Голля французские должностные лица полагали, что могут обеспечить гарантии нераспространения на двусторонней основе. Тем более, французская комиссия по атомной энергии уже помогала Израилю в разработке его ядерной программы – это произошло в конце 1950-х годов.
На мази была продажа ядерных технологий в Южную Африку, Пакистан и Южную Корею. Только нефти как-то не хватало.
Ведь к тому времени, когда соглашение было подписано (27 июня), Иран уже пообещал большую часть имеющихся у него поставок другим странам, с которыми он также заключил сделки. Немного нефти оставили для Атомно-нефтяной биржи. Даже когда на официальной встрече премьер-министр Ширак взмолился о дополнительных баррелях, ему чётко ответили: на это не хватит запасов.
Другие страны в это время бегом резервировали доступные объёмы чёрного золота из Ирана. Например, успехов добилась ФРГ. Немудрено, что накануне подписания сделки Бланкар забеспокоился – Франция явно не справлялась.
Однако французское правительство по-прежнему приветствовало ядерное соглашение как свой беспрецедентный триумф. Первые заказы были сделаны Framatome (позже известному как Areva): от него требовались два реактора в Дарховине мощностью 950 МВт. Соглашение сулило Франции не менее 1 млрд долларов. Если же говорить о полных предполагаемых продажах реакторов с общей мощностью 5 000 МВт, на кону были уже 4 млрд долларов.
Сделка, может, и не обеспечила стабильные поставки нефти. Но после отмены эмбарго на первый план вышли денежные проблемы, вызванные скачком цен и грядущим экономическим спадом.
Так что сделка на миллиарды иранских нефтедолларов могла и поправить дефицит торгового баланса, и простимулировать экономику Франции.
Кроме того, полученные средства помогли бы Framatome построить новые ядерные реакторы уже во Франции, облегчив реализацию плана Мессмера и расчистив путь к долгожданной энергетической независимости страны. В будущем это соглашение станет флагманской двусторонней сделкой Франции, которую воспроизведут с другими странами ОПЕК.
Официальной государственной политикой Франции стало развитие ядерного присутствия в нефтедобывающих странах. Это обеспечивали совместные усилия дипломатов, промышленников и Комиссариата по атомной энергии.
А заодно ядерные технологии стали наиболее многообещающим французским экспортным товаром. Они имели шанс компенсировать денежное и финансовое бедствие, вызванное Первым нефтяным кризисом. Впрочем, в итоге такая политика окончательно дестабилизировала ситуацию в Персидском заливе.
Иран получил ориентир: теперь он стремился освоить весь ядерный цикл. Среди западных атомщиков возникла серьёзная коммерческая конкуренция. Всё больше стран в регионе желали заполучить собственные ядерные программы.
Сделку ещё не успели подписать, а Тегеран уже планировал её расширение. На переговорах иранская сторона заявила французской, что желает вовлечь свою страну в бизнес по обогащению урана и вложить в это серьёзные деньги. Входящей точкой для инвестиций был избран EURODIF – европейский консорциум с офисом во Франции. Он открылся в ноябре 1973 года, чтобы построить первый французский завод (частный) по обогащению урана.
Французы засомневались, ведь ситуация была весьма шаткой. Тем временем один из делегатов, Ховейда, пошутил: так как у Ирана хватит денег для покупки, в случае отказа со стороны Парижа он выкупит 22,5% акций у Италии.
С одной стороны, Бланкар был не против привлечь иранцев к инвестициям и получить ещё больше нефти. С другой – их долю всё же хотелось ограничить 3,5%.
К тому же другие страны Персидского залива захотели того же.
У самурая нет цели, есть только путь. Мы боремся за объективную информацию.
Поддержите? Кнопки под статьей.