Страна, где я не нужен. Часть третья. «И грянул гром…»

С первой и второй частями материала можете ознакомиться здесь и здесь.

Алекс Хавр

Abstract

О чёрных рубашках, революции и коксе.

В 1942 году, в возрасте 10 лет, я завоевал первое место на олимпиаде Ludi Juveniles, проводившейся для итальянских школьников-фашистов (то есть для всех итальянских школьников). Я изощрился с риторической виртуозностью развить тему «Должно ли нам умереть за славу Муссолини и за бессмертную славу Италии?». Я доказал, что должно умереть. Я был умный мальчик.

Умберто Эко «Вечный фашизм»

Жил-был поэт по имени Габриеле д’Аннунцио. Декадентствовал в меру сил, писал поэмы о нежных персях и грубых варварах, устраивал немыслимые оргии и затевал скандалы в самом что ни есть высшем свете. Потом стал стареть, терять популярность, исчезать с передовиц газет…

Габриеле д’Аннунцио, поэт, герой-любовник, авиатор, кокаинист

Но тут в Европе началась война. Та самая, мировая. Италия на тот момент удачно избежала вступления в блоки с обеими сторонами конфликта и могла долго сидеть, наслаждаясь миром. С Германией ей ссориться было не с руки (вообще, между этими странами, одновременно прошедшими путь объединения через борьбу с Австрией, наблюдалось немалое взаимопонимание), с Францией — не так уж надо. С Австрией повоевать было бы неплохо, но стрёмно. Конечно, Британия готова была платить за банкет, но… А с другой стороны, как же не воевать, если все взрослые воюют? Итальянцы что, хуже других? Не могут ввалить, как следует? Мы вообще потомки римлян, или как?

Общество раскололось. Были свои за, и против. «За» в основном — желающие развенчать австрийские выдумки о слабаках-итальянцах. Да и ссылки на национальный подъём действовали: посмотрите, ещё 50 лет назад мы вообще были захолустьем мира, но собрались, напряглись, показали, чего стоит итальянский характер. Нельзя останавливаться на достигнутом, жизнь — движение! Италия ещё докажет, что достойна лучшего отношения со стороны соседей!

За войну выступили и футуристы во главе с писателем Филиппо Маринетти. Знакомые с искусствоведением люди после этой фразы впадают в ступор, поэтому разъясняю. Да, футуризм — это направление в искусстве, и Маринетти — основатель его. А заодно основатель одноимённой политической партии, выступавшей за прогресс и всё такое. В число «всего такого» естественным образом входила и война.

Филиппо Томмазо Маринетти, футурист, глава Союза итальянских писателей. Фашист

Раскол, в частности, коснулся и социалистической партии. Из неё со скандалом уходит главный редактор партийной газеты «Аванти!» (чтобы вы понимали, в те времена газета — всё равно, что сейчас собственный телеканал). Его зовут Бенито Муссолини.

Бенито Муссолини. Портрет авторства швейцарской полиции

Муссолини на войне

Элиты колебались. Вроде бы и хочется, и колется. И Джолитти (пусть и в отставке) не велит. А Джолитти был очень против, потому что, как никто другой, понимал слабые стороны своей страны. Всего лишь два года назад ему пришлось пойти на немыслимое — союз с католической церковью, чтобы спасти либеральную партию от поражения на выборах. Он выиграл выборы, но проиграл стратегически. Теперь он был связан обязательствами, которые не мог выполнить, не порвав со своими традиционными сторонниками, поэтому вынужден был уйти. И вот теперь, в мае 1915-го, когда переговоры с Антантой уже окончились заключением тайного договора, но никто не решался сказать первое слово, он приехал в Рим, чтобы отговорить короля и министров от войны.

И тут на сцену возвращается наш орёл д’Аннунцио, предававшийся до того прелестям декаданса во Франции. Он внезапно возвращается в родную страну и, исполненный вернувшегося вдохновения, произносит перед толпой в Генуе прочувственную речь о героизме и смелости народа. Усыпанный цветами и погрузившийся в привычную стихию, Габриеле едет в Рим и там повторяет и многократно превышает свой первый успех. Перед ним десятки тысяч патриотов, на нём — красивая чёрная рубашка, он приветственно выкидывает вперёд правую руку ладонью вниз, якобы подражая древним римлянам. Жест тут же становится популярным. Толпа блокирует дом Джолитти. Тот сдаётся и уезжает назад в провинцию. Король объявляет войну Австрии (но не Германии).

Тут же выяснилось, что для орудий нужны снаряды, а солдатам — одежда и еда. Первое же наступление захлёбывается в нескольких километрах от границы (что неудивительно для горной местности около Триеста). Новые попытки атаковать ничего не дают. Поскольку отчитываться перед ждущей подвигов нацией чем-то надо, раздувают значимость каждого взятого села. Генштаб издаёт приказ, согласно которому отступать из захваченного населённого пункта разрешено лишь в случае 75% потерь личного состава. Вводят старый добрый обычай децимации (уж если косплеить Древний Рим, так на полную). Помогает слабо. Особенно обидно южанам, непривычным к горным холодам и не понимающим, на кой им это всё сдалось.

Законы прикладной механики гласят, что всё, способное ломаться, рано или поздно ломается. Через полтора года поломалась и итальянская армия. В октябре 1917-го (в честь Великой Октябрьской социалистической революции, не иначе) немецкие и австро-венгерские дивизии прорывают позиции итальянцев у города Капоретто (кстати, в том бою отличился небезызвестный Эрвин Роммель). Начинается паника, и целая армия, бросив оружие и технику, попросту уходит в тыл. Фронт с большим трудом, силами прибывших французов и англичан, стабилизируется на 70–100 км позади первоначальной линии. Потери итальянцев — 300 тыс. человек, из них 250 тыс. пленными.

Однако герой нашего рассказа и здесь находит место для подвига. Командуя катером, совершает рейд на австрийскую военно-морскую базу — бессмысленный, бескровный и эффектный. Становится лётчиком, совершает первую в мире бомбардировку (скидывает на Вену листовки с призывом к капитуляции… на итальянском языке). При посадке получает травму головы, слепнет на один глаз и украшает себя импозантной чёрной повязкой. На время отпуска с фронта удаляется в свой дворец, где предаётся утончённому разврату.

Тут, однако, война закончилась, и многие почувствовали себя очень глупо. Окопная шваль так и не поняла, зачем всё это было. Антанта (в лице Франции и Британии) считали несправедливым давать что-то вкусное стране, которую пришлось вытягивать из… неприятностей ценой жизней собственных солдат. Италия обиженно смотрела на выделенный ей Триест с Южным Тиролем и недоумённо спрашивала: «И всё?». Ни Далмации (там какие-то сербы с хорватами разобраться не могут), ни Малой Азии (там Кемаль), ни островов (англичанам нужнее), ни немецких колоний (самим не хватает). За что боролись?

И пока Версальский конгресс заседал, борцы за итальянский мир начали действовать. Д’Аннунцио во главе ветеранов спецчастей итальянской армии — «ардити» («смельчаки», «пылкие») — захватывает спорный городок на берегу Адриатического моря, населённый итальянскими эмигрантами, и шлёт Муссолини издевательские письма в стиле «Ну и где твои хвалёные фашисты, когда мы тут защищаем итальянцев одни против всего мира? Чёрные рубашки ты у меня спёр, ладно, так, может, хоть на работу придёшь?». Муссолини тактично отмалчивается.

Так начинается буйная, но краткая история «республики Фиуме». Д’Аннунцио хочет превратить город в «государство поэтов», но получается «государство кокаинистов» (без шуток, для повышения морального духа и создания творческой атмосферы жителям просто на улицах раздавали кокс). Потом жители закономерно переключаются на пиратство и шантаж соседей. Закончилось всё мирно: все устали и разошлись, на улицы зашли итальянские войска, и город передали Королевству СХС. Д’Аннунцио вернулся домой героем…

…и вскоре проиграл в подковёрной игре за звание главного защитника итальянского народа Муссолини. Тот научился говорить не хуже, а размахивать руками даже красивее, зато партийный стаж социалиста сгодился для политики больше поэтического вдохновения. Став дуче, он за счёт благодарной нации поселил народного любимца в дворце и удовлетворял все капризы стареющего поэта. Когда Габриеле обнаружил, что за пределами дворца его никто видеть не жаждет, было уже поздно. Что именно подумал в тот момент д’Аннунцио, мы не знаем, потому что он был поэтом, а их мысли понять даже тяжелее, чем политиков. Так что дальнейшая история «защиты итальянцев» и «завоевания места под солнцем» связана уже с Муссолини.

Заключительное слово

Где-то вот таким хитрым способом из амбиций молодого, но древнего народа, стремления к прогрессу, страсти к пафосу и любви к деньгам вырос фашизм. О его экономической основе (государственно-корпоративной) много сказано и без меня. Об идеологии «вечного фашизма» («ур-фашизма») с его 14-ю признаками достаточно красноречиво написал Умберто Эко. (Кстати, роль интеллектуалов и «простецов» (толпы) — постоянная в произведениях Эко. Можно предположить, что его очень сильно впечатлили картины фашистского детства. Наверняка сильнее, чем умирающий Совок — детей 1979 года рождения.)

Следует, однако, помнить, что фашизм появился не на ровном месте. Ему предшествовала нарочитая глухота интеллектуалов к критике со стороны, желание изобразить красиво то, что красивым не было, вера в то, что «правильное» отношение к событиям может изменить их суть. А главное — нежелание признавать ошибки. Ну а человек, который воспользуется глухотой одних и надеждой на «простой путь» других, найдётся всегда.

Выражаясь метафорически, Италия морально надорвалась в погоне за мировыми лидерами. Слишком уж просто выглядел рецепт «если убедить народ в его исключительности, то можно перескочить через несколько ступенек». Несомненно, сила национального единства совершила чудо, но долго так продолжаться не могло: в систему, привыкшую «ради высокой цели» слепо подчиняться лидеру, рано или поздно проникает паразит, направляющий её работу на пользу себе — и тогда система, лишённая возможности самоизлечения, самокоррекции, обречена. А следом за ней рушатся и все достижения, оплаченные ценой чрезмерных усилий.

Ах, да, я обещал ещё про мафию. Так вот, капиталисты ещё могли мириться с тем, что кто-то действует не по указке, но у фашистов в доме мог быть только один хозяин. И фашизм мафию таки искоренил. Пришлось насаждать обратно… но это уже совсем другой рассказ.

Аналогий, традиционно, не провожу. История — предмет сложной формы, так что параллелей можно провести сколько угодно, на любой вкус.

Acknowledgments

Статья, несомненно, посвящается памяти Умберто Эко. Странно осознавать, когда я начинал писать статью, он был ещё жив...

Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.