Изображая жертву

Waria wariatka

І ми у вишиванках можемо спокійно

гамузом поплакати в «Кобзар». 

(ТНМК)

Архетип жертвы – один из главных архетипов, чрезвычайно распространенный и многообразный в проявлениях. Не будем долго цитировать Юнга и кого-там-ещё; если отбросить поправки на время и место действия, мотив песенки несложный – «Мир несправедлив, я страдаю по чужой злой воле».

С образом жертвы можно разбираться историкам и прочим изыскателям, психологам – так даже и нужно. Но поручать жертве роль национальной идеи – как минимум странно. А других кандидатов по ходу и не было. Жертва как символ украинской – культуры, истории, идеологии, нужное подчеркнуть. Жертва. «Вона – це Україна».

Тут заметим два градообразующих элемента. Один восходит ещё к трипольским временам Виктора Андреевича: пасеки, рушники и прочие глечики, для которых учредили целый Мистецький Арсенал. Самодовольная архаика становится модной темой, начинаются восхождения на Говерлу и поиски козацьких родословных, причём копируется в основном форма, в содержание надо вникать, а это уже сложнее. Собственно, ничего нового в культурном аспекте не появляется: в тренде по-прежнему селянский субпродукт вроде «Ти ж мене підманула», только возведённый в ранг придворного искусства. Культура в нормальном смысле продолжает существовать не благодаря, а вопреки, и зритель часто понятия не имеет, что в его городе происходит что-то реально интересное. Всплеск национального самосознания? – а нет, показалось. Люди не стали знать больше о стране/народе/культуре, они просто стали больше носить вышитые рубашки.

Так формируется странный собирательный образ «пересічного українця» – этот чувак как будто не очень понимает, какое там нынче тысячелетие на улице. Налёт хуторянства не исчезает и после ухода со сцены главного пчеловода – уже в 2012-м, когда Евро вместе с Польшей и все дела, – большинство украинцев, если верить опросам, не были нигде дальше Турции и – правильно - России. Треть из них вообще никогда не выезжала за пределы своего региона. Страну Чудес, Алиса, населяют персонажи, обращённые в прошлое; один живёт в своём персональном штате Триполье и собирает расписные кувшинчики, другой вздыхает о временах «всесоюзной здравницы». Друг о друге они не знают почти ничего, а ведь «почти» не считается.

Второй элемент, неуловимо связанный с первым. «Маленькому українцю» прививается вирус некой виктимности. Из книги выдёргиваются грустные страницы, и вокруг них начинаются странные танцы. Лента за лентою - и, наконец, запускается проект «Голодомор». Всеобщий траур и устрашающие уроки в начальных классах. Идея извечной жертвенности носится в воздухе, концентрация несчастья зашкаливает. Такое впечатление, что идёт некрофильское соревнование с Израилем по Холокосту.

И вот новый имидж готов, на манеже – «украинец страдающий», «украинец-жертва». Мы постоянно чего-то просим и на что-то жалуемся. Обратите внимание, какая у нас трагическая история, сколько у нас незаживающих ран. У нас всегда всё сложно, а мы же вышиваем на щастя, на долю свои рушники и ничего не можем поделать с этим кошмаром. Мы игрушка в руках жестокой судьбы, просто греческая трагедия на хуторе близ Диканьки.

На самом деле трагедии достаточно в истории любого народа. Нет же, вы не поняли, мы хотим быть самыми печальными, как бы говорят нам режиссёры.

Каждый год дописывать нули к числу жертв Голодомора, хотя Голодомор ужасен и без того.

Биться в истерике от того, что Ургант на кухне несмешно пошутил. Или от того, что Воевудский тоже несмешно пошутил.

Или от того, что кто-то там что-то такое спел, а телеканал «Интер» это показал.

Архетип жертвы как национальная идея. Даже как идеология. Как стиль жизни.

Мы униженные и оскорблённые, и не скрываем этого, даже этим гордимся. Но… это же школьная хрестоматия: стоит только показать, как ты боишься и переживаешь, – и здравствуй, мальчик для битья, отныне тебя будут пинать все и по любому поводу, потому что ты так красиво и мелодично плачешь.

***

Большой Брат, мы тоже наблюдаем за тобой. Современная Россия с её ленточным пафосом, домотканым православием и «духовными скрепами» – смешна и уродлива. Но красота типа не главное, и 86-или-сколько-их-там-процентов на это плевали, и дон Рэба aka ПТН/ПНХ тоже плевал, всё это ничего, пока архетип сохраняется, и жертва ведёт себя так, как и положено жертве. И Майдан для дона Рэбы сотоварищи страшен именно потому, что ломает архетипы (о нет, здесь нет тэга #пафос). При всём своём несовершенстве и «ах-нецивилизованности» – Майдан нормально пошатнул архетип жертвы, предназначенный Украине.

Вместо того, чтобы пойти по домам, жалуясь богам на непреодолимые преграды, афинские граждане взяли и снесли всё, что было на пути в Цитадель ледяной короны. И саму Цитадель снесли, вместе с лич-королём. А когда прилетели орлы поклевать печень в наказание, орлов тоже снесли. Вся сцена полетіла шкереберть, сообщает хор. The gate is open, the wall has fallen.

И надо разбирать эту стену дальше, по камушкам-по кирпичикам вынимая из себя свою виктимность. Идти и не оглядываться. И не показывать, что больно и страшно, даже если на самом деле больно и страшно.

А в перспективе – выходить из двора на улицу, смотреть, что там делается, подходить, участвовать. Замышлять и творить по-настоящему крутые, современные вещи, и выкинуть нафиг все эти вишнёвые садочки и калиновые бусы. Так никто уже не носит, ни в Европе, ни вообще нигде.

Стать собой, а не пародией на себя.

Перестать играть роль жертвы.

«Победа достаётся тому, кто вытерпит на полчаса больше, чем его противник».