Исповедь не сепаратистки

Алена Поволяева

Мне так много хочется вам рассказать, я так соскучилась по своей работе журналистом, что тексты прямо складываются в отдельную папку в голове.

И хочется по-украински, потому что последние семь лет, работая в Донецке, я именно по-украински и писала. Рвет шаблоны? А, тем не менее, там была достаточно большая аудитория, которая либо хотела читать именно по-украински, либо ей было все равно, на каком языке читать. Но я напишу по-русски. Из чувства нонконформизма, что ли. И потому что стих по-русски. Но вперед не забегаю.

Соу. Как говорят американцы. Хватит предисловий. Я – не очень молодая, 28-летняя мама. Уже год, как я – мама. И это самое большое счастье в моей жизни. Даже рашисты с их инфернальными митингами в марте 2014-го, со своим переворотом и кражей моей страны, моего дома не смогли испортить мне эту всепоглощающую эйфорию, которая наступила после родов 10 марта 2014-го.

Кесарево? Ну, и что. Губарев – народный губернатор, стащивший у меня Рождество страну? Ну, и что. Это все померкло, когда мой малыш взял губами грудь, в которой еще не было молока, и что-то там начал из нее мерно и сильно высасывать. Когда ты ждешь беременности несколько лет, когда ребенок такой долгожданный, все новости уходят на второй план. Но через пару дней на митинге зарезали Дмитрия Чернявского. Лично я его не знала, но по телефону с периодичностью раз в несколько недель общалась. Он же пресс-секретарь одной из партий, часто нужен был комментарий.

Почему Москва

Тогда уже эйфория помогать перестала. Я поняла, что пора собирать вещи и уезжать. Мужу я говорила "нет" на эти уговоры, но в глубине души чувствовала – все, Донецк покатился по наклонной в самую большую черную дыру в своей истории. И, скорее всего, он оттуда не вынырнет обратно.

Когда малышу исполнилось полтора месяца, я поддалась на уговоры супруга. А что еще оставалось? Я в расстрельных списках ДНР, как корреспондент "Радио Свобода" в Донецкой области. И, пока еще республика молода, можно было отсидеться у себя на Бакинах, в трех километрах от центра Донецка. Но я увидела, что Украина не собирается ничего предпринимать. Что никакие наши силовики не зачистят облгосадминистрацию и не придут в прокуратуру выбивать из нее террористов. Что самое время увозить ребенка.

Я написала гневно-слезливое послание Яценюку в фейсбук (бессмысленный крик души), и мы полетели в Москву из Донецкого аэропорта с пересадкой в Киеве. Потому что туда нас позвали друзья. И поселили у себя, пока мы искали жилье. И предложили здесь мужу работу.

И теперь мы тут слегка застряли. Потому что дом наш разбомбило, как и машину. Потому что в Украине ни мне, ни мужу работу предлагать не спешат, хотя мы и ищем. Потому что здесь уже появился этот пресловутый налаженный быт. Но, конечно, большинство друзей дома. На родине. И мама ездит к нам на автобусе через Ростов-на-Дону по двадцать часов.

Ну, как, есть уже предубеждение? А заметьте, мы – не сепаратисты из Донецка, мы периодически подкидываем деньги украинской армии, живем в Москве. Едим местную еду, зарабатываем местные рубли. То есть, Украине от нас - польза.

Сейчас я снова нахожусь у друзей потому, что сыну исполнился год. А у меня жуткая аллергия тут уже три месяца. И нужно лечиться, а для этого нужно отучить его от груди. Поэтому он с моей мамой и мужем.

В моем сознании Донецк еще с аэропортом и без разрушенных домов

Я все думаю о том, как бы он мог расти в Донецке. В такой же ужасной экологии, как и в Москве, а, может, даже и в чуть лучшей. Да, не удивляйтесь, тут не воздух, а сплошной бензиновый выхлоп, этим трудно дышать.

Я думаю, как бы он мог видеться со второй бабушкой, моей свекровью, которая, к сожалению, умерла в начале марта этого года. Да, она болела и раньше и была инвалидом первой группы. Но в украинском Донецке были толковые врачи и частные клиники, не было бомб, свистящих над головой. В украинский Донецк, если бы даже мы были где-то не дома, муж смог бы добраться на похороны. Прилететь на самолете или приехать на поезде. А на автобус из Москвы по причине отсутствия другого транспорта билетов не оказалось.

Я пою сыну «Рушник», «Лиш вона», «Мила моя» и песни Океанов. Я пишу стихи про Донецк, к которому у меня, кстати, никогда не было особой любви. Или так мне казалось. Это все же город всей моей жизни. Его невозможно забыть.

Донецк в двух ипостасях

Донецк почему-то снится.

Чаще, чем ожидала.

Он пахнет глинтвейна корицей,

Дождем и пыльцой из отвала.

Донецк запечатан в коробки, 

На каждой своя наклейка.

Тут есть щербаковские лодки,

Ударившая качелька.

Тут есть коктейли молочные

В первом большом гастрономе.

Книжный советский - точно, 

Там же, на той же Раздольной.

Есть кинотеатр на крыше

Комплекса Пролетарский.

И кажется, будто слышишь - 

С экрана вещает Карлсон.

"Спокойствие, только спокойствие"...

А рядом зоомагазин.

Заглянем для удовольствия?

Нет, мам, покупать не хотим. 

Домой мы идем уже трое,

Хомяк получил имя Бася.

Донецк из памятей скроен. 

Теперь он в двух ипостасях:

Мирный, шумный, балетный.

Аэропорт еще с нами.

Военный, почти бездетный.

Наверно. Не видела. С мая.

И беженцев сотни, тысячи

Увидеть его мечтают.

На главную площадь выскочить. 

Послушать скрипки трамваев.

С родными обняться, увидеться 

И мирный воздух вдохнуть.

Что ж ты, родная кириллица,

Все не даешь мне уснуть?

Я скучаю по Украине и мечтаю жить в Одессе, но этого, наверное, не случится. Вероятность еще одной республики там высока, а наша семья повторения пьяных автоматчиков под окнами видеть вновь не хочет. В моем сознании Донецк остался мирным, только будто пьяным. Существующим современным и симпатичным бизнес-центром. Я как ни стараюсь, не могу представить, что улицы его пусты, что он потерял сотни тысяч жителей, что здания его разрушены, что везде течет кровь.

Украина преподносит сюрпризы

Мне больно слышать о пенсиях и пропусках. Да, моя мама живет в Донецке. Но пенсию получает в Украине за себя и за бабушку. Переоформила. И она вполне себе патриотично настроена. В смысле, проукраински. До сих пор, несмотря на все нововведения украинцев. Но что ей может предложить Украина, как беженцу? 800 гривен в месяц в течение полугода и плюс ее и бабушкины пенсионные средства, которых хватает лишь на продукты сейчас.

И никаких нормальных недорогих квартир. Даже в небольших городах. В село уехать? А там никаких условий. Никто не сдает дома и не продает их за 800 гривен. А мама бы с огромным удовольствием переехала. Сбежала бы от соседей, перед которыми надо делать вид поддержки ДНР. А то доносы и все такое.

Это замкнутый круг, который наша власть не собирается размыкать. Проблему упорно не видят, лишь усложняя жизнь бюрократическими новыми процедурами временно перемещенным лицам.

Каждый текст, который я пишу об этой вакханалии, что изменила жизни миллионов, содержит какой-то трагический эпизод, случившийся недавно. То боинг, то бомбежка Горловки, то Мариуполя… Да, мало ли. Но в этот раз все еще хуже. В этот раз украинцы совершили дикую ерунду. Не пропустили автобус на блокпосту, и тот поехал объезжать по полям. И подорвался на мине. Автобус с мамами и бабушками, которые поехали в Украину за продуктами, потому что цены там намного ниже, а денег в ДНР, как известно, нет.

Коллега Леся Ганжа после этого написала, что ее не волнует, какие они, имея в виду жителей Донецка, даже тех, которые ходили на референдум и звали и зовут Россию. Она написала, что ее волнует, какие мы, украинцы. И меня это тоже волнует до слез. После таких новостей желание вернуться в Украину тускнеет. Ну, и сиди в своей России, сепаратистка. Подумаете вы. Конечно, так легче. Откреститься от граждан, отгородиться от них высоким забором. Выкинуть их за пределы сознания и не хотеть знать, что идет война. Засунуть голову в песок – это не выход даже для страуса. Потому что подбежит хищник и шею перекусит. И еще в тему. В разводе виноваты оба. Задумайтесь.

Я не говорю, что нужно принимать всех, в том числе и сепаратистов, с распростертыми объятиями, но я не понимаю, почему я, моя мама, мои друзья - все мы не чувствуем со стороны многих сограждан и государства ничего, кроме унижений. От государства, которое не смогло выполнить свою функцию и защитить меня и моего малыша в самый уязвимый момент нашей жизни. У меня нет готовых решений, но если бы вдруг Яценюк прочитал мое послание и поинтересовался моим мнением, думаю, я смогла бы озвучить варианты.

Ооо, iноземець я, iно-iноземець, я – хохол крiзь клятих москалiв

Скорее всего, мы уедем в какую-то европейскую страну на море. Муж мой – программист, поэтому работа найдется. В России оставаться у меня нет моральных сил и здоровья. Тут аллергия просто добивает. Украинцы шутят, мол, на москалей. А они - такие же люди. Растят детей, смотрят телевизор (error, error, error), жалеют нас, когда узнают, что из Донецка, и говорят, что война – бессмысленная штука. Конечно, многие за Путина, конечно, верят в хунту, но ведь так было всегда. Что тут удивительного? Гораздо легче идти по проторенной большинством дорожке, плыть по течению и не париться. И мозгом я все это понимаю, но каждый раз, когда я вижу георгиевскую ленточку у прохожих, меня так коробит, что успокоиться я не могу минут десять.

Тут я завела себе одну новую подругу. Медсестру 38 лет, которая делает мне капельницы дома. Дело в том, что в больницах, хоть платных, хоть бесплатных, это организовать без стационара оказалось весьма проблематично. А я не могла бросить ребенка. Так вот медсестра моя меня поразила в самое сердце. Она говорит: «Люблю путешествовать, хочу в Штаты поехать, посмотреть, как они там круто живут. Но Обаму я ненавижу. Всю эту ненависть он нагнетает. И США». Да. А когда я у нее спросила, часто ли она видит или читает высказывания Обамы или других политиков из США, она призадумалась. Тогда как же нагнетает? «Сильно», - сказала она, и на этом разговор сошел на нет.

Такие редкие моменты общения с внешним миром развивают мою социопатию все больше. Депрессия, связанная с потерей дома, сильнейшей аллергией и прочими прелестями жизни в другой стране, нарастает, как снежный ком. А из Украины мои проукраинские друзья-беженцы пишут, что сталкиваются с дискриминацией от украинцев же сплошь и рядом.

Но даже все эти вещи не убивают любовь к моей родной стране. Мне по-прежнему хочется поесть наших вареников и яблок, я скучаю по темным ночам и по более теплой погоде. По дешевому нашему сидру и отсутствию пробок. По незнакомке с книгой моего любимого Стуса в автобусе. Врачи в один голос просят переезжать на море, а я лелею надежду, что Путин не придет и порядок не наведет в Одессе, что он устал, что у него не хватит сил. И что когда-нибудь я буду жить в своей стране, по которой я безумно скучаю.

В Донецке живут люди, убившие моего друга

А как же твой Донецк, спросите вы. Моего Донецка уже нет, его не существует, он остался лишь в памяти людей. В моем Донецке у меня был друг. Юра Матущак. Вместе с ним мы еще студентами придумали дать нашему университету имя Стуса. Вместе с ним мы проводили проукраинские акции, носили вышиванки и говорили по-украински. И хотя взрослым это оказалось глубоко не нужным, нам, студентам, это было нужно. Так проходило наше становление, мы обретали родину и самосознание, мы идентифицировали себя со своей страной и ощущали себя ее частью. И мы, конечно, чувствовали совок и подсознательно побаивались Чечни у нас дома, но представить себе такое вряд ли могли.

Для меня самый страшный кадр из «Пятого элемента» всегда был тот, где Мила Йовович печатает слово «война» и читает о ней. И сны самые страшные были о ней. И этот страх был одной из причин моего желания поехать в качестве журналиста в горячую точку. Не так сталося, як гадалося, и теперь я этому рада. Потому что я и о шахтерских вдовах то не могла писать без последующих эмоциональных коллапсов, затягивающихся на месяц. А тут такое.

Так вот, Юра пошел воевать. И погиб под Иловайском. Юра - моя боль. Я иногда просыпаюсь по ночам и плачу, потому что его нет с нами. У многих уже есть погибшие близкие, и я не знаю, как с этим справляться. Одно я знаю. Донецк, который сейчас существует, наполнен людьми, убившими Юру. И этого простить им я не могу. И вернуться туда я не могу. И, конечно, у меня есть родственники, которые за ДНР. Этого тоже я им не прощаю. И не говорю с ними об этом. Потому что ДНР принесла войну в мой дом. ДНР изменила мою жизнь настолько, что теперь мои даже нерабочие тексты сухие и фактажные. ДНР делает мне нервы, как говорят в Одессе, причем такие, что хроническая аллергия расцвела невиданными до сих пор красками. И я пока не знаю, что делать со всем этим у себя внутри - накапливающимся, трепыхающимся и больным.

Не знаю, как дальше

Да, что говорить. Теперь донецкие – люди без будущего. Теперь мы в него не верим. Нет, все мы знаем, что придет завтра. И что-то даже планируем. Но в планы эти не верится. Потому что в любой момент может случиться от тебя не зависящая хрень типа ДНР, и ты будешь вынужден собрать два чемодана для трех человек и уехать.

Мне кажется, я тут повторяюсь и написала уже слишком много, выплескивая боль и грусть, что для меня не характерно, но так уж сложилось, я привыкла себя в личном тексте обнажать. И мне хочется, чтобы эта болезненная откровенность стала для кого-то открытием в том плане, что очень, ну, очень много дончан любят Украину до сих пор, несмотря на место проживания или копеечную пенсию, которую их родители получают, проходя невероятный бюрократический ад из десятков кругов.