Будет ли на Украине национальная Церковь: единая, каноническая и автокефальная?

Часть 1: Историческая разблюдовка

Военные сводки (как это всегда и бывает в истории человечества) неизбежно заслоняют собой другие новости.

Некоторые из которых, случись они в мирное время, обязательно бы попали на первые полосы газет, и обсуждались бы многочисленными экспертами – как теми, кто более или менее ориентируется в соответствующей сфере, так и теми, к то в ней не разбирает ни уха, ни рыла. Несомненно, именно такой новостью является сообщение о том, что Украинская Православная Церковь Киевского Патриархата (УПЦ КП) и Украинская автокефальная Православная Церковь (УАПЦ) объявили о намерении объединиться. Единый Собор УПЦ КП и УАПЦ намечен уже на эту осень (конкретно - на сентябрь), и его устроители не скрывают, что он в итоге должен стать прологом к соединению всех православных юрисдикций Украины в единую национальную Церковь.

С одной стороны, очевидно, что объективные условия для этого созрели. Также очевидно, что существует и мощнейший общественный запрос на «свою», не связанную с Москвой, Церковь. С другой стороны, факторы, блокирующие провозглашение украинской церковной автокефалии, по-прежнему сохраняются.

Как всегда, для того, чтобы разобраться и с первыми, и со вторыми, может потребоваться небольшой исторический экскурс. (Если вы более или менее знакомы с церковной историей и основами канонического права, то первый раздел можете смело пролистывать, если знакомы скорее менее, чем более – то можно и почитать.)

Intro

С первого дня своего существования христианская Церковь рассматривала себя, в социально-политическом плане, как структуру вселенскую, то есть всемирную и универсальную (и в этом заключалось ее принципиальное отличие от ветхозаветной Церкви, бывшей институтом строго этнонациональным, где границы церковные совпадали с границами этническими). На практике, это означало, что по мере распространения Христианства появлялись общины – Поместные Церкви, в которых могли состоять представители самых разных народов и носители столь же разных культурных традиций. Все вместе они образовывали единую Вселенскую Церковь.

Начиная со времен св. равноап. Императора Константина, появляется единый орган, определяющий вероучительные (догматические) и правовые (канонические) нормы для всех христиан – Вселенский Собор. Всего таких Соборов в Православии признается семь. Среди прочего, они определили основы административно-территориального устройства Вселенской Церкви, которое сохраняется и по сей день: иерархию патриарших кафедр: римской, константинопольской, александрийской, антиохийской и иерусалимской, особые права некоторых других епископов, и т.п. Все пять патриархов были автокефальными, то есть, независимыми друг от друга в делах церковного управления. Были установлены границы патриархатов – независимых Поместных Церквей, возглавляемых патриархами. Все прочие епископы подчинялись тому или иному патриарху или иному автокефальному архиерею.

Надо сказать, что изначально решения о том, какой кафедре иметь «первенство чести», а какой не иметь, определялись почти исключительно прагматическими соображениями. Римские патриархи (папы) получили первый номер в списке потому, что Рим была столицей Империи – главным административным и экономическим центром государства. Патриархия Константинополя – Нового Рима образовалась потому, что это была вторая имперская столица, а Александрия являлась одним из крупнейших городов, игравшим огромную роль в тогдашней экономике (а значит, и политике) и известным научным и богословским центром. Границы Поместных Церквей изначально определялись в соответствии с имперским административным делением, и часто и вовсе зависели от произвольных решений «базилевсов ромеев».

Такая система была оправданной и достаточно эффективной – но только до тех пор, пока Римская Империя оставалась в тех границах, которые она имела во времена Константина Великого. Однако очень скоро эти границы изменятся, и имперские владения начнут сжиматься, как шагреневая кожа…

Бывшие римские территории захватывали и заселяли новые народы. Определенная (и весьма немалая) их часть была, в конце концов, обращена в Православие. И тут выявился новый тренд: монархи, переходившие вместе со своими подданными в новую веру, старались как можно быстрее обособиться от греков-ромеев (конкретно - от Константинопольского патриархата) в церковно-административном отношении. Причина этого была проста: принимая Православие и усваивая византийскую культуру, новообращенные народы не желали оказаться в политической зависимости от Константинополя. И единственным возможным выходом было добиться для своего народа собственной, автокефальной Церкви. Например, болгары, после своего всеобщего крещения в IX в., почти сразу стали требовать автокефалии. И в 919 году провозгласили автокефалию сами, никого не спрашивая. Константинопольский патриархат объявил этот шаг канонически незаконным, и согласился признать независимость Поместной Церкви Болгарии лишь в 927 году. Причем впоследствии, когда болгары были разгромлены византийцами, греки «отменили» болгарскую автокефалию.

Подобная схема взаимоотношений новых Поместных православных Церквей с древними материнскими кафедрами впоследствии стала типичной. На самом деле, найдется совсем немного случаев предоставления автокефалии в полном соответствии с «нормальным» канонически порядком: когда Церковь, находящаяся в подчинении тому или иному патриарху (автокефальному митрополиту, архиепископу и т.д.) смиренно подает прошение дать ей свободу, а тот, проникнувшись нуждами своей паствы, подписывает соответствующий Томос. К сожалению, церковную независимость, как и независимость государственную, в православном мире очень часто брали с боем. И сначала явочным порядком провозглашали автокефалию, а потом на протяжении какого-то времени (иногда – очень длительного) утрясали все канонические вопросы и нестыковки.

В частности, Русская Церковь (Московская митрополия) действовала по похожей схеме.

В результате, уже в средние века начала формироваться довольно своеобразная структура административно-канонических отношений во Вселенской Православной Церкви, которая окончательно оформилась в XX столетии. С одной стороны, мы видим древние православные кафедры: Константинопольскую, Александрийскую и т.д. Они уже много веков как перестали быть реальными центрами православного мира, превратившись в крошечные анклавы, затерянные среди мусульманских стран и народов. Однако они имеют «первенство чести», а их номинальные канонические права очень широки. В первую очередь, конечно, это касается Константинопольского (он же Вселенский) патриархата. С другой стороны, существуют гораздо более многочисленные и влиятельные Поместные Церкви, преимущественно славянские, которые сегодня, собственно, и составляют то, что можно назвать православным миром. Если говорить о мировом - или официальном - Православии, то первое место среди них занимает РПЦ МП. Однако, при огромном реальном влиянии, в смысле «первенства чести» и номинальных прав они стоят позади древних кафедр.

Это и предопределило ту коллизию, которая очень серьезно – и непосредственно – влияет сейчас на церковную ситуацию на Украине.

Заветная мечта константинопольских патриархов

Сравнивать нынешнее влияние Вселенского патриарха с тем, которое он имел в Римской Империи (Византии) даже не смешно. Некогда первая кафедра Империи, управленческий и богословский центр, Константинополь утратил этот статус еще в XV веке, после османского завоевания. Однако и при Османах Вселенский патриарх сохранял кое-какие рычаги влияния – и даже получил новые. Ведь в турецком государстве он был официально признанным главой все христиан, и это позволило патриархам Царьграда успешно утверждать во всех Поместных Церквях, оказавшихся на османской территории, собственное (греческое) влияние. (И, надо сказать, константинопольские греки этой возможностью пользовались очень активно.)

Но ситуация радикально изменилась в XX веке. После падения Османской державы Вселенский патриарх перестал быть главой всех христиан, живущих под властью султана, превратившись в секулярном государстве Ататюрка в лидера одного из религиозных меньшинств. Причем начавшийся исход греческого населения с территории Турции привел к тому, что во второй половине XX века Константинопольский патриархат лишился почти всей своей паствы. На сегодняшней день, православных в Турции осталось лишь несколько тысяч.

Разрыв между номинальным статусом (первой кафедры православного мира) и фактической наличностью духовенства и прихожан (и тех, и других меньше, чем в средней руки епархии РПЦ МП) получился вопиющим. Для того, чтобы его преодолеть, нужна была принципиально новая церковная доктрина, позволяющая вновь возвысить константинопольскую Церковь, или конвертировать номинальный статус в реальные активы.

И такую доктрину начали вырабатывать (в частности, одной из основ ее был экуменизм). А начавшиеся процессы глобализации подсказали техническое решение. После двух мировых войн в эмиграции оказалось огромное количество православных – из самых разных стран и народов. Кроме того, в Православие стали переходить граждане тех государств, которые традиционно считались католическими или протестантскими, а то и вовсе нехристианскими. В результате, образовалось множество православных диаспор – и тот, кто смог бы установить над ними всеми контроль, существенно повысил бы свой статус.

Именно это Константинополь на протяжении всего XX века и пытается делать, последовательно собирая под свой омофор разные диаспоральные православные общины. Но это – только половина задачи.

Вторая половина заключается в том, что Константинополю для утверждения своего влияния мало только «первенства чести». Ему нужны реальные и официальные рычаги влияния, делающие его своего рода арбитром во взаимоотношениях православных Поместных Церквей.

И с тем, и с другим были большие проблемы. Среди православных диаспор, несмотря на недовольство Вселенской патриархии, создавали и продолжают создавать свои приходы и епархии все автокефальные Церкви. И идея константинопольского вмешательства во внутренние дела иных церковных юрисдикций тоже мало кому нравилась. Менее же всего и то, и другое было по нраву самой большой Поместной Церкви – Русской (до 1943 года чаще называвшейся российской).

Для того, чтобы реализовать свою программу, Константинополю нужно было добиться согласия основных Поместных Церквей, и провести всеобщий православный Собор – по сути, Вселенский. (Задача сама по себе непростая, если учесть, что последний Вселенский Собор состоялся в VIII веке.) Впервые с этой инициативой Константинополь начал выступать еще в 1920-е гг. – и неизменно наталкивался на сопротивление Москвы. При этом, надо сказать, причины этого сопротивления были в разное время разные. Св. Патриарх Тихон и св. митрополит Петр критически относились к инициативам Вселенского патриархата из-за его явно уклонения в модернизм, а также и из-за контактов греков с обновленцами. В сергианский период на первый план выходят соображения политического, а не вероучительного порядка. Константинополь считался проводником американского влияния (и, надо сказать, Вселенский патриархат и США действительно прекрасно друг с другом ладили и ладят). К тому же, при Сталине одно время рассматривался проект усвоения московскому патриарху титула «вселенского». И Вселенский Собор тоже планировался, но только в Москве (в усеченной форме – в виде Всеправославного совещания – он в 1948 году и состоялся). Все это, понятное дело, было прямой угрозой плану константинопольской кафедры.

В итоге, почти сто лет константинопольским патриархам не удавалось даже толком приступить к подготовке Всеправославного Собора (хотя попытки предпринимались неоднократно). Но буквально в последние годы процесс начал развиваться неожиданно успешно: РПЦ МП пошла навстречу Константинополю. В настоящее время, почти завершена подготовка к «Великому и Святому Собору Православной Церкви». Намечено и конкретное время его проведения: Пятидесятница 2016 года.

Почему Московская патриархия, столько лет блокировавшая вышеописанные инициативы Константинополя, вдруг дала себя уговорить? Причин для этого немало. Но одним из самых значимых – а возможно, и самым основным – является украинский фактор.

Часть 2: Украинский актив Константинополя

Ранее уже было сказано, что главной задачей Вселенской патриархии в XX веке стала конвертация номинальных статуса и прав в реальные активы и возможности. И блестящим примером такой конвертации является нынешняя ситуация в церковной жизни Украины.

Как известно, в 1686 году Киевская митрополия перешла из-под омофора константинопольского патриарха под омофор патриарха московского. Все, как и полагается, было оформлено специальным Томосом. Однако с самого начала в этом деле было два важных момента.

Первый – то, как именно Москва «попросила» Константинополь о передаче русскому патриарху Киева. Фактически, дело было сделано явочным порядком, и лишь после этого грекам было предложено все это урегулировать. Естественно, во Вселенской патриархии это вызвало возмущение. Реакция Москвы была (если сравнить с аналогичными ситуациями из истории церковно-дипломатических отношений греков и русских) достаточно стереотипной. Во-первых, грекам предложили «милостыню», то есть деньги. Во-вторых, попросили турецкого султана (который в тот период рассчитывал заключить союз с Москвой) надавить на заупрямившуюся «первенствующую кафедру». Последний аргумент оказался самым сильным, и Киевская митрополия отошла к Москве.

Тогда, в XVII веке, факт очевидного давления Москвы на Вселенскую патриархию ничего не менял. Но в последующем это давало основания заявить, что отторжение Киевской митрополии произошло насильственно, а значит неканонично – и потому было недействительным.

Второй момент – это условия, перечисленные в Томосе константинопольского патриарха, на которых Киевская митрополия отходила под церковную власть Москвы. А условия эти были довольно многочисленны и своеобразны. Так, Киев должен был иметь значительную автономию, но самое главное – патриарх московский официально назначался лишь наместником патриарха вселенского, управляющим киевской митрополией с его благословения. По сути дела, это означало, что со временем Константинополь может наместничество и упразднить, вернув себе непосредственное управление Киевской митрополией.

В лучших традициях византийской дипломатии, Вселенская патриархия согласилась дать то, что от нее требовали – но с такими оговорками, которые в перспективе меняли все дело. В результате, получилась дипломатическая мина, которую Константинополь активировал вскоре после того, как рухнула Российская Империя. В 1924 году новоучрежденная Польская Православная Церковь получила от Вселенского патриарха автокефалию. Причем, поскольку речь шла в том числе и о православных, живущих на землях, входивших ранее в юрисдикцию киевского митрополита, то данный акт по сути означал предоставление автокефалии части исторической Киевской митрополии. Что и было отражено в тексте патриаршего Томоса, где особо подчеркивалось:

«Первое отделение от нашего престола Киевской митрополии и православных митрополий Литвы и Польши, зависящих от нее, а также присоединение их к святой Московской Церкви произошли отнюдь не по предписанию канонических правил, а также не было соблюдено все то, что было установлено относительно полной церковной автономии Киевского митрополита, носящего титул экзарха Вселенского Престола».

По сути, это была частичная отмена решения о передаче Киевской митрополии под церковную власть Москвы, принятого в 1686 году. Своего рода продолжением этой ревизии стало принятие украинских автокефалистов в США и Канаде (в 1995 и 1996 годах), до этого не имевших канонически законного статуса, под омофор Вселенской патриархии.

Правовой механизм ликвидации церковной власти Москвы на украинской территории был успешно опробован Константинополем. Как показала практика, оговорки, сделанные в старинных документах, оказались мощным оружием современной церковной политики. Далее было нужно использовать это оружие с наибольшей выгодой.

Два главных препятствия на пути к украинской автокефалии

В XX в. первые попытки создать украинскую автокефальную Церковь были предприняты вскоре после крушения Российской Империи. В целом, они синхронно совпадали с усилиями по созданию независимой украинской государственности. Соответственно, то, что можно назвать автокефалистским движением, набирало силу тогда, когда достигали определенных успехов и украинские националисты: в 1918-1920 гг., в 1941-1944 гг. и, наконец, в 1988-1992гг. История Украинской автокефальной Православной Церкви (УАПЦ) и ее разделений – история длинная и довольно путанная, и потому здесь мы ее опустим, отметив лишь самые важные моменты.

Таких моментов, собственно, два. Первый: на протяжении всего XX столетия УАПЦ не признавалось канонически законной другими православными Поместными Церквами. Сравнительно скоро украинские автокефалисты пришли к мысли, что единственное решение этой проблемы – это переход под омофор Константинополя. И, как уже было сказано выше, частично это удалось – церковные юрисдикции в диаспоре, в США и Канаде, восходящие к УАПЦ, в 90-е гг. были приняты в состав Вселенского патриархата.

Второй момент, выявившийся в конце 80-х – начале 90-х, был связан с существующим на Украине культурно-идеологическим делением на условный Запад и условный же Восток. Если в западно-украинских областях УАПЦ, вышедшая из подполья в конце 80-х, начала стремительно набирать влияние, оттесняя Московский патриархат, то в юго-восточных областях Украины автокефалистов поддерживал сравнительно ничтожный процент населения. Не помог даже и раскол, случившийся в Украинской Православной Церкви Московского патриархата, которую в тот период времени возглавлял Филарет (Денисенко). В прошлом – противник украинской автокефалии и главный претендент на московскую патриаршую кафедру, не добившись успеха в Москве, он внезапно осознает необходимость предоставления УПЦ МП независимости. Получив отказ, провозглашает ее явочным порядком, одновременно объявив о соединении с УАПЦ. Так на свет появился Киевский патриархат, также в мировом Православии рассматривающийся как неканоническое образование.

Ко всему прочему, соединение с УАПЦ окончилось провалом: личность Филарета вызывала и у автокефалистов, мягко говоря, вопросы. И в итоге довольно скоро УАПЦ возродилась в виде отдельной юрисдикции, в каковом качестве существует и сейчас (это все, конечно, помимо имеющихся там внутренних настроений).

Перед сторонниками независимой украинской Церкви возникло две проблемы, не решив которые, они не могли добиться желаемого. Первая – это получение канонической санкции для своего проекта, вторая – необходимость как-то навести мосты с юго-востоком Украины. Первое теоретически мог дать Константинополь. Что касается второго, то тут практика оказалась интереснее теории.

Часть 3: Украина в обмен на Всеправославный Собор?..

Роковая двойственность

В начале 90-х гг. РПЦ МП, возглавляемая патриархом Алексием II, предоставила своему Украинскому экзархату статус автономной Церкви, которую мы все ныне знаем, как УПЦ МП. И тогда этот шаг, как видно, был достаточно эффективным: после демарша Филарета, приведшего к появлению Киевского патриархата, большинство приходов осталось все же за УПЦ МП.

В последующем УПЦ МП получила не просто автономию, а широкую автономию, и к окончанию патриаршества Алексия II Украинская Церковь была уже не автономной, а де-факто автокефальной, то есть во внутренней своей жизни была полностью эмансипирована от Москвы. Очевидно, это был сознательный курс, выбранный предпоследним московским первоиерархом. Украинскому епископату предложили своего рода сделку: Москва давала зеленый свет украинизации УПЦ МП, и не вмешивалась во внутренние дела Украинской Церкви. В обмен на это УПЦ МП не поднимала вопрос о предоставлении ей полноценной автокефалии.

Нельзя сказать, чтобы это решение было совсем неразумным: на протяжении последних двадцати с лишним лет оно позволяло как-то поддерживать единство РПЦ МП, будучи тем самым компромиссом, который не нравится никому, но который как-то удовлетворяет всех. Но, снимая остроту проблемы, оно не устраняло ее корень. Ведь если Украина – это самодостаточное государство, а украинцы – самодостаточный народ, то вполне логично, что у них должна быть собственная, автокефальная, Поместная Церковь. Говорить о том, что Украина, с ее древними монастырями, Украина, где находится примерно половина всех приходов РПЦ МП, «не созрела» для автокефалии – притом, что автокефалия давным-давно была дарована, например, Православной Церкви Чешских земель и Словакии – просто смешно.

Раз автокефалии не дают, то можно предположить, что Украина – это как бы не совсем самодостаточное государство, а украинцы – не то, чтобы народ, а что-то другое. Например, часть русского народа, субэтнос. В этом случае, нежелание давать УПЦ МП независимость выглядело естественным – но подобная установка вступала бы в жесткое противоречие с инициированной при Алексии II (и с его полного согласия) политикой украинизации УПЦ МП и предоставления ей максимально широкой автономии. Ведь если речь идет об одном народе и «почти одной» стране, то тогда украинизация и автономия – вещи не просто лишние, но недопустимые.

Позиция Московской Патриархии в отношении Украины содержала очевидную двойственность, причина, которая также не является секретом. РПЦ МП не может отпустить Украинскую Церковь из соображений вполне практического порядка. Ведь УПЦ МП – это и многочисленные святыни, и около половины приходов Московской Патриархии. Если УПЦ МП получит автокефалию, то вес и влияние Москвы резко упадут. При этом в мировом Православии появится новая юрисдикция, по своему значению вполне сопоставимая с уменьшившейся РПЦ МП.

Естественно, для Чистого переулка это будет катастрофой. Но при этом сколько-нибудь серьезных канонических оснований для того, чтобы бесконечно блокировать процесс предоставления автокефалии Украине, нет.

Меж тем, в 90-е – первой половине «нулевых» в УПЦ МП сформировалось влиятельное лобби, добивающееся канонической автокефалии. Украинское общество не только на западе, но и на востоке стало привыкать к идее, которую Леонид Кучма сформулировал предельно просто: «Украина – не Россия». Соответственно, и запрос на собственную, одновременно и канонически законную (в отличие от УАПЦ и УПЦ КП), и независимую (в отличие от УПЦ МП) национальную Церковь также начал усиливаться.

Патриарх Кирилл, пришедший на смену Алексию II, прекрасно понимал всю опасность (для Московской патриархии) той ситуации, которая сложилась в Украине. Спешно скроенная им концепция «Русского мира» была изначально попыткой подвести хоть какой-то идеологический базис под сложившийся в российско-украинских церковных отношениях статус-кво. И уже на старте было ясно, что ничего путного из этой концепции не получится. Слишком уж она была размытой и невнятной, и в итоге не могла удовлетворить ни украинских сторонников автокефалии, ни апологетов подчинения Москве, жаждавших большей ясности и решительности.

При этом сторонники отделения от Москвы в УПЦ МП понимали, что получить Томос об автокефалии от РПЦ МП едва ли возможно. И, естественно, помыслы их обратились к тому, кто мог решить все их церковно-юридические проблемы одним росчерком пера – к константинопольскому патриарху.

Размен

В 2008 году, когда Украина с особой торжественностью отмечала 1020-летие Крещения Руси, а в Киев должен был прибыть (и прибыл) константинопольский патриарх Варфоломей, многие ожидали демарша сторонников церковной независимости, и даже провозглашения автокефалии – при участии Варфоломея. Напряжение в Московской Патриархии, судя по некоторым признакам, было колоссальное (кстати, напомним, что президентом Украины тогда был Ющенко, всегда выступавший за «единую украинскую Церковь» и бывший прихожанином УПЦ КП).

Однако торжества прошли, и… все осталось по-прежнему. Но это совсем не значит, что ничего не произошло.

Судя по разного рода «сливам», Константинополь, действительно, рассматривал возможность использовать свои права для радикального переформатирования украинского церковного ландшафта. В частности, циркулировала информация о том, что были проведены переговоры с УПЦ КП. Константинополь был готов принять Филарета и иже с ним под свой омофор – но только в качестве митрополии, без никаких автокефалий. А это оказалось ненужным уже Филарету.

Картина вышла предельно ясная: греки могли, конечно, признать недействительным свой Томос 1686 года, и дать УПЦ МП автокефалию. И тем самым нанести существенный урон РПЦ МП, что Константинополю, может быть, было бы и приятно. Но не особенно полезно. Гораздо выгоднее было использовать украинский фактор для шантажа Московской патриархии. Что, судя по тем событиям, которые последовали после 2008 года, и имело место.

Ведь главной задачей для Константинополя по-прежнему остается проведение Всеправославного Собора – причем на тех условиях, которые продиктует Константинополь. Теперь же, имея возможность одним легким движением руки вырвать из РПЦ МП ее украинскую часть, греки могли именно что диктовать свои условия Москве. Пересмотр Томоса 1686 года стал чем-то вроде ядерной кнопки, которую гораздо полезнее иметь, но не нажимать, чем нажимать. И все политика Вселенского патриархата на Украине на протяжении последних лет вполне укладывается в формулу a-la кинофильм «ДМБ»: «Обязательно жахнем! Весь «Русский мир» в труху! Но потом».

И Константинополь своего добился: подготовка к Всеправославному Собору идет своим чередом. Уже назначено и место, и время его проведения, подготовлены или готовятся проекты решений.

Война приходит и в Церковь…

Начавшаяся в 2014 году война, как сейчас уже очевидна, неизбежно ведет не только к политическому размежеванию, но и к церковному разделению. Идея «Русского мира», которую на Украине если не все, то сравнительно многие готовы были терпеть (хотя бы исключительно в церковной сфере), теперь вызывает у большинства украинцев аллергическую реакцию. Патриарх Кирилл и Московская патриархия ассоциируются исключительно с РФ и путинским режимом, а значит – с войной, разрухой, солдатскими гробами и множеством других, совсем нехристианских, вещей.

Вследствие этого, УПЦ МП была просто вынуждена дистанцироваться от Москвы – ее архиереи (например, епископ Ивано-Франковский и Коломыйский Тихон) открыто признают, что во многих приходах во время богослужений не поминается Патриарх Кирилл. Для церковной общины публичное молитвенное поминовение предстоятеля – это, помимо прочего, еще и декларация верности этому предстоятелю. Это имеет примерно такое же значение, как поднятие над воинской частью флага той или иной страны. И если поминовение прекращается, то это значит тоже самое, что и спуск флага воинским отрядом. То есть это дело очень серьезное, за которое вообще-то очень серьезно спрашивают. И тот факт, что сегодня на Украине множество приходов, безо всяких для себя последствий, отказывается поминать за службой Кирилла, свидетельствует о том, что Москва теряет даже номинальный контроль за УПЦ МП.

Попытки остаться вне конфликта, которые предпринимает нынешний предстоятель УПЦ МП, митрополит Онуфрий, абсолютно естественны и логичны для главы данной церковной юрисдикции – но, увы, очевидно, что в условиях военного конфликта они обречены на провал. Ярким примером этого стала известная история, когда Владыка Онуфрий отказался встать в знак почтения к погибшим в зоне АТО бойцам (во время соответствующей церемонии в Верховной Раде). Он попытался выдержать срединную линию – и в итоге не угодил никому. Для сторонников «европейского пути» он стал предателем и едва ли не московским агентом, для электората «Оппозиционного блока» и идейных приверженцев ДНР-ЛНР неприемлемо уже то, что он в принципе присутствовал на этой церемонии и вообще занимает недостаточно антиукраинскую позицию. В итоге, митрополит Онуфрий попытался для всех быть всем, но стал всем чужим. Общество требует от него однозначной позиции. По всей видимости, он попытается еще какое-то время оттягивать момент выбора, но рано или поздно выбирать ему придется. И все идет к тому, что выберет он проукраинскую позицию – и первые признаки этого уже появились.

В самом начале статьи уже было сказано о том, что 8 июня представители УАПЦ и УПЦ КП объявили о намерении провести в сентябре объединительный Собор. Примечательно, что переговоры двух этих неканонических юрисдикций проходили при участии представителей Вселенского патриархата. Интересно и то, кто именно были эти представители. А были это епископ Илларион из Канады и епископ Даниил из США. Оба – из тамошних украинских Церквей, в 90-е гг. принятых под омофор Вселенского патриарха. То есть это архиереи – носители той же самой традиции УАПЦ, но уже соединившиеся с Константинополем.

Запланированный на сентябрь Собор должен решить технические вопросы, связанные со слиянием УАПЦ и УПЦ КП. Кроме того, ожидается, что нынешний глава Киевского патриархата, Филарет (Денисенко) уйдет на покой, уступив место новому предстоятелю. Это – тоже очень важный шаг, ибо сама фигура Филарета в глазах многих была существенным препятствием для объединения.

А 24 июня последовала реакция от Синода УПЦ МП, который выразил обеспокоенность вмешательством Константинополя в дела Украинской Церкви и… постановил возобновить диалог УПЦ МП и УАПЦ, для чего была сформирована соответствующая комиссия.

В итоге, уже этой осенью на Украине могут появиться:

1) единая УПЦ КП без Филарета, пользующаяся неофициальным, но явным покровительством Константинополя, и

2) УПЦ МП, де-факто разорвавшая молитвенное общение с РПЦ МП (полностью или частично). Если это произойдет, то дальше Константинополю останется лишь нормализовать канонический статус УПЦ КП, санкционировать ее объединение с УПЦ МП, и даровать новой единой структуре автокефалию. (Соединение с УПЦ МП, помимо всего прочего, обеспечит единство украинских Запада и Востока, которое неканонические автокефальные юрисдикции сами реализовать не смогли.)

Собственно, на это многие и надеются. Но очень сомнительно, что шаг номер два (слияние и автокефалия) случится скоро. По двум причинам.

Первая – это интересы Константинополя. Как уже было сказано, для Вселенского патриархата сейчас самое главное – успешно провести Всеправославный Собор. Поэтому крайне маловероятно, что он начнет решительно действовать на украинском направлении раньше лета следующего года.

Вторая – личные претензии и интересы епископов в разных церковных юрисдикциях. Не секрет, что очень многие архиереи УПЦ МП, хотя и относятся к Москве, мягко сказать, скептически, еще более критично смотрят на епископов УПЦ КП и УАПЦ. И объединяться с ними на равных не хотят. С другой стороны, архиереи УПЦ КП также не желают возвращаться в качестве блудных сынов, и скорее предпочтут самостоятельное существование неравноправному объединению. И взаимные епископские претензии могут оказаться гораздо более мощным тормозом на пути объединительного процесса, чем все канонические аргументы.

Поэтому, с высокой долей вероятности, существенных сдвигов в украинской церковной жизни не будет еще где-то год. Однако подготовка этих сдвигов будет вестись (и ведется) весьма активно. Произойдут ли они год спустя? Пока еще неясно, ибо для этого нужно сложение нескольких факторов. Во-первых, необходима явная и безоговорочная поддержка со стороны Константинополя. А ее может и не быть, ибо Москва, сдавая позиции в отношении Всеправославного Собора, постарается получить от Вселенского патриархата гарантии невмешательства последнего в украинские дела. Будут ли получены такие гарантии, и будет ли Константинополь их соблюдать – неизвестно. Во-вторых, уход Филарета на покой и соединение УАПЦ и УПЦ КП пока еще только намечаются, а не состоялись. А история взаимоотношений этих юрисдикций свидетельствует, что все объединительные инициативы могут рассыпаться в самый последний момент. Поэтому однозначно утверждать, что в следующем году в наличии будет иметься обновленная УПЦ КП, явно преждевременно. В-третьих, очень многое зависит от того, каким будет политический ландшафт Украины в следующем году. Если Донбасс вернется в состав Украины по условно дейтонскому сценарию, одним из условий (хотя и далеко не первостепенных) нормализации отношений может оказаться и сохранение нынешнего статуса УПЦ МП. И вполне возможно, что политическое руководство Украины с этим согласится.

Так что и объединение ведущих украинских церковных юрисдикций в единую Церковь, и получение ею канонической автокефалии вряд ли являются делом ближайшего будущего. Несмотря на то, что самая логика развития украинского государства и украинской нации предполагает появление собственной, единой, национальной и автокефальной Церкви, вопрос этот пока еще остается открытым. И, скорее всего, будет таким еще какое-то время. Как минимум - год.

Разумеется, какие-то экстраординарные события могут внести коррективы в эти расчеты. Однако пока что такой форс-мажор не просматривается.

Так что остается ждать еще год – а там будем посмотреть.

Димитрий Саввин