Наше будущее

Пенитенциарий

А кто-нибудь в курсе, что у нас сейчас бунт в одной из тюрем и зеки захватили оружейную комнату?

Реально войска надо направлять внутрь страны и обеспечивать безопасность там. А может, вы не знаете, как зеки массово убегают с колоний в Украине? Как они убегали до этого, с оружием с оружейных комнат. Тогда эта статья не для вас.

Но начнём по порядку.

Тюремная работа

Несколько лет своей жизни я посвятил тюрьме. Опыт, полученный в одном из украинских СИЗО, до сих пор помогает мне в повседневности. Но возвращаться туда за новыми впечатлениями не собираюсь по двум причинам: первая — маленькая зарплата, на которую не могу променять свой собственный бизнес; вторая — коррумпированность пенитенциарной системы, в которой я работал опером.

Теперь, с дистанции времени, можно говорить о том, что происходит в наших тюрьмах. А говорить об этом нужно и вот почему.

После принятия нового УПК количество заключённых в Украине снизилось в два раза — со 140 тысяч в 2012 году до 70 тысяч в 2015-м. Однако вряд ли кто-то будет спорить с тем, что эта социальная группа оказывается колоссальное влияние на общественные взгляды. Масса избирателей, последовательно вдохновляемых криминальной романтикой, выдвинула в президенты человека с тюремным прошлым, а хиты о зоне до сих пор составляют неотъемлемую часть фонотеки полицейских, прокуроров, судей, чиновников и депутатов.

Пенитенциарная система, исправительный смысл которой у нас — лишь утопия, продолжает генерировать всё новых поклонников уголовного творчества, даёт неискоренимые метастазы в психологии граждан. В то же время во многом она является демонстрацией коррупционных итогов работы полиции, судов и прокуратуры, своеобразным индикатором. На сегодня этот индикатор показывает всю слабость ключевых государственных институтов и эфемерность закона. В местах, где он должен являть неоспоримость закона, правят авторитеты и подстраиваемые ими «понятия». Тюрьма — лучшая иллюстрация украинского беззакония.

Соблюдай режим, Джим!

В половине случаев заключённый скажет вам, что он абсолютно ни в чём не виноват. Вот типичный пример из этой половины. Заезжает зек в СИЗО. Общаясь с ним, задаю типичные вопросы и получаю ответ: «Михалыч, тема не моя. Вот до этого семь раз сидел за своё, но сейчас "мусора" пришили по беспределу». Я бы его и забыл, но через два года, принимая вновь прибывших, у меня сработал триггер: «Михалыч, тема не моя. Вот до этого восемь раз сидел за своё, но на этот раз "мусора" пришили по беспределу». Это был один и тот же зек.

За время работы я встретил лишь одного человека, который не признавал свою вину и в итоге действительно оказался невиновен. Он отправился к «петухам» по обвинению в изнасиловании. А дело это сфабриковала милиция: импотенты в синей форме закрыли его для «галочки», не умея поймать маньяка.

К чему эти примеры. А к тому, что вне зависимости от того, как, почему и кто оказался за решёткой, он обязан выполнять правила пребывания за ней. Пенитенциарии призваны лишь контролировать их неукоснительность, параллельно заботясь о сохранении физического и морального облика заключённого, решая его психологические проблемы, внушая мысль о недопустимости нарушения закона, то есть невозвращения в тюрьму.

На деле любое учреждение системы являет собой зазеркалье, где трудно отличить сидельцев от надзирателей. В симферопольском СИЗО три года назад прапорщик, сорвавшийся на одном из клиентов (а прапорщика всего лишь обкладывали матом и били), опасаясь «ответки», спрятался у себя в кабинете корпусного. Через полчаса его там избили пришедшие с разных концов изолятора зеки. Перемещение в нём для них было практически свободным. Ни один начальник прапорщику не смог помочь… Симферополь — случай исключительный, я бы сказал, легендарный. Но до полной аналогии большинству сегодняшних учреждений совсем недалеко. Режим условен.

Показательно здесь и широчайшее распространение мобильной связи. «Отзвонился с СИЗО, всё хорошо», — типичная фраза жены, друга или подельника заключённого. Но ведь телефонные звонки запрещены, ай-яй-яй. Почему же до сих пор из СИЗО терроризируют потерпевших по делу, продолжают заниматься преступной деятельностью по телефону? Всё просто: администрация учреждений получает профит от таких звонков. А поставить глушилки мобильной связи на колонии и изоляторы не позволяет государство, в частности уполномоченный по правам человека, правозащитники, прокуратура и прочие органы. Вредно для здоровья. А вот за рубежом об этом не знают и глушат. Нарушения режима — источник дохода.

«Я пришёл носить "запрет"»

Эта на первый взгляд непонятная фраза — суть работы рядовых пенитенциариев и причина их слияния с обвиняемыми и осуждёнными. «Запрет» — запрещённые в учреждениях вещества и предметы: телефоны, оружие, наркотики, алкоголь. Часть из этого просачивается в передачах с воли, часть — через тюремщиков и их интимные места. По сути, администрация, кормясь с «запрета», озабочена лишь тем, чтобы его уровень не стал угрожающим. Главная предпосылка тому — низкая зарплата: младший состав получает 1250 гривен, офицеры — около 2000, начальники отделов — 4000, начальник колонии или СИЗО — от 6000. Однажды пойманный мною коррупционер так и заявил: «Да я пришёл работать в систему, только чтобы заносить "запрет". Ты видел мою зарплату?!».

Позже я узнал о прапорщике, на которого составили протокол о коррупции, поскольку он торговал пахлавой медовой на пляже в Одессе. Не могу сказать, что очень удивился.

Мизерный заработок тюремщиков и специфика работы быстро делят их на три категории: алкоголики, коррупционеры и бизнесмены. Забить на всё и бухать — типичный выход, который, конечно, рано или поздно толкнёт на преступление. В совокупности с профессиональной деформацией такой образ жизни быстро превращает жизнь в кошмар. Фотографиями прапорщиков, отработавших более 10 лет, можно пугать детей. Повторяющиеся сеансы общения с такими неизбежно обогатят вашу речь ярким тюремным жаргоном.

Сигареты «Новороссия»

Мелкое «западло» в виде обслуживания заключённых — удел низшей «касты» системы. Бизнес — вотчина старших офицеров, начальников СИЗО и колоний. Трудом заключённых при желании можно изготовить не только хлебные шахматы, резные нарды и изящные ножи, но и мебель, стройматериалы, технику, одежду и т. д. Ещё можно вывозить на металлолом оборудование, а также обеспечивать условно-досрочное освобождение людям, без которых на воле ну никак не обойтись.

Всё это, конечно, невозможно без покровительства на высшем уровне — в Минюсте (куда входит наша система), в Кабмине. Туда, наверх лифта, поднимаются с чемоданами долей; вниз идут чуткие указания. Случаются казусы. Знаете, почему голосование в зонах на предпоследних выборах в Верховную раду ПР частично провалили? Как всегда, шли фуры зекам «на общак» за голоса от действующей власти, а привезли то, что только с виду напоминало сигареты. Чуть бунты по зонам не поднялись. Курить было невозможно. Тупорылость — она везде тупорылость. Кстати, по вкусу, говорят, очень напоминают сигареты под маркой «Новороссия», которые наши бойцы отжимают у сепаратистов.

Отпечаток чуть ниже пояса

Не последнюю роль в придании системе нынешнего плачевного вида сыграло ещё одно высокопоставленное лицо с тюремным прошлым. Первый раз Юлия Тимошенко вдохнула незабываемый аромат «хат» ещё в 1990-х, находясь в Запорожском СИЗО. Тогда по стечению обстоятельств прокурор области оказался в отъезде и его подчинённые сделали всё по закону. Назначили меру пресечения. Юлю приняли, как родную, с соблюдением полного ритуала обыска, где она получила характерный отпечаток ниже пояса на белоснежной шубе. Вот эту картинку сделал троль, реально знавший больные места Юлии.

Второй раз отметилась в Киевском СИЗО. Её поведение напоминало то, что делал Корбан до операции. Митинги под КТП перешли в настоящие стычки. Юлия прыгала на сотрудников.

Во многом эти и другие события привели к тому, что законодательная база пенитенциариев оказалась изуродована. Для Юли, например, приняли норму о «защитниках», которыми теперь являются любые родственники заключённых, даже и без юридического образования. Таким образом, был открыт очень большой канал доставки запрещённых предметов в СИЗО. Характерный эпизод из моей памяти, когда задержали бабулю, всю жизнь проработавшую в колхозе. Суд допустил её к заключённому как «защитницу». Бабушка принесла внуку «ширку».

Когда-то Тимошенко отказывалась есть то, что ей давали в СИЗО. Спустя время из-за деятельности расставленных ею чиновников в тюрьмах начались бунты: зеки отказывались есть то, что оставалось после адских откатов. Тогдашний, назначенный ею, начальник службы Галинский до сих пор в розыске. За рис вместо 6 гривен платили 9, откат с одной партии составлял 3 миллиона 300 тысяч грн. Тушёнку закупали в ООО «Суворовский мясокомбинат», который вообще не имел куриного мяса первой категории. Внутри полулитровых банок было что-то больше похожее на желе из паштета: кидаешь в котёл — субстанция растворяется.

И ещё одна очень спорная вещь, которая произошла недавно. По «закону Савченко» выпустили на волю over 9000 зеков, ссылаясь на условия в СИЗО. Но буквально пять лет назад руководительница партии Савченко, будучи премьером, ничего не сделала, чтобы эти условия улучшить.

Лучшая тюрьма. Итог

Вы не поверите, но в Украине есть одно исправительное учреждение, которое действительно исправляет. Здесь крайне низкий уровень рецидивов, а на одного заключённого приходится 2 сотрудника, один из которых — социальный работник. Речь о женской малолетней колонии в Мелитополе. Она существует на гранты и пожертвования. Но таких в стране не больше десятка…

Довелось как-то общаться с одним солидным авторитетом — мужчина в годах, из них 40 — отсиженных. Ожидал всего, но разговор получился конструктивным и надолго запомнился. Авторитет недавно побывал в одной из тех относительно показательных колоний, куда отправляют особо «мурчащих». «Видал я такие, и не раз, — сказал зек. — Режим там соблюдается, однако есть одно "но": начальство — молодёжь. Это сейчас им не надо семью содержать, детей в школу собирать. Подрастут — всё станет на свои места». Так оно и случилось. Из показательной колония превратилась в учреждение, где, как говорят сами зеки, «"ширкой" всё залито».

Отсутствие нормальной правовой базы, низкая зарплата сотрудников, сильнейшая традиция и неизменная коррупционная составляющая — такой облик сегодняшней исправительной системы, повторяющей снова и снова предсказание старого зека. Им тоже непросто, кто спорит. Но у нас состояние детских домов не дотягивает до европейских норм содержания заключённых. Некоторым изоляторам по 300 лет.

Да, это всё грустно. Но для начала будет достаточно нормальной нормативно-правовой базы. Не знаете, как сделать? Всё просто. Берёте страну с ВВП на душу населения больше 40 тыс. долларов в год — и Ctrl+C, Ctrl+V с подобного законопроекта. До тех пор в тюрьму работать не идите. Это прежде всего касается юристов. Не надо, ребята, слишком силён соблазн перейти на тёмную сторону силы, попасть в предсказание.

А про бунт? Про бунт я ничего не сказал. Есть очень жидкие новости в интернете и слухи. От этого сейчас не застрахован ни один город, где находятся зоны. Достаточно посмотреть на машины персонала зоны: если дорогих нет, то у вас всё хорошо.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.