Суицидальный режим. О мотивах политики

Антон Доренко

Примечание редакции. Сразу два автора прислали хорошие материалы о КНДР. Сим объявляем сегодняшний день Днем Корейской Кухни на ПиМ. Материал первый: как Корея дошла до жизни такой.

Шестое ядерное испытание в КНДР приблизило мир к опасной черте. С учётом непрекращающихся северокорейских ракетных испытаний ситуация по-настоящему взрывоопасна. К тому же Северная Корея — это самая закрытая страна мира, что затрудняет ответ на вопрос «чего добивается КНДР?» Однако всё же попробуем разобраться в мотивации северокорейских лидеров.

Внешняя политика является продолжением внутренней, ибо она определяется целями и задачами внутреннего развития.

Проблемы выживаемости тоталитаризма

19 сентября американский президент Дональд Трамп, выступая на Генассамблее ООН, заявил: «Если США придётся защищать себя или своих союзников, у нас не будет другого выбора, кроме как полностью уничтожить Северную Корею. Человек-ракета начал самоубийственную миссию». Ввиду очевидной несопоставимости военных потенциалов КНДР и Америки с её союзниками, политика корейского диктатора может казаться и вправду самоубийственной. Но неужели руководство Северной Кореи покинули остатки здравого смысла?

Вообще коммунистическим режимам второй половины ХХ века был присущ своеобразный рационализм. Ни сталинский СССР, ни Китай эпохи Мао не поспешили развязывать Третью мировую войну после того, как заполучили ядерное оружие. Это при том, что сам Мао Цзэдун говорил: «Атомная бомба — это бумажный тигр, которым американские реакционеры запугивают людей. С виду он кажется страшным, а на самом деле вовсе не страшен». Но, несмотря на такие слова, плачевные последствия для собственного будущего после ядерного конфликта вскоре осознали и в Пекине, и в Москве. Кажется практически невероятной ситуация, что сегодня Пхеньян первым развяжет полномасштабную войну с использованием атомного оружия, имея на порядки худшие позиции, чем в своё время СССР и КНР.

Важно ещё учитывать динамику развития северокорейского режима. Как свидетельствует практика тоталитарных режимов ХХ века, наиболее опасны идеологические режимы именно в первом поколении своих руководителей. Безумные социальные эксперименты в стиле советской «сплошной коллективизации», гитлеровских лагерей смерти, китайского «большого скачка» и камбоджийского уничтожения городов проводились при вождях, которые лично поднимались от самых низов к абсолютной власти. Жизненный путь основателей подобных режимов всегда проходил сквозь войны, тюрьмы и революции. Такой опыт рождал ту или иную тоталитарную идеологию, сочетающую безразличие к страданиям других людей с готовностью использовать любые средства для поставленной цели. Однако преемники вождей редко обладали такой же верностью целям и методам режима.

Так, после смерти Сталина советская номенклатура отказалась от практики массовых репрессий и смертоносных партийных «чисток», устав жить под постоянным страхом ареста и расстрела. Хрущёв, подведя Советский Союз к ядерной войне во время Карибского кризиса своей непродуманной и импульсивной внешней политикой, сделал свою фигуру слишком опасной для будущего других партийных бонз. Итог — заговор и бескровное смещение Хрущева. Следующие два десятилетия стали золотым временем для верхушки КПСС, когда она в относительном спокойствии и максимально возможном в советских реалиях комфорте наслаждалась жизнью и властью. Номенклатура получила доступ к заграничным поездкам, элитным санаториям и валютным магазинам, но при этом растеряла веру в партийную идеологию. Однако попытка её пересмотреть и модернизировать привела к краху режима после «перестройки».

Другим путём пошёл Китай. Смерть Мао спровоцировала борьбу между ортодоксами-маоистами (названными впоследствии «Бандой Четырёх») и технократами, объединившимся вокруг Дэн Сяопина. Последнему принадлежала фраза «не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей», что стало лозунгом всех последующих китайских реформ. Китайская коммунистическая партия сумела сохранить всю полноту политической власти в стране, однако открыла Китай миру и реализовала беспрецедентные в мировой истории экономические реформы, превратившие КНР в одну из ключевых технологических, военных и экономических держав мира.

Итак, общей чертой эволюции коммунизма как в СССР, так и КНР, стала постепенная утрата влияния фанатично верующих в идеологию партийцев в пользу более умеренных, циничных и прагматичных карьеристов. Фанатики всегда были крайне необходимы в момент основания режима, их идеи ложились в фундамент тоталитарного строя, а непоколебимая верность принятым идеалам позволяла партии пройти путь от мелкой сектантской политической организации до вершителей судеб миллионов людей. Но уже состоявшейся политической системе оторванные от реальных проблем догматики не слишком нужны, она требует множества верных исполнителей. Со временем партийные ряды будут всё больше пополняться далёкими от идеологии людьми, главной мотивацией которых является личная выгода. Такие партийцы сочетают в себе умение выполнять приказы с готовностью закрывать глаза на все противоречия между действительностью и партийными лозунгами, когда это нужно. Им самим и/или системе в целом. Это повышает выживаемость режима, так как он учиться приспосабливаться к самым разнообразным условиям. Идеологическое безумие никогда не может продолжаться вечно, а естественный отбор истории уничтожит нежизнеспособные и далёкие от реальности режимы.

С другой стороны, конформизм развращает партийную элиту, которая становится всё более склонной к коррупции, кумовству и роскоши, в противовес аскетизму и нравственной чистоте «славных» революционных времен (впрочем, часто моральные качества революционеров оказывались слишком идеализированы). Но и при таком размывании идеологических основ будущее режима не определено. Во-первых, в рядах самой партийной элиты может сформироваться группа лиц, которые будут откровенно тяготиться архаичными идеологическими догмами. Они будут готовы при случае запустить свою «перестройку» или даже процесс открытого демонтажа режима. Даже более наглядно, чем в Советском Союзе, эта тенденция видна на примере Восточной Европы. «Бархатные революции» 1989 года Польши, Чехословакии и Венгрии никогда бы не произошли так легко и бескровно, если бы сами восточноевропейские коммунисты в большинстве своём не утратили веру в коммунистические перспективы, а с ней — и готовность защищать режим. Во-вторых, население в какой-то момент может взорваться от недовольства своим лицемерным руководством, и прогнившая вертикаль власти уже не сможет это восстание подавить. Этот сценарий наглядно иллюстрирует падение диктатуры Чаушеску в Румынии.

Так в долгосрочной перспективе каждый тоталитарный строй получает свои внутренние Сциллу и Харибду, несущие смертельную опасность существующему порядку. К этому необходимо добавить и потенциальную угрозу внешнего вторжения либо риск проиграть в глобальной войне, нависающие над закрытыми, но в то же время агрессивными обществами. Что ещё нужно для паранойи неуверенных в своём будущем режимов? Теперь применим эти соображения к КНДР.

В поисках логики Ким Чен Ына

Основатель северокорейского государства Ким Ир Сен единолично правил своей страной с 1948 по 1994 годы. За эти десятилетия ему удалось построить уникальный в своей тоталитарности режим даже по меркам коммунистических государств второй половины ХХ века. По степени столь длительной изолированности страны от внешнего мира Северная Корея сравнима лишь с Албанией Энвера Ходжи, с той лишь разницей, что коммунистический албанский режим пал ещё в 1992 году. Однако даже тоталитарная Албания не имела своего брата-близнеца, успешно строящего демократию и самую современную технологическую экономику в нескольких километрах от государственной границы. Сохранение изоляции широких масс населения КНДР от впечатляющих успехов своего южного соседа считается одним из важнейших условий сохранения северокорейского режима. Поэтому Северной Корее куда сложнее начать рыночные реформы по типу китайских или вьетнамских, постепенно открывая страну миру и нормализуя отношения с западными политиками и бизнесменами. Чем больше северокорейцев получит возможность путешествовать по миру и общаться с иностранцами, тем больше вопросов будет возникать в обществе КНДР к своему руководству.

Этот страх накладывает отпечаток на все внешние связи Северной Кореи. Например, хотя туризм является неплохим источником валютного дохода даже для такой страны, как КНДР, однако необходимость изолировать иностранцев от неконтролируемых контактов с местными жителями вынуждает власти ограничивать поток туристов в эту красивую своей природой страну, а допущенных иностранных путешественников тщательно контролировать. Иностранным туристам запрещено путешествовать по КНДР иначе как в больших группах по официально разрешенным маршрутам со специально обученными «гидами» из рядов северокорейских спецслужб. По тем же причинам в КНДР обычным гражданам запрещён Интернет. Ввиду этого руководство КНДР никогда не будет заинтересовано в окончательной нормализации отношений с Западом. Отказ от важнейшего постулата идеологии чучхе — опоры на собственные силы — в пользу развития международных связей крайне опасен для режима. Нынешнему северокорейскому диктатору Ким Чен Ыну только и остаётся искать поводы, чтобы продолжать изоляцию своей страны.

Важнейшей особенностью жизни Кореи при Ким Ир Сене было тотальное подчинение всех сфер жизни государству на протяжении очень длительного времени в духе последовательного сталинизма: многие десятилетия существовали трудовые лагеря, периодически проходили волны чисток, в интеллектуальной жизни господствовала лишь тотальная цензура, культ вождей был возведен в абсолют, а идеология приобрела откровенно псевдорелигиозные черты. Конечно, для реализации всей этой политики нужны сотни тысяч исполнителей, всё жизненное положение которых связано с их ролью в тоталитарной машине. Конечно, они прекрасно знают о падении коммунизма в СССР и Восточной Европе, об отличиях устройства КНДР и Южной Кореи и не могут не задаваться вопросом: «А какое будущее ждёт их в случае краха режима?» Не будут ли их судить как соучастников коммунистических преступлений в рамках какой-нибудь декоммунизации? И это на самом деле важнейший вопрос.

При жизни Ким Ир Сена в Северной Корее была осуществлена попытка наладить всеобъемлющую карточную систему снабжения населения всеми товарами в попытке уничтожить систему товарно-денежную. В отличие от других коммунистических держав, для которых карточки были временной мерой, для КНДР они стали ключевой нормой жизни. Без разрешения партийных работников гражданину было невозможно ни сменить работу, ни даже перемещаться по стране. Однако в 1994 году эта система потерпела полный крах. После серии наводнений, прекращения советской помощи и многолетнего неэффективного управления сельским хозяйством в стране вспыхнул жесточайший голод. Точное количество его жертв невозможно установить, по некоторым оценкам, с 1995 по 1999 годы погибло до нескольких миллионов жителей (около 10% населения). Этот голод стал важнейшим событием в современной истории КНДР.

Во-первых, рухнула вся плановая экономика. В 1990-е государственные предприятия практически остановились, выработка электроэнергии стала важнейшей проблемой, а служащие и рабочие месяцами могли получать лишь ничего не стоящие карточки. Чтобы не умереть с голоду, люди начали мелкую торговлю, бежали за границу, в Китай, организовывали контрабанду различных товаров. Практически всё население страны оказалось втянуто в ту или иную схему «чёрного» рынка. Современная экономика КНДР похожа уже не на классический сталинизм 30-х гг., но больше на эпоху нэпа 20-х, хотя о новой экономической политике в Пхеньяне никто официально никогда не говорил. Под вывеской государственных предприятий начали массово возникать частные фирмы, партийцы либо становились участниками коррупционных схем, либо же сами полноценно включились в бизнес, возникли частные кафе, подпольные видеосалоны с зарубежным кино. Несмотря на все официальные запреты, в КНДР стали пользоваться популярностью южнокорейские сериалы и фильмы. В приграничных с Китаем регионах распространились нелегальные мобильники, ловившие китайские мобильные сети. В 2004 году правительство Северной Кореи попробовало запретить мобильные телефоны в стране, однако к 2008 году власть осознала бесполезность такого запрета и разрешила деятельность мобильного оператора Koryolink.

Таким образом, северокорейский режим переживает серьезнейшую внутреннюю эволюцию, способную привести к краху режима. И если в Китае правящая партия встала во главе экономических изменений, то в КНДР перемены произошли вопреки партийной линии в результате краха стратегии Ким Ир Сена и неспособности его наследников задушить рынок. Даже открытый разговор об этом способен угрожать легитимности власти нынешнего корейского правителя, который во всём пытается быть похожим на своего деда. В этом ещё одна особенность корейского строя. Если для СССР и даже Китая было обычным делом заявить об ошибках, просчётах, волюнтаризме и даже преступлениях прежних руководителей и резко сменить партийный курс, то в условиях северокорейской монархии с её культом непогрешимых правителей из семьи Кимов такое практически невозможно.

Некомпетентность высшего партийного звена, коррупция, ответственность за массовый голод и соучастие в преступлениях против человечности — эти обвинения могут быть выдвинуты против руководства КНДР в любой момент, как только в стране возникнет подобие политических свобод. Но вину за внутренние неудачи северокорейский режим традиционно перекладывает на внешнего врага. И этому готов подыграть едва ли не весь правящий класс Северной Кореи, который в противном случае опасается потерять всё. Все эти оглушительные аплодисменты во время речей Кима на съездах Трудовой партии Кореи, все эти преданные лица на фото рядом с вождем — всё это часть одного большого театра, в котором большинство прекрасно осознает всю постановочность происходящего.

Вторым следствием голода стало резкое усиление роли армии в жизни общества. По-видимому, она оказалась единственным жизнеспособным институтом, который и сумел сохранить режим. Неслучайно в 1995 году, на фоне жесточайшей нехватки продовольствия, правительством был провозглашен курс «сонгун» — «армия приоритетнее всего».

В верхушках вооружённых сил коммунистических режимов за время холодной войны сложилось особое параноидальное понимание внешней политики Запада. Что говорить о Северной Корее, если командование даже российских вооружённых сил и в годы наилучших отношений между Америкой и РФ вполне убеждённо понимало любые действия Запада исключительно как прелюдию к нападению и расчленению России после её окружения натовскими базами. На чём сыграл Путин в становлении собственного режима. Поэтому военные КНДР могут вполне серьёзно опасаться вторжения Южной Кореи и США, каким бы маловероятным сценарием это ни казалось со стороны, и также серьезно готовиться к его отражению. В высшем военном руководстве Корейской народной армии, видимо, сложился консенсус вокруг того, что без ядерного оружия независимость КНДР невозможно обеспечить. И к таким выводам их подталкивала американская внешняя политика времен Джорджа Буша. Тот в 2002 году на волне терактов 11 сентября выдвинул концепцию стран «Оси зла», к которым причислил Ирак, Иран и КНДР за поддержку терроризма (во время холодной войны Пхеньян действительно организовал серию крупных терактов). Вскоре в этом же году заместитель Государственного секретаря Джон Болтон добавил, что «по ту сторону зла» находятся ещё и Куба, Ливия и Сирия. Уже в 2003 году Америка совершила вторжение в Ирак, и Северная Корея, похоже, решила, что она может быть следующей. Это резко ускорило ядерную программу Пхеньяна, и в 2006 году он испытал собственную ядерную бомбу. Однако в те годы многие аналитики считали, что для КНДР ядерные испытания — прежде всего способ торга с соседями за выгодные кредиты и безвозмездную поставку гуманитарной помощи в виде, прежде всего, мазута и продовольствия. Они думали, что Пхеньян способен отказаться от бомбы за определённую цену.

События, последовавшие после волны «арабской весны» 2011 года, должны были добавить ещё больше аргументов сторонникам приоритета ядерной программы в верхушке КНДР. И в Сирии, и в Ливии Запад вмешался после начала в этих странах гражданских войн, спровоцированных жестокими подавлениями оппозиционных выступлений правящими режимами. Скорее всего, военные Северной Кореи считают, что смогут подавить любое оппозиционное выступление в стране подобно тому, как в 1989 году китайская армия легко задушила волнения на пекинской площади Тяньаньмэнь. Однако без ядерного оружия они не смогут гарантировать невмешательство Запада во внутренний северокорейский конфликт и предотвратить крах режима. Но для создания реально боеспособного оружия сдерживания необходима целая серия ядерных и ракетных испытаний, которые и проводит КНДР, несмотря на все международные протесты.

Подведём итоги

Итак, зачем КНДР нужна вся эта ракетно-ядерная истерия?

1. Ядерное оружие для Пхеньяна является главным инструментом сохранения существующего режима. С помощью атомных боеголовок режим надеется нейтрализовать угрозу потенциального вторжения США и Южной Кореи, которые не должны пойти на риск неприемлемых потерь. Возможность такой войны является одной из основ мировоззрения военного руководства, изменение их точки зрения на этот вопрос практически невозможно в обозримой перспективе.
2. Если северокорейский режим будет чувствовать себя в безопасности от вмешательства во внутренние дела страны иностранных государств, он будет полностью свободен в выборе средств для подавления оппозиционных выступлений. Значит, атомная бомба уменьшает риск падения режима и из-за внутренних конфликтов.
3. Серьёзность намерений КНДР подтверждают её огромные усилия по созданию ядерного оружия. Режим не жалеет средств на его совершенствование, несмотря на экономические и внешнеполитические проблемы.
4. Мотивация Северной Кореи получить ядерный арсенал имеет ту же природу, что и желание руководства СССР, КНР и Пакистана обладать ядерным оружием. Нет оснований считать, что сейчас у КНДР больше желания развязать атомную войну, чем было у этих государств в прошлом веке.
5. Не стоит переоценивать верность и преданность руководства КНДР их идеологии. Однако стремление иметь ядерное оружие сложилось не из-за особенностей партийных догм, но вследствие прагматичного желания северокорейской элиты сохранить существующий режим.
6. В обществе Северной Кореи наиболее сильны позиции партийной номенклатуры, которая своё будущее видит только в рамках политического устройства КНДР. Номенклатура опасается оказаться за бортом жизни в случае обвала режима, и особенно боится обвинений в соучастии в репрессиях на протяжении многих десятилетий и причастности к голоду 90-х гг. Новости из разных уголков мира должны убеждать партийцев в том, что главная гарантия их будущего — стабильность. Этот класс будет поддерживать атомную программу, и Ким Чен Ын опирается на них.
7. Северная Корея не заинтересована в окончательной нормализации отношений с внешним миром. Образ врага и чувство осаждённого лагеря призваны объединить народ вокруг семьи Кимов. Угрозы президента США Трампа в адрес КНДР этому содействуют.
8. Внутриполитический имидж Ким Чен Ына как сильного руководителя во многом основан на принципиальности в поддержке ядерной программы. Сдача позиций в этой сфере может пошатнуть преданность ему в рядах военных.
9. Пхеньян надеется, что в нынешних реалиях и РФ, и КНР будут резко против вооружённого разрешения северокорейского кризиса, и они не захотят дестабилизации КНДР. От Китая в Северной Корее не ждут парализующих экономических санкций, а возможно Пхеньян ещё и надеется, что Пекин и Москва даже тайно помогут обойти наиболее опасные для существования КНДР ограничения.
10. Руководство КНДР пойдёт на любые экономические трудности, вплоть до повторения голода 90-х годов, ради сохранения ядерного оружия, которое оно рассматривает как залог существования самого режима.
11. Пхеньян может серьезно недооценивать решимость Дональда Трампа остановить разработку ядерного оружия Северной Кореей. Однако в Вашингтоне нет единства по поводу разрешения корейского кризиса, и Северная Корея похоже рассчитывает на то, что текущее внутриполитическое положение Трампа и множество проблем в других регионах мира не позволят американскому президенту нанести превентивный удар по её ядерным объектам.
12. КНДР не начнёт первой полномасштабную войну на Корейском полуострове. Цель ядерной программы — добиться сохранения режима, а не совершить суицид. Однако провокации Кима, рассчитанные скорее на внутреннюю аудиторию, могут привести к вооружённому ответу со стороны США с угрозой неуправляемой эскалации конфликта.