О мифах

Выступление школьника о немецких солдатах времён Второй мировой войны Н. Десятниченко вызвало острую реакцию среди российского общества. Немецкая стратегия «очеловечивания врага» в качестве антивоенной пропаганды для противостояния радикализации общества натолкнулась на российский мифический «образ врага» времён Второй мировой войны и холодной войны. Мне бы хотелось несколько расширить тему и написать об исторических мифах о Второй мировой в общественном сознании, их содержании и противоречиях.

Миф советский

Созданный советскими пропагандистами с помощью советских фильмов, книг, музыки, праздника Победы и культа ветеранов, а также «семейными» историями, с которыми связан феномен «ложных воспоминаний», то есть когда услышанное, увиденное, в том числе и в СМИ, выдавалось за собственные воспоминания или когда воспоминания подгонялись по идеологическому шаблону, а всё лишнее вытеснялось. Установление подлинности таких воспоминаний имеет значение для предотвращения самовоспроизведения мифа в коллективном сознании.

Суть мифа. Гитлеровская Германия, подло напав на Советский Союз, пользуясь эффектом неожиданности и людским, техническим превосходством, разбила его передовые армии, но подвиг советского народа переломил ход событий в пользу СССР. Советские солдаты «ценой собственной жизни» освободили Советский Союз и страны Восточной и Центральной Европы от фашистской оккупации.

Опровержение. Усиленная подготовка к войне, международная политическая, военная обстановка, донесения советской разведки делают сомнительными утверждения, что советское руководство не рассматривало возможность военного конфликта с Третьим Рейхом. Сравнивая статистические данные о советской и германской армии на начало войны, можно утверждать — численного и технического превосходства у Вермахта не было. В Советский Союз вторглись 94 немецких стрелковых дивизии против 155 советских дивизий, сосредоточенных на западных границах СССР, в боях участвовало 2185 немецких танков против 12379, развёрнутых в западных округах СССР, в группе армий «Юг» превосходство советской истребительной авиации было 7/1. Что касается технического превосходства, то качество советской авиации было сопоставимо с немецкой, советские танки превосходили немецкие по техническим характеристикам до появления немецкого «Тигра» в 1943 году. Причины поражения начального этапа войны: слабая подготовка армии (неумение обращаться с имеющимся оружием), отсутствие связи между верховным командованием и фронтовым и координации действий между родами войск и отдельными фронтами между собой, паника, нежелание воевать, превосходство немецкой тактики (концентрированный удар против бесконечных контрударов без сосредоточения живой силы и техники).

Положение солдат Красной армии во время боевых действий на территории Советского Союза — сознательная готовность командования не считаться с людскими потерями, чтобы компенсировать превосходство Вермахта в умении, тактике; заградотряды, использование мотива защиты Родины (собирательный образ — женщина) в паре с мотивом деперсонализации врага и разжигании ненависти к нему («Убей немца» И. Эренбурга), где первый положительный играет компенсаторную роль по отношению ко второму отрицательному. Конечно, действенность пропаганды не абсолютна, но значительна, особенно в тоталитарном обществе, где суждения и поступки, расходящиеся с генеральной линией, наказывались быстро и эффективно. Причём угроза наказания распространялась и на семью, что включало мотив защиты близких. И вызванное социальным диктатом раздражение было перенаправлено на «образ врага» и нивелировано как угроза для правящего советского режима.

Партизаны. Значение для боевых действий — нарушение снабжения армий противника, «сковывание сил», психологическое воздействие. Партизаны не только «ценой собственной жизни» были готовы выполнить поставленную задачу, но и ценой чужой жизни. Применение тактики «выжженной земли» (уничтожение чужой частной собственности, что с большой вероятностью приводило к смерти владельца от голода или холода, «рельсовая война», убийство коллаборационистов) — кроме значения для боевых действий, мотив сознательной провокации карательной операции для увеличения численности партизан.

Мирное население явно не соответствовало образу «ждущих освобождения» и возращения советской власти, делившись на поддерживающих советский строй, коллаборантов (идейные, приспособленцы), поддерживающих национальные освободительные движения, выступающих за самоуправление отдельных местностей, индифферентных (самая многочисленная группа), бандитов. «Освобождение» стран Восточной и Центральной Европы — оккупация с многочисленными репрессиями со стороны государства и мародёрством и изнасилованиями со стороны армии освободителей. Оккупация Германии. Мотив мести был определяющим фактором в поведении Красной армии. Часто факт создания фольксштурма и отказ от капитуляции ставится в вину руководителям Третьего Рейха как бессмысленные жертвы, но именно армии союзников уничтожали «стариков и детей». Хотя история не знает сослагательного склонения, но вопрос, было ли способно советское руководство удержать свою армию от мародёрства и изнасилований, важен для понимания психологического состояния Красной армии, её руководителей и советского общества в целом, где дегуманизация охватывала все слои общества.

Важно понимать, что в советском мифе героизируется каждый советский солдат, то есть создаётся его мифологема, но не все солдаты, проявившие стойкость или храбрость в экстремальных ситуациях боёв, не деградировали потом в насильников, грабителей и убийц. Итак, есть солдаты, которые совершили преступления против человечности, военные преступления, пользуясь терминологией Нюрнбергского процесса, и есть солдаты, которые и не совершили преступления против человечности, военные преступления. Чёткая их дифференциация важна для общества, чтобы осознать события и выработать взвешенное к ним отношение.

Отдельно в коллективном сознании идут дезертиры и коллаборанты. Первые мало представлены в советском мифе, обычно в образе труса, в современном западном обществе, воспитанном на пацифистских традициях, героизируются из-за того, что ставят инстинкт самосохранения и частные интересы превыше общих, что отвечает современным гуманистическим ценностям, через западную литературу и кинематограф такой подход проник и в сознание украинского общества. Вторые — разнородны. Что касается коллаборантов по идеологическим соображениям, то с точки зрения естественного права свобода совести причисляется к неотъемлемым человеческим свободам, даже если это не гарантируется государственным правом, и потому осуждение коллаборанта за идеологию, а не за совершённые преступления, ошибочно. Далее коллаборанты-приспособленцы обычно используются при каждом государственном строе вне зависимости от вовлечённости в предыдущий и не могут быть осуждены на основании такого факта, как работа на предыдущий государственный режим. И случайные или вынужденные коллаборанты, которые в большинстве случаев жертвы обстоятельств или собственных амбиций. Коллаборанты в советском мифе — всегда негативные персонажи, чаще всего маркируются как предатели.

Советский миф идеологичен, схематичен и скорее подходит для общества, находящегося в военном конфликте или в изоляции, чем для общества, стремящегося стать частью глобальной мировой системы. К тому же он принадлежит уже несуществующему государству и является инструментом воздействия враждебного Украине государства.

Миф украинский

Его можно назвать советским мифом навыворот. Та же идеализация только не советских солдат, а партизан из УПА, тот же культ «жертвенного героизма», то же оправдание своих.

Суть мифа. Партизаны из ОУН-УПА вели героическую борьбу против трёх оккупационных режимов: советского, нацистского и польского, — но были уничтожены войсками НКВД в неравной борьбе, которая длилась более десяти лет.

Опровержение. Создатели УПА ОУН сотрудничали и финансировались Абвером-II («Специальные операции»). Цели ОУН — получить денежные средства и материально-технические средства, но преследовались собственные интересы, как-то получение реальной политической власти. Цели Абвера — диверсии во время начала наступления немцев, вспомогательные силы из местного населения. Классическое ситуативное сотрудничество. Находящиеся территориально дальше, чем Советский Союз и Польша, культурно, ментально и этнически чуждые немцы были куда более выгодными союзниками с точки зрения сохранения собственной национальной идентичности, а значит, и возможности национального освободительного движения, в то время как советская или польская власть, представляя родственные народы, имели больше шансов для успешной ассимиляции населения, что могло привести к полной утрате национального самосознания. Идеология — праворадикальная, нация как основа создания государства. В то же время в самой УПА были белорусы и евреи, что объясняется поиском союзников среди других наций, не имеющих государства, для противостояния общим врагам. Гипотетически ситуация могла развиваться двумя путями: зачистка этнически чуждых групп, консенсус касательно существования этих национальных меньшинств на территориях, контролируемых УПА. Предполагаемое государственное устройство — тоталитарное. Группы риска — нацменьшинства (поляки, белорусы, евреи, русские), интеллигенция, идеологические противники (коммунисты, социал-демократы и т.д.), религиозные (тоталитарная идеология предполагает единую религию для всего государства (выбор между УГКЦ и православной церковью), сектанты).

Гражданское население. Партизаны УПА убивали по этническому признаку поляков и по идеологическому — коммунистов, нацистов и сотрудничавших с ними, нередко принудительно. Гражданское население было оккупировано двумя тоталитарными режимами поочерёдно и проживало на территории противостояния двух партизанских организаций (исключая незначительного присутствия советских партизан). Были поддерживающие определённую сторону, были сочувствующие определённой стороне, были те, кто ранжировал стороны по принципу «меньшего/большего зла», были индифферентные. Количество последних стало увеличиваться по мере утверждения советской власти из-за усталости от войны и понимания безнадёжности борьбы.

Партизаны. Убийца гражданского населения и человек, готовый умереть во имя идеи независимости украинского народа, — часто одна личность. Мотив ненависти и мести также шёл в паре с мотивом защиты, как и у советского партизана или солдата. Отличие в том, что партизаны УПА ситуативно сотрудничали с каждым из своих врагов: с нацистами (до 1941-го и своеобразный нейтралитет, когда части Вермахта отступали с территории Советского Союза и УПА берегла силы для столкновения с советской властью), с советскими партизанами (во время нацистской оккупации, когда нацисты были доминирующей силой во всём регионе), сотрудничество с АК в 1945–1947 годах, то есть понимание, что цели и принципы могут приноситься в жертву оперативной обстановке. Отличие же от сотрудничества с белорусами и евреями в том, что первое было контролировано и внутри организации, а второе было сотрудничеством с конкурентной за власть структурой.

Партизаны УПА — дважды жертвы: как проигравшие в борьбе с более сильным соперником и как пострадавшие от «запрета памяти», — что делает их привлекательным объектом для идеализации. УПА, будучи многочисленной, организованной боевой силой, подходит для символа активной массовой борьбы и используется для создания мифа украинской нации как неделимого целого, который должен служить основой для единения общества. В отличие от символического значения фигуры того же Андрея Шептицкого, это свобода совести (убеждений) и право на поступок отдельной личности (протест против Холокоста и спасение отдельных групп евреев). В Советском Союзе, как и в любой другой тоталитарной системе, единство подавалось позитивным признаком, для достижения которого всех не вписывающихся в общественную систему следует уничтожить. Позитивный окрас понятия «единство» сохранился и после распада СССР. Последствием тоталитарной системы для постсоветских стран стало отсутствие стратифицированности общества в массовом сознании и разделение на два полюса власть–народ (элита противопоставлена неразделённому обществу), соответственно миф, апеллирующий к единству и массовости, более распространён, чем миф о личности (А. Шептицкого) как представителе отдельной религиозной группы (УГКЦ). Распространённость в массовом сознании мифов об отдельных личностях как представителях социальной группы или о борьбе определённой социальной группы означал бы готовность общества осознать себя разделённым по социальным, классовым, национальным, идеологическим, географическим признакам и способности сосуществования, не нивелируя различия. Примечательно, что на факте деятельности УПА на территории Западной Украины и частично Польши и Белоруссии не акцентируется внимание, в современном сознании это борьба украинского народа, а не отдельной его части.

Практический смысл мифа об УПА — это военный миф и может быть использован для военных. После начала агрессивного противостояния с РФ использование общих исторических мифов, символов и культурных кодов стало нецелесообразным для успешной мотивации на продолжение борьбы. Миф об УПА был актуализирован как конкурентный для советского и потенциально может быть использован в качестве доминантного в случае установления в Украине правой автократии.

Миф гуманистический

Это миф, обслуживающий гуманистические ценности, права и свободы человека, на которых построена западная цивилизация. Используется в европейской и американской культурах и в украинской культуре, ориентированной на западную традицию.

Суть мифа. «Человеческое лицо» врага, командования, предателя, силовых военных структур. От фигур О. Шиндлера или Р. Валленберга, К. фон Штауффенберга, И. Сендлер до нетипичных поступков, не вписывающихся в идеологию или общих для людей естественных желаний.

Опровержение. Многочисленные истории из личного опыта о помощи или доброте солдат Вермахта или СС, партизан, сотрудников СМЕРШ, о поступках, словах генералов, партийных руководителей, о письмах, где солдаты мечтают об окончании войны и возращении домой — это проявление человечности, но человечность не является благом сама по себе. Человеку свойственны спонтанные проявления эмоций, подержание контакта с собственным окружением, тоска по тёплому, чистому месту с домашней едой. Когда ему холодно, голодно и всюду грязь — это не торжество естественных человеческих потребностей и желаний, а скорее доказательство способности человека жертвовать ради достижения целей и удовлетворения собственных амбиций, так как в то же время человек может быть искренним сторонником тоталитарной идеологии и убивать ради этой идеологии, или ради собственных амбиций или принципов. К примеру, письма солдат к родным, которые скорее свидетельствуют о психологической напряжённости солдат от тяжёлой эмоциональной и физической деятельности и работе здоровых механизмов психологической защиты от перегрузки, чем об антивоенных настроениях.

Ценности меняются, но в каждой эпохе существует уверенность, что современные ей ценности вечны и истинны, потому укоренение этих ценностей в истории служит одновременно и доказательством, и способом восприятия. Быт солдат, воспринимаемый через превалирование индивидуального над коллективным и свойственный современному человеку драматический взгляд, представляется насилием над личностью; воспринимаемый же через превалирование коллективного над индивидуальным и свойственный человеку эпохи Второй мировой войны эпический взгляд — как акт героического самопожертвования во имя высшего. Взгляд современный — это взгляд постороннего, который пытается найти точки соприкосновения и тем вписать событие в свою картину мира.

У Р. Барта в «Мифологиях» есть эссе «Операция "Астра"» о героях, которые служат исправлению недостатков Порядка и тем оправдывают его существование. Это эссе о О. Шиндлере, И. Сендлер, Р. Валленберге и К. фон Штауффенберге, которые служат примирению с историей. Штауффенберг — исключение в Вермахте, способный открыто противостоять власти нацисткой партии и Гитлера, Р. Валленберг — сключение среди дипломатов, И. Сендлер — среди медиков, О. Шиндлер — среди предпринимателей. Всё это единицы, не имеющие решающего влияния на общую картину Холокоста или положение Вермахта. Их присутствие в массовом сознании культивирует Личность, которая способна противостоять обществу и его идеалам, и которая способна преодолеть сословные условности и страдания и возвысится через них. И противопоставляет эти личности общей тенденции: И. Сендлер — антисемитизму, распространённому среди поляков и их участию в еврейских погромах, О. Шиндлера — эксплуатации предпринимателями узников концлагерей и остарбайтеров, Р. Валленберга — переговорам и контактам дипломатов с нацистами, К. фон Штауффенберга — союзу Вермахта с нацисткой партией в 1930-х и полному подчинению с началом Второй мировой войны. Это и нивелирование общей заочной негативной оценки социальной группы с помощью введения контрастного представителя этой группы, и оправдание через исключительных представителей данных групп их участия в преступлениях Второй мировой, и их существование и выполнение сходных функций в современном обществе (от дешёвых производственных мощностей в Азии до изящного дипломатического лицемерия при неспособности разрешать международные конфликты), и затенение социального диктата общества, которое отступает перед силой личности, которая всегда подаётся с позитивной коннотацией в отличие от общества, что снова приводит к современной гуманистической апологетике.

И, конечно, и в этом мифе не обошлось без идеализации. Шиндлер — не только ищет алиби, но и спасает евреев с гуманистических соображений. Был ли О. Шиндлер гуманистом — вопрос веры, но фильм-то отвечает на него положительно, а не оставляет вопрос открытым, и, значит, в массовом сознании людей это так и закрепится. Штауффенберг — прусский офицер-аристократ с социал-демократическими взглядами, презиравший вульгарный народный национал-социализм, и скорее деятельный исполнитель, в чьи руки бы не попала ни политическая (Бек), ни военная власть в стране (Вицлебен), — Бек и Вицлебен скорее склонялись к формальному возращению к власти конституционной монархии с фактической властью Вермахта. Итак, исполнитель, размышлявший категориями чести, позора, Родины, превращается с помощью голливудского фильма в борца за справедливость против угнетателей и главаря заговора.

Идеализация индивидуальности, идеализация поступка, идеализация человеческого всего, что дробит и противостоит массовому объединению, тем самым исключая появление угрозы существующему порядку. Миф, по сути, реакционный на массовую политику ХХ века.

Миф научный

Историческая наука пришла на смену легендарному или мифическому методу фиксации истории. Распространён среди профессиональных историков, а также в обществе в целом.

Суть мифа. Историческая наука объективна и беспристрастна и освещает исторический процесс во всей его полноте. Достоверность и полнота собранного фактического материала и правильно установленные причинно-следственные связи.

Опровержение. Существует две истории. Одна обслуживает современное общество и является частью обязательного образования и культуры этого общества. Это история учебников, телевизионных программ и научно-популярных книг с общими фактами и однозначными трактовками событий. Отступление советских войск 1941 года из-за неготовности вести оборонительную войну — факт общеизвестный, но отступление 1941-го состояло из серии неудачных контрнаступлений советских войск, а неготовность к оборонительной войне, учитывая проблемы с выработкой тактики кампании, взаимодействие между составными частями оборонительных армий, трансформируется в неготовность к войне вообще. Эта история — череда общественных мифов: советских, украинских, крымскотатарских, еврейских.

Вторая же история занимается научным познанием исторической эпохи (изучением исторических событий) и их социальным, политическим, экономическим, культурным, образовательным контекстом, а также определением причин и последствий, хода событий и значения произошедшего. Человеческое познание ограничено и не может вместить полного объективного знания о событии, то есть человеческое познание фрагментарно и субъективно.

Рассмотрим з точки зрения немцев приказ от 16 декабря 1941 года, запрещающий отступать, и назначение Гитлера главнокомандующим сухопутных войск 19 декабря 1941-го, что является реакцией немцев на контрнаступление советской армии под Москвой. У. Ширер и К. Типпельскирх, выводя на первый план политический и психологический аспекты, трактуют событие как акт воли фюрера, который восстановил порядок и пошатнувшуюся дисциплину с помощью моральной силы своего авторитета, остановив панику и бегство и не допустив повторения 1812 года. У Ширера, американского журналиста-публициста, также присутствует гуманистический аспект — жестокости фюрера по отношению к солдатам.

Если обратиться к идеологическому аспекту, то можно выделить, что важной частью антидемократичных идей, распространённых в Германии в то время, было представление о трусости демократических лидеров, прячущихся за системой и избегающих ответственности в отличие от тоталитарных, единолично управляющих под личную ответственность перед народом (идеальным воплощением такого подхода стал Гитлер). В дневниках Ф. Гальдера и Ф. фон Бока освещена военно-оперативная сторона вопроса, и основной причиной приказа о запрещении отступления становятся неготовность тыловых линий обороны и отсутствие резервов, которые смогли бы их удержать при отходе армии, хотя и присутствовал риск полного уничтожения при прорыве и окружении советскими войсками; тем не менее, решение оказалось удачным, и нужное время на подготовку позиций и резервов было выиграно.

Ещё одним аспектом было противостояние между Гитлером и Вермахтом, где Гитлер одержал победу, забрав себе полномочия главнокомандующего сухопутных сил и отстранив таких влиятельных генералов, как В. фон Браухич и Ф. фон Бок. И тут существует два противоположных взгляда — Гитлер был прав и был единственным, кто мог справиться с ситуацией, или генералы Вермахта действовали эффективнее, принимая и осуществляя решения самостоятельно. По сути, в каждой ситуации вмешательство Гитлера в управление армией следует оценивать отдельно, а потом уже вынести общую оценку, что превышает человеческие возможности.

Третья проблема научного подхода к изучению истории — отсутствие достоверных фактов; есть только предположения, основанные на косвенных сведениях. Нет достоверных фактов о планировании Советским Союзом нападения на Третий Рейх: точных дат, приказов для конкретных частей о наступлении, хотя эта теория очень популярна в постсоветских странах из-за таких косвенных фактов, как общий план наступления на территорию Третьего Рейха, разработанный как часть советской военной доктрины, планы по началу усиленной мобилизации, увеличение производства боеприпасов и т. д. Также до сих пор неизвестен такой важный факт, как точное количество людских потерь Советского Союза во Второй мировой войне, которое возросло с 7 млн во времена Сталина до 27 млн во времена Горбачёва и до сих пор считается приблизительным.

Итак, объективность и беспристрастность невозможны из-за субъективности познания и ограниченности знания, которая, в свою очередь, вместе с отсутствием фактов делает невозможным познание и анализ события или эпохи (в зависимости от выбранного масштаба) во всей полноте. Остаётся рассмотреть, как историки работают со своим мифом о научности — общественники (создают и поддерживают распространённые коллективные мифы, например, советский или украинский), объективисты (кратко резюмируют факты и историографию вопроса и делятся на два подтипа: те, кто ограничивается фактами и историографией, и те, кто высказывает или поддерживает субъективное мнение, что, со своей стороны, носит определённый манипулятивный характер, хотя и является реализацией права на мнение), субъективисты (разрабатывающие и поддерживающие определённые теории, заговоры, трактовки событий). Общественники используют коллективные мифы и стереотипы времён Второй мировой войны, которые в изменённом виде существуют в современном обществе, тем самым дают представление о внутреннем взгляде участников на ситуацию; объективисты — взгляд постороннего наблюдателя, который оценивает ситуацию отстранённо; субъективисты, выделяя определённые факты, дают собственное видение происходившего. Углублённое изучение и анализ фактов, разных подходов, версий и теорий сводят на нет базирующиеся на упрощении мифы, распространённые в обществе, но создаёт свой собственный миф о полноте и объективности научного познания.

Миф практический

Это конгломерат мифов, общим для которых является практичный подход к событиям. В основе такого подхода лежит цинизм, который, как и противоположный ему идеализм, склонен к упрощению и категоричности.

Суть мифа. Победителей не судят. Практический взгляд на историю, то есть без идеологизации, морали и эмоций. Главный критерий оценивания прошлого — успешность, эффективность.

Опровержение. Победителей не судят. Побудительный мотив такого мифа — оправдание, вытеснение психологического дискомфорта за девиантное поведение победителей, в частности Советского Союза. Только если в советском и украинском мифах оправдание идёт через идеализацию, то в практическом — через цинизм, что создаёт явное противоречие такого мифа. Победителей судят. Победители неэффективно выполняли поставленные военные задачи, что приводило к тактическим проигрышам, неоправданным людским и техническим потерям. Победители виновны в военных преступлениях, в преступлениях против человечности. Победители использовали циничные и лицемерные методы пропаганды и агитации для втягивания широких слоев общества в войну. Отличие от включенности этих фактов в историческую память: у немцев — Нюрнбергский трибунал как наказание за преступления, широкая общественная дискуссия, раскаяние; США, Великобритания, Франция — общественная дискуссия и признание ошибок и вины; Советский Союз — идеализация; Украина — в процессе дискуссии.

Практический взгляд на историю может проявляться в полном отрицании существенной роли идеологии и ценностей (моральных, политических), в утверждении об аморальности любой политики, войны и нереалистичности оценивания данных событий с моральных позиций, оценка событий, деятельности, методов только за критерием результата или эффективности. Идеология — часть мировосприятия человека, в Советском Союзе большинство населения (от Сталина до любого подростка) мыслило категориями «пролетарская революция», «мировая революция», «мировой буржуазный капитал», «фашистский захватчик». Это был конкретный мысленный образ, который служил побудительным мотивом для борьбы, то есть был инструментом пропаганды, и для понимания исторической реальности важен анализ данных образов не только как инструментов воздействия на коллективное сознание, но и заключённого в них содержания.

Противопоставление «хороший свой – плохой чужой» присутствует в отображении массовым сознанием всех военных конфликтов, но в Советском Союзе во времена Второй мировой войны это было «защитник Родины» и «фашистский захватчик», образ Родины вытеснил образ Революции, очевидно, являясь более действенным побудительным мотивом.

Ценности — категория относительная и временная, но процесс смены ценностей длительный, потому в Советском Союзе во время войны обострился и религиозный, и национальный вопросы. И советскому руководству пришлось отказаться от радикального запрета религиозной жизни и сделать акцент на победе русского народа (отход от коммунистического идеала — интернационализма), что указывает на значимость ценностей, культивируемых внутренней политикой в Российской империи. Что касается относительности, ценности отличаются в зависимости от личности, социальной группы, общества, но ценности абсолютны для их носителя. Моральные ценности — это список с позициями, маркированными как «хорошо» и как «плохо», а военная пропаганда — это наука манипуляции моральными ценностями этого самого списка. Дегуманизация врага, эвфемизмы для обозначения агрессии, нападения, войны, позиция жертвы обстоятельств или миротворца нужны для перекрытия моральной установки «война – это плохо». Войну нельзя начать или эффективно вести, не развратив общество, но, закончив войну, мораль восстанавливают в правах, так как несоблюдение моральных норм ведёт к угрозе существования общества в целом. Аморальность политических методов, целей, интересов, отдельных политиков, политических режимов не повод судить с позиции макиавеллизма, то есть принимать внутреннею логику вещи. Мораль выполняет в обществе регулирующую функцию, базиса для совместного существования, то же самое и в политике: чем сознательнее и активнее общество влияет на политику, устанавливая жёсткие моральные рамки, тем цивилизованнее становится политика, что легко можно проследить, сравнив масштаб военных преступлений нацистского, советского тоталитарных режимов и западных демократических режимов. Оценка исторических событий с позиции морали поддерживает влияние моральных норм в обществе и противодействует попыткам сведения их на нет пропагандой насилия и войны.

Что касается оценки событий только по эффективности или результативности, то исторический процесс многоуровневый и, строго говоря, длящийся. Мощность военно-промышленного комплекса СССР и эффективность дипломатии (контакт с Британской империей и США, ленд-лиз) перекрыли малую эффективность армии и привели к военному результату (победе во Второй мировой войне) и политическому (одна из самых влиятельных стран в мире); и в то же время сохранению коммунистического тоталитарного режима, который не справился с задачей построения системы государственного управления, способной к самообновлению, что привело к потере территорий, оккупированных во время Второй мировой войны и развалу СССР. Избирателен результативный подход не только в отсечении других критериев оценивания, но и внутри подхода — событие оценивается как «результативное», «эффективное» в целом, хотя является таковым не во всех проявлениях и последствиях. Отсюда же вытекает и полярность оценок при использовании такого подхода — субъективно выбирая определённый аспект, маркируется всё событие.

Заключение

Этот текст не о реальности, а о мифах, их природе и взаимозаменяемости. Что касается выбора термина «миф», а не «стереотип», «подход», то Вторая мировая война — эпическое событие, слишком грандиозное для человеческого сознания, и потому максимально упрощённое и переданное в нарративной форме, а традиционной формой фиксации эпического события является миф с его светлой и тёмной сторонами, героями, злодеями и подвигами, что точно характеризует советский и украинский миф. Научный миф — скорее общественный стереотип и подход, которому следуют историки, действуя оппозитно советскому и украинскому мифам, которые дают лубочную картинку в целом, разбирая событие на детали и аспекты, не могут собрать его воедино во всей полноте. Гуманистический и практический скорее — мировоззренческие мифы: на мировоззренческий стереотип накладывается мифологичность события и получается всё тот же идеологически комфортный герой с его не менее комфортными подвигами — Штауффенберг, который хочет закрыть концлагеря, или Сталин — эффективный менеджер.

Текст моментами противоречив. Это вызвано тем, что разные мифы строятся на отдельных элементах реальности и её искажениях, отсекая другие. Чтобы показать ограниченность мифологического восприятия, в одном мифе вводятся те элементы, которые отрицались при разборе другого, но отрицалась скорее гиперболизация одного элемента и затемнение другого, чем его право на существование.

Мифы взаимодействуют в коллективном сознании, стремятся доминировать и вытеснять другие. Миф советский и украинский апеллируют к патриотизму, к маркеру «свой», который включает острую защитную реакцию при попытке отойти от мифа.

Украинцы находятся в двусмысленном положении: с одной стороны, советский миф, доставшийся в наследство; с другой — украинский, современный. Общество посылает противоречивые сигналы и делится на несколько групп: те, которые не воспринимают советский миф; те, которые не воспринимают украинский миф; те, которые воспринимают элементы и того, и другого; те, которые не воспринимают ни тот, ни другой. Между первыми двумя острый конфликт, третья и четвёртая — пассивны и могут быть поглощены доминирующим мифом.

Гуманистический — не распространён в широких слоях общества, основная социальная группа — социально-активные люди, но потенциально может нарастить большую поддержку. Практический — может иметь большое распространение только при поддержке государства и став частью пропагандисткой политики. Научный —объективисты и субъективисты представлены скорее в профессиональных дискуссиях, чем в массовом сознании. На данный момент ситуация дестабилизирована, конфликт характеризуется эмоциональностью и использованием манипулятивных техник. При сохранении status quo конфликт смягчится и перейдёт в рациональную, дискуссионную плоскость, в случае преобладания одного из мифов другие будут вытеснены, а носители — подвергнуты социальному остракизму. Исход конфликта неясен, но в значительной степени зависит от сохранения нынешнего демократического режима, а это, в свою очередь, зависит от способности общества осознать свою неоднородность и начать поиски общественного компромисса.

Эта рубрика — авторский блог. Редакция может иметь другое мнение.