Реконструкция еврея

Археологи мрачно шутят, что если бы наши потомки восстанавливали наш внешний вид по захоронениям, как это делают они сами в отношении древних цивилизаций, то в их представлениях мы бы ходили в белых тапочках и с подвязанными челюстями.

А если бы наши захоронения открыла инопланетная цивилизация после исчезновения людей, то не исключено, что сначала бы они изображали в своих учебниках ходячие скелеты; потом, после обнаружения мумий — ходячих мумий; и лишь со временем их реконструкции стали бы относительно похожими на людей.

Наши реконструкции прошлого тоже наверняка не вполне похожи на то, как всё тогда выглядело в реальности, хотя по мере накопления информации мало-помалу наши образы прошлого приближаются (как хочется надеяться) к тому, как видели себя люди того времени.

Однако мало кто задумывается, что изо дня в день мы занимаемся такими же «реконструкциями», только в отношении настоящего. Даже если мы встречаем человека изо дня в день, мы всё равно что-то о нём не знаем и мысленно дорисовываем. Но гораздо больше таких вещей, о которых мы знаем мало и даже не стремимся узнать больше. Мы слышим новое слово, вешаем на него для удобства ярлык и забываем (или раздражаемся, если ярлык не удастся повесить сразу). Если приходится иметь дело чаще, чем нам хочется — волей-неволей реконструируем и дорисовываем, и как потом может выясниться, не всегда адекватно — и на основе дорисованного принимаем решения, как к этому «дорисованному» относиться.

Одной из наиболее интересных «реконструкций» подобного рода в моей жизни, в детском и подростковом возрасте, была попытка понять, кто такие евреи. Детство моё прошло в Советском Союзе, молодость и зрелость — уже в постсоветском мире, поэтому наверняка опыт многих читателей хотя бы в чём-то совпадёт с моим собственным. Я допускаю, что большая часть читателей — умнее меня, и прояснили себе этот вопрос гораздо раньше, чем я. Что же, кому неинтересно — не читайте. Просто, на мой взгляд, сейчас самое подходящее время поговорить о еврейском вопросе — именно потому, что сейчас общественное мнение явно не поддерживает антисемитизм. Попытки кремлёвской пропаганды раскрутить антисемитскую тему родили встречный тренд — гордый логотип «жидобандерівець» (хотя первым, кажется, эту тему начал раскручивать советский журнал «Перець»). И это, я считаю, хорошо.

***

Я уж не помню, кажется, в первом или даже втором классе (тогда ещё советской) школы я впервые встретил в книжке загадочное слово «еврей». Для меня слово было примерно как «синхрофазотрон» или «пердимонокль» — не значило ничего конкретного, кроме того, что им назывались какие-то особенные люди. Потом ещё, и ещё раз — но всё время мимоходом, как что-то настолько обыденное для автора, что он не считал нужным пояснять слово читателю. Например, в детской повести Гайдара «Военная тайна», которую мы проходили на внеклассном чтении во втором классе. Когда автор знакомил нас с героем, пионером Алькой, то мимоходом упоминал, что его маму, румынскую комсомолку-еврейку Марицу Маргулис, замучили в подвалах румынской полиции. То, что слово «еврей» обозначает некую народность, до меня, семилетнего, тогда не дошло, и автор как будто специально сделал так, чтобы не дошло: в дальнейшем мальчик говорит, что «папа у него русский, а мама — румынская». Герои той повести, написанной как раз перед войной, были детьми разных народов, но вот поляков там называли поляками, татар — татарами, а вот дети с еврейскими, как потом оказалось, именами и фамилиями национальности как будто не имели, и мне приходилось только гадать, кто это такие и почему их фамилии — например, Розенцвейг — так похожи на «фашистские» (но при этом они были явно не немцами).

Где-то к третьему классу я услышал первые детские анекдоты про евреев: они отличались тем, что якобы неправильно выговаривали букву «р». Некоторые сверстники, относясь к ним явно недружелюбно, называли их «жиды» или «маланцы». Когда я переспрашивал, кто это такие, те даже удивлялись моему вопросу: ну, знаешь, такие хитрые и жадные люди. В классном журнале напротив фамилии каждого стояло «русский» или «украинец», других вариантов не было, хотя про некоторых за глаза и говорили, что они «на самом деле маланцы».

Но если это был народ, то какой-то особенный. В детском саду и в первых классах школы я представлял себе мир довольно просто: немцы живут в Германии, французы во Франции, испанцы в… э, нет, про испанцев тогда я ещё не знал.

В Советском Союзе было посложнее: у одних народов союзные республики, у других автономные, но в принципе, было понятно, что украинцы живут в Украине, башкиры — в Башкирии. Русские, так вот им повезло, жили во всех республиках. Все другие народы понимали по-русски, но при этом говорили ещё и на других языках. Некоторые говорили по-русски с сильным акцентом и коверкая слова, как грузины и армяне. Другие, как украинцы, говорили без заметного акцента, и отличить русского от украинца или белоруса было очень непросто, если не считать одного косвенного признака: практически у всех, кто в школьном журнале был записан как украинец, были родственники в селе, к которым те время от времени ездили отдыхать летом. У тех же, кто был записан как русский, если и были, то где-то слишком далеко или в давно прошедшем прошлом.

Вот этот «сельский» признак, пожалуй, стал первым косвенным признаком, по которому можно было бы определить еврея. Потому что если верить книжкам, анекдотам и слухам, то сельских евреев не было в принципе — профессии и образ жизни у них были исключительно городские. Это не значит, что все они сплошь были интеллигентами — но вот как-то так.

У евреев была загадочная Еврейская автономная область — где-то очень далеко, и ещё было государство Израиль, которое в газетах постоянно поминали разными обидными словами. Но эти территории были невероятно далеко, а евреи, судя по их постоянному упоминанию и в книгах, и в разговорах, были совсем рядом. И это было необычным, потому что даже грузины и армяне не встречались вдали от своих «основных территорий» так часто.

При этом с евреями было связано загадочное табу. В советских школьных учебниках (за исключением украинской литературы, о чём ниже) их не упоминали вообще. Совсем. Примерно так же обстояло дело и в газетах, журналах, других книгах: называть еврея евреем считалось неприличным; в книгах и биографических справочниках, если речь шла о еврее (как можно догадаться по его имени или фамилии), национальность обычно не называлась.

Когда речь шла о Второй мировой войне, обойти молчанием массовую гибель евреев было трудно, но советская пропаганда как-то ухитрялась решить и эту проблему. Жертвы назывались не евреями, а «советскими гражданами».

Забегая вперёд, скажу, что отчасти мою неосведомлённость в теме можно объяснить тем, что родители были инженерами в оборонной промышленности, куда евреи попадали крайне редко — чтобы не увезли военные секреты в Израиль или США. Много евреев было в музыкальной школе, куда я ходил в детстве (проклятое бремя ребёнка из интеллигентной семьи), но опять же, для меня они были не евреями, а преподавателями.

В то же время, о том, что мои собственные двоюродные брат и сестра, оказывается, наполовину «те самые», я узнал совершенно случайно и относительно недавно, и даже слегка удивился, мол, тоже мне секрет, зачем скрывать надо было? А мне говорят, никто и не скрывал, просто не видели в этом ничего особенного. Ну, узнал бы ты раньше, как-то изменилось бы твоё отношение? Нет, никак не изменилось.

Всё же время шло, и информация копилась. Не могу сказать, что специально её искал — у меня в детском возрасте были совершенно иные интересы, чем такая вот кустарная этнография. Но так или иначе, то какой-нибудь неблизкий знакомый родителей вдруг случайно упоминал, что он еврей, то судьба героя той или иной книжки приобретала опасный поворот из-за его (её) еврейского происхождения… Но при этом термин «еврей» продолжал оставаться неопределённым. Ладно, если я их не мог определить, но по какому вообще критерию они сами друг друга узнавали и отличали от остальных?

Лишь ближе к старшей школе начал вырисовываться всё ещё обрывочный и малопонятный образ «среднестатистического еврея».

Имена

Обычно у каждого народа были свои характерные имена и фамилии. Которые, в свою очередь, были «почти совсем похожие на русские» (как у украинцев и белорусов), «чаще непохожие, чем похожие» (как в Грузии) или «совсем непохожие» (если речь шла о зарубежных именах). В этом ряду евреи находились где-то между белорусами и грузинами, но явно ближе к грузинам.

Фамилии у евреев были весьма неоднородные:

• Часто встречались похожие на немецкие: Финкельштейн, Розенбаум
• Иногда встречались «гибридные» фамилии — со славянским корнем, но «немецким» окончанием (Полянкер, Запрудер и т.д.)
• Так же часто встречались фамилии со славянскими окончаниями «-ович», «-ский». Удивительное дело: едва ли не самыми характерными были фамилии, образованные от населённого пункта в Украине или Беларуси (реже в России) и со славянским окончанием (например, Немировский, Смилянский или Хильчевский). Среди русских, украинцев, беларусов фамилии, образованные от населённых пунктов, тоже иногда встречались — но намного, в разы реже.

Так же сложно было с личными именами — были имена «характерные», но так же часто использовались такие же, как и у славян.

Особенно интересными были случаи, так сказать, «характерных комбинаций». Например, имена Аркадий, Борис, Григорий, Семён были вполне себе «славянскими» и сплошь и рядом встречались среди украинцев и русских, равно как и фамилии Белкин или Лейкин. Но вот комбинации «Семён Григорьевич Белкин» или «Аркадий Борисович Лейкин» с большой вероятностью указывали, ну вы понимаете на кого.

Внешность

В книжках евреев чаще всего изображали кудрявыми брюнетами, иногда ярко-рыжими. Но лишь в книжках. В реальности же носители характерных имён и фамилий вполне могли быть блондинами со славянской внешностью.

Язык

В энциклопедиях писали, что «советские» евреи говорили на идиш, а израильские — на иврите, но своими ушами я не слышал ни первого, ни (разумеется) второго. В газетных киосках иногда сиротливо лежали направляемые по разнарядке стопки разноязычных газет и журналов — среди них и журнал «Советиш Геймланд», лежавший там, пока обложка не выцветала полностью — значит, спроса не было.

Место проживания

В Советском Союзе переезд евреев в Израиль по каким-то причинам рассматривался как крайне недостойный шаг, а Еврейская автономная область была скорее курьёзом, ну как поселения украинских переселенцев в Бразилии.

Отношения с другими народами

Несмотря на сходство фамилий и языка с немецкими, по каким-то причинам в годы войны немцы убивали всех евреев; славянам было ненамного лучше, но евреев убивали гарантированно. Причём в предыдущую войну за немцами подобного не значилось. Убийство же евреев во Вторую мировую было негласным табу: все как бы знают, но «вот зачем тебе копаться в этой теме, фашисты же убивали вообще всех советских, зачем их как-то выделять?» Поминовение убитых евреев было личной инициативой, а не государственной. Помню, однажды на 9 мая родители по своей инициативе привезли меня с братом к мемориалу в Бабьем Яру — но что конкретно там произошло и кого конкретно там убивали, мы не обсуждали, просто порядочным людям полагалось поминать, и больше никаких комментариев. В школе Бабий Яр тоже поминали, и даже однажды на экскурсию туда возили, но опять же, без упоминания евреев — там «фашисты убивали советских граждан».

Между славянами и евреями, судя по книгам, в прошлом тоже было всё непросто. Украинская литература на эту тему писала откровеннее, чем русская, и антигерои-евреи встречались в ней довольно часто: от мелких, вроде шинкаря, у которого крестьянин оставлял последние гроши, до проныры-мошенника, надувшего на круглую сумму такого же проходимца, только украинца («Сто тысяч» Ивана Карпенко-Карого), или же целой шайки бессовестных пройдох-олигархов, грабивших и украинцев-трудящихся, и друг друга («Борислав смеётся» Ивана Франко).

Русская литература на эту тему предпочитала молчать, поджав губы. Школьно-хрестоматийные Гоголь и Катаев упоминали о еврейских погромах («Тарас Бульба» и «Белеет парус одинокий»), но именно эти фрагменты в школьные учебники не попали от слова «совсем».

Культура

Когда к нам переехала жить бабушка, она привезла с собой библиотеку моего покойного деда, которого я не застал живым, где оказалось множество книг, изданных в довоенный период. К моему немалому изумлению, табу на еврейскую тему в них напрочь отсутствовало. Евреев в довоенной советской культуре (и, по-видимому, также в дореволюционной имперской, и в зарубежной) было не просто много, а очень много. Я не только лишний раз убедился, какой огромный вклад они внесли в культуру, науку, промышленность тех народов, среди которых жили — у них, оказывается, была собственная оригинальная культура, которая напрочь исчезла в послевоенный период. То, что сейчас в Израиле, совсем не похоже на довоенную еврейскую культуру, это что-то принципиально новое и иное.

Религия

Сейчас я живу в Канаде, и если бы я писал эту статью по-английски, то читатели подняли бы меня на смех. В англоязычном кино (особенно в американском) характерные евреи встречаются довольно часто. Кому уж совсем любопытно, найди в городе синагогу, увидишь там людей в характерных чёрных костюмах и шляпах – вот тебе и образ еврея, достаточный, чтобы удовлетворить любопытство. Есть, конечно, и нерелигиозные евреи, их немало, но обычно, если надо найти еврея — ищи сначала синагогу. Ну, или хотя бы еврейский общинный центр.

Но это «там», на Западе, где не просто свобода религии — религий много, одна экзотичнее другой, не говоря уже о христианских конфессиях. В бывшем же СССР, как известно, «все были атеистами», поэтому для меня в детстве не то что чужие религии, но даже православие было полной экзотикой. Религиозность была моветоном, по крайней мере в городах. Кроме того, я с большим интересом читал тогда популярный журнал «Наука и религия» и прочую антирелигиозную литературу. Вот тут о евреях не просто писалось открытым текстом, тут меня ждал главный шок — вся Библия, по сути, была о них! В то же время, между библейскими евреями и современными сходства было, на мой взгляд, немного — не больше, чем между римлянами и итальянцами.

***

Наступила перестройка, а вскоре и Союза не стало. Евреи уже больше не боялись и не стеснялись говорить о своём происхождении, исчезло табу и в официальных публикациях. В Киеве открылся еврейский театр, во всех киосках можно было купить газеты на еврейскую тематику. Так было примерно до конца 1990-х, когда большая часть евреев Украины уехала в Израиль, а которые остались — как правило, уже настолько обросли местными связями, рабочими или семейными, что уже, наверное, и сами себя воспринимали не только как евреев, но и как местных.

А у меня скорее возник вопрос: что со всей этой информацией делать. Я же не собирался заниматься иудаистикой, у меня своя профессия есть, и времени не так много. Ну, может быть, хватит информации на то, чтобы написать несколько эссе об интересных событиях из их истории, и только.

Тем не менее, считаю этот опыт небесполезным. Мы всё время живём рядом с другим и с другими. И часто опыт совместного проживания так и не идёт впрок, люди не умеют находить пользу от совместного проживания, а иногда им просто не до того, предпочитают «простые решения» — на этой почве рождаются Щёкины и Табачники. Хотите, чтоб я закончил статью жизнеутверждающей фразой? Ну хорошо: лехаим, то есть «за жизнь»!

Апрель 2011 — октябрь 2017— май 2018 — октябрь 2018