Усиление украинской армии за четыре года

В последнее время часто можно услышать о том, что Вооружённые силы Украины стали значительно сильнее, чем были в 2014 году.

В это сложно поверить, учитывая потери последних четырёх лет:

• территорий, которые сейчас оккупированы и аннексированы Россией. Вместе с территорией потеряна значительная часть населения, не говоря уже о материальных средствах, находившихся там;
• вооружений во время захвата Крыма Россией;
• личного состава и оружия в ходе вооружённого противостояния с Россией на Донбассе.

Давайте всё-таки разберёмся, о чём идёт речь, когда говорят об усилении ВСУ.

Начнём с того, что сила армии может быть потенциальной и фактической.

Потенциальная сила включает в свой расчёт такие категории, как:

• количество резервистов и вообще мобилизационного ресурса;
• наличие крепкой военной промышленности, способной в короткий срок увеличить производство серийно выпускаемых вооружений;
• наличие крупных баз хранения законсервированной техники и промышленности, способной быстро её расконсервировать;
• наличие военной промышленности, которая уже серийно производит боеприпасы, или наличие огромных складов с боеприпасами;
• наличие международных гарантий безопасности, то есть стран, которые в случае необходимости готовы оказать материальную и/или военную помощь.

Фактическая сила:

• наличие в данный момент времени адекватного поставленной задаче количества подразделений, готовых приступить к её выполнению;
• запасы материальных средств и боеприпасов, достаточные для ведения интенсивных боевых действий в течение полугода;
• наличие союзников, то есть стран, которые дали согласие на ведение боевых действий на вашей стороне.

Учитывая указанное, можно предположить, что, когда говорят об усилении украинской армии по сравнению с 2014 годом, имеют в виду фактическую силу, а не потенциальную, так как потери в технике и боеприпасах (особенно обидно за последние, поскольку большинство из них потеряно в результате удачных диверсий врага) пока ещё нашей промышленностью (или закупками) не перекрыты. Успехи на дипломатическом фронте также очень скромные. Количество подготовленных резервистов, конечно, возросло, но колоссальные потери мобилизационного ресурса невозможно перекрыть иначе, как освободив захваченные врагом территории, что и есть целью войны для нас.

В таком случае сосредоточимся на фактической силе.

Даже не хочется вспоминать о том мощном наследстве, доставшемся нам от проклятого Советского Союза. Это больно.

На 2014 год мы имели на бумаге не намного менее слабую группировку сил, а по некоторым позициям даже и большую, чем сейчас. Но фактически армия действительно была слаба. Почему?

Фактическая сила армии состоит из двух составляющих:

• материальная (физическая) – А;
• нематериальная (информационная) – Б.

Материальная:

1. Личный состав.
2. Вооружение.
3. Боеприпасы.
4. Материальные ценности, не входящие в первые три категории. Например: ГСМ, продукты питания, обмундирование и т.д.

Нематериальная:

1. Наличие оперативной информации о противнике (разведданные).
2. Аналитическая работа штабов. Умение обработать имеющуюся информацию и составить адекватные планы, распоряжения.
3. Система управления. Эффективная организационно-штатная структура войск.
4. Воля. Наличие штабов, способных принимать решения и давать приказы войскам.

Четвёртые пункты в обеих составляющих достаточно сложные для понимания.

Начнём с А4.

Очевидно, что личный состав относительно фактической силы армии – это военнослужащие.

Вооружение – это боевые самолёты и корабли, бронетехника, орудия, лёгкое и тяжёлое пехотное вооружение.

Боеприпасы – это и так понятно.

Так вот это всё однозначно является неотъемлемой частью Вооружённых сил.

ГСМ, палатки, грузовики, аккумуляторы, продукты питания, трусы, носки, штаны, вода (!), да много чего ещё – это не однозначно часть армии. Что военного в ГСМ или картошке?

Но без всего этого армия не способна выполнять поставленные задачи!

То есть, как ни странно, но даже без таких прозаических вещей, как аккумуляторы или ГСМ, полнокровная механизированная бригада не сможет даже покинуть ППД. (Кстати, на фронте с этим теоретически легче – используя вооружение и боеприпасы, личный состав может частично обеспечить сам себя недостающими видами снабжения.)

На 2014 год многие подразделения были кадрированы – была нехватка личного состава, техника требовала ремонта и технического обслуживания.

Самая большая проблема была с А4, так как это не типично армейская фишка, то именно на ней, что логично, и экономили все годы до войны. Надо сказать, что генералы поступали рационально – в случае мобилизации обеспечение армии всем недостающим, кроме типично военных вещей, планировали получить из народного хозяйства.

Разрушение системы гражданской обороны и мобилизационной работы, конечно же, и породило все те проблемы со снабжением А4.

Спасибо гражданскому обществу – волонтёрам и ответственным предпринимателям (отдельное спасибо Коломойскому: одни ГСМ для авиации – это очень круто, а ведь было и много чего другого) за то, что смогли поддержать армию в тяжёлый час.

Единственное из фактического, с чем не было проблем в 2014 году – это боеприпасы.

Но главные проблемы ВСУ четыре года назад (как и сейчас) лежали в нематериальной сфере.

Долгое время армия была заложником концепции «У нас нет врагов». Это, а также бедное финансирование привели к атрофированию разведорганов.

Нет, у нас были два классных полка спецназа. Но они были заточены на групповые разведывательно-диверсионные действия за линией фронта и штурмовые действия. Командование видело в них элитную пехоту, и в этом качестве они себя полностью оправдали.

Не хватало же общей информации о целых регионах, прилегающих к нашей госгранице, о военных планах, разрабатываемых в штабах соседних государств. Да что там говорить, весной 2014-го не хватало информации даже о том, что происходит на нашей территории, находящейся, судя даже по сообщениям журналистов, в зоне интереса не потенциального, а вполне реального агрессора.

Уже упомянутая доктрина «У нас нет врагов» и недостаток развединформации, естественно, привели и к отсутствию заранее подготовленных адекватных планов. Планы пришлось готовить в реальном времени, а так как скилл их разработки был утрачен, то и планы эти имели изъяны. Но это лучше, чем ничего. Так или иначе, отдавая приказы войскам, надо иметь хоть какой-то план действий.

Каждый раз, когда в Министерстве обороны (и/или Генштабе) менялся руководитель, он считал необходимым изменить организационно-штатную структуру войск под себя.

Это называется модным словом «реформирование». Само по себе это не так плохо.

Гораздо хуже, когда реформированием занимались некомпетентные люди, или того хуже – люди, заинтересованные в ослаблении вооружённых сил.

Надо понимать, что «реформирование» очень часто приводило к расформированию боевых частей, но мы здесь не будем это обсуждать. Это огромная интересная тема. Оставим её на другой раз.

Здесь мы говорим о количестве штабов и линиях связи (подчинённости) между ними и подразделениями.

Надо признать, что система управления в начале 2014 года не была готова к появившимся вызовам. Штабов тогда просто не хватало.

Сейчас крайность другая – штабов слишком много, но обязанности, зоны ответственности и подчинённые силы между ними распределены не лучшим образом.

Вот мы и подошли к пункту Б4.

Если совсем коротко, то здесь имеется в виду качество высшего офицерского состава. Но что такое качество?

Представим себе командира н-ской воинской части в Крыму в феврале 2014-го. Он видит и понимает нарастающую опасность, но принять хоть какое-то решение не хочет (или просто не может), потому что боится взять инициативу на себя. Он волокитит. Ждёт прямых приказов из центра, а если приказывают действовать по обстановке (конечно же, в рамках военных уставов), то снова волокитит, поскольку в уставах написано в общем, а не конкретно.

Находится и масса других поводов ничего не делать.

То же самое относится и к вышестоящим штабам (ведь над ними тоже есть командование): они не спешат принимать даже очевидные решения. Они ждут команду сверху. Все хотят переждать волну.

Это можно назвать деморализацией. Или негативным кадровым отбором.

Но, так или иначе, воля командиров была угнетена. Даже имея достоверную информацию и адекватные силы в подчинении, очень часто верное решение не принимали. Не принимали никакого решения. Они просто ждали.

Вот пример, который свидетельствует о нематериальной слабости украинских силовиков весной 2014-го.

9 мая 2014 года российская диверсионно-разведывательная группа организовала силовую провокацию, напав на Мариупольское городское управление внутренних дел. В результате не столько успешных действий противника, сколько неразберихи в собственных штабах украинские силовики утратили контроль над полумиллионным городом.

Это был настоящий сюрреализм.

По периметру города стояли блокпосты 72-й механизированной бригады. При том, что они стояли там с середины апреля!

В городе после сожжения здания Городского управления внутренних дел милиция засела по районным отделам и не показывала нос. Мариупольский батальон Национальной гвардии (пусть и не развёрнутый по полным штатам) покинул свой собственный ППД и убыл за город на аэродром. Пограничники продолжили выполнять свои прямые обязанности и не принимали участие во внутригородских событиях.

Но самое интересное – СБУ. В городе тогда был главный отдел. По штату около 200 сотрудников, из которых более половины – офицеры. Они не принимали участие в событиях 9 мая, происходивших в 100 метрах от их базы. Более того, на период безвластия (сказать, что город находился под властью «ДНР», невозможно, поскольку отряд боевиков состоял всего из около 70 человек), продолжавшийся до 13 июля, СБУ соседствовала с пророссийскими боевиками из банды Борисова. Их разделяло всего несколько кварталов.

В голове не укладывалось, как несколько сотен (скорее тысяч) военнослужащих не могут справиться с бандой численностью до 80 человек, среди которых более половины – это местные люмпены.

Спустя месяц всё-таки было принято решение вернуть контроль над городом. Сводный отряд батальонов «Азов», «Днепр-1» с приданными силами ВСУ приступил к ликвидации пророссийской банды. Надо отметить, что операцию готовили напоказ, штурмовые отряды демонстративно стягивали в аэропорт и боевики за день-два знали о начале штурма. Целью такой демонстративной подготовки было запугать противника, сломить его волю к сопротивлению. Так это и произошло в тот раз. Главари боевиков сбежали, оставив отбиваться своих неудачливых последователей. Армейская ЗУ-23-2 разнесла в пыль укрепления боевиков, боевая тачанка «Азова» обстреляла здание, в котором была база боевиков. Последним ничего не оставалось как сдаться на милость «карателей».

Операция по возврату контроля над Мариуполем, можно сказать, прошла мега-удачно и должна быть занесена в учебники. Но не стоит забывать, что её подготовка заняла около месяца. Противник далеко не всегда давал нашей стороне столько времени.

В приведённом примере чётко видно, что превосходство в материальной составляющей было на стороне украинских силовиков, и оно было многократным. Тем не менее, боевикам удалось создать режим безвластия и продержаться почти месяц.

Подводя итог о нынешней силе ВСУ, надо отметить:

• Фактическая сила сухопутной составляющей возросла в несколько раз. За счёт развёртывания новых подразделений и доукомплектования имеющихся. Самое главное в штабах – воля.
• Фактическая сила воздушной составляющей, учитывая понесённые потери и ремонт старой техники, осталась приблизительно на уровне 2014 года.
• Фактическая сила ВМС, несмотря на все старания, пока ещё не дотягивает до уровня 2014 года. Получение от промышленности береговых противокорабельных ракетных комплексов и доведение количества МБАК, оснащённых ПТУРами «Корсар», до двадцати дало бы возможность говорить о возрастании этой силы.
• Потенциальная сила ВСУ, несмотря на все старания, пока никак не перекрывает потери 2014 года.