Психиатрия протеста

Примечание редакции. О том, откуда и куда на руинах Российской империи пошла привычка не просто преследовать оппозиционеров, но и объявлять их сумасшедшими.

Словосочетание морально-этический звучит ныне если не анахронизмом, то по меньшей мере скучным занудством, не имеющим отношения к реальной жизни. Это действительно так с тех пор, как в 1835 году английский врач Джеймс Причард предложил ввести в психиатрию диагноз нравственное помешательство, то есть расстройство психики, при котором сохраняется и адекватность чувств, и не нарушены умственные способности. Ему это не удалось, и в современных классификаторах диагноз отсутствует, потому что возобладал и развился тогдашний взгляд на проблему: признавать заболеванием только такие нарушения, при которых затронуты умственные способности. А когда в 2003 году Европейский суд заключил, что термин душевнобольной не поддаётся точному определению, он лишь зафиксировал устоявшуюся привычку считать описание нравственных ориентиров ненаучным и культурно обусловленным уделом попов и парторгов.

Безусловно, весомый вклад в представления сограждан о психической патологии внесла советская психиатрия, рассматривая любое сознательное отличие от морального кодекса строителя коммунизма как диагностический признак умственного расстройства. След этих представлений можно видеть в средствах массовой информации даже горбачёвско-ельцинского времени, делающих акцент не столько на нравственной первопричине диссидентства, сколько на героике политической составляющей борьбы с режимом. В результате не только «весь советский народ», но и профессиональные инженеры человеческих душ по сей день считают, что протест против вторжения СССР в Чехословакию был происками врагов и одновременно неадекватным поведением «психов».

В том, что радикальные формы протеста в России уже традиционно рассматриваются как психический недуг, а личная морально-этическая мотивация общественной активности находится далеко за областью понимания и поддержки обществом, нет ничего нового. Поэтому достаточно закономерно, что литовец Ромас Каланта, совершивший самосожжение в Каунасе в 1972 году, признан советской медициной психически больным уже посмертно. Ещё дальше идёт логика китайских властей, квалифицирующих современные протестные самосожжения тибетцев в аннексированном Тибете по статье «терроризм». И хотя российское правительство всё ещё находится не в Пекине, тренд советского наследия сохраняется, а Сталин и Мао, как поётся в известной песне, «слушают нас». Поэтому я не думаю, что, несмотря на слабый ропот внутри поребрика против преступлений России в Чечне, Грузии, Украине и Сирии, при Путине может появиться Ян Палах или Василий Макух. Вот Гергиев или Мацуев — это пожалуйста.

В статье «Самосожжение» в Википедии на 24 языках только в русской, украинской и немецкой версиях осталась фраза о психических расстройствах в этой связи. Русская версия — это, по сути, сильно сокращённая переведённая копия немецкой. Украинская версия скопирована с русской. И, несмотря на цитирование Далай-Ламы в русском варианте о важности мотивации для оценки каждой такой акции, а также отдельной статьи о Тхить Куанг Дыке, полное отсутствие истории вопроса вызывает у опрошенных мной россиян абсолютное недоумение, когда в лучшем случае вспоминают «Ностальгию» А. Тарковского.

Но отсутствие у них информации и/или явного пристрастия к азиатским традициям вряд ли можно считать убедительной причиной исторического неведения. Полагаю, что и отсутствие ассоциативного ряда, и куцая статья в энциклопедии свидетельствуют скорее о нежелании вспоминать, делая фактом повседневного сознания саму тему соотношения жертвы и самопожертвования, палача и героя, то есть выстраивать какие-либо нравственные системы, отличные от политической обусловленности. Вместе с тем сама потребность выстраивать границы нравственно допустимого на фоне популярного выхода за пределы ограничений в стиле московского дзогчен становится настолько ничтожна, что требует значительно больших усилий, чем технологичный постмодернистский тренинг по обретению радужного тела за разумную цену.

Не думаю, что в том, что почти неприлично говорить о морально-этической мотивации, виновато только лишь ускорение времени и/или местечковая массовая культура, сросшаяся с пропагандой. Череда подтасовок и подмены понятий со стороны пропагандистов начинается ведь даже не с политики, а с заимствованного у Запада маркетинга в лубочном отечественном стиле. Хотя маркетинг как побочный продукт закрытых психологических исследований никакого отношения к конспирологии не имеет. В порочном конспирологическом кругу российская подростковая ксенофобия имеет специфическое отношение к истории, правопониманию и журналистике как побочным продуктам политического маркетинга. Поэтому, нисколько не оспаривая очевидное, я не вижу смысла доказывать, что именование российского телевидения «зомбоящиком» справедливо. Ведь массовое сознание окормляется, в частности, и массовой культурой, которая транслируется через средства массовой информации, утратившие за время путинского режима не только независимость, но и переродившиеся в совокупность министерств и ведомств государственной машины.

Пессимизм никогда не был сильной чертой экономистов в штатском. Однако следует обратить внимание, что всё несколько хуже, чем кажется даже им. Потому что, во-первых, при некоторых условиях холодильник никогда не победит телевизор, и «чем голоднее — тем песня звонче»; а во-вторых, значительная часть населения к телевизору прямого отношения не имеет.

В середине XVII века, например, телевидения не было, его роль выполняли иные институты. И Московский собор 1681 года так настойчиво просит светскую власть о показательных казнях и физической расправе над старообрядцами, что ссылки, тюрьмы, пытки и массовые сожжения людей исчисляются тысячами и на многие годы становятся обычным явлением. Трудно отрицать, что в ход идут не только пытки, но и клевета, ложь, подлоги и даже деканонизация святых старого обряда. Лишь в 1905 году Николай II подписывает «Указ об укреплении начал веротерпимости», частично восстанавливающий старообрядцев в правах. И только в 2000 году Русская православная церковь за рубежом (РПЦЗ) приносит старообрядцам письменное покаяние. Но для РПЦ время такого решения ещё не пришло, и в 2008 году набожная московская старушка очень боится католиков, потому что «они хуже язычников». Откуда у дамы испанская грусть?