Что не так с нашими стратегическими коммуникациями?

Примечание главного редактора. Дмитрий Теперик — исполнительный директор эстонского Международного центра обороны и безопасности. И у него есть проблема: часто посещая круглые столы и конференции, посвящённые вопросам безопасности в странах НАТО, он всё меньше видит в них реальный смысл и реальное содержание. Я очень хорошо понимаю его аргументацию и готов под ней подписаться — но для начала хотел бы поделиться ей с вами.

Любая серьёзная западная конференция по вопросам безопасности так или иначе поднимает проблему дезинформации. На то есть причины. Эта угроза быстро вышла на мировой уровень и всё ещё растёт. Отчасти благодаря тому, что мы недостаточно компетентны в вопросах коммуникаций, отчасти — если честно — потому, что мы просто ленивы. Но есть и другие виновники — жадные владельцы технических платформ, кликбейт-журналистика, резкий прогресс в машинном обучении и big data. Ну и, разумеется, отдельные автократические режимы, использующие дезинформацию для тёмных делишек как дома, так и за рубежом.

На самом деле мы уже наловчились в профессиональном описании проблем. Наловчиться бы ещё в их решении. Честно говоря, мне всё сложнее понять, что происходит в мире (дез)информации и стратегических коммуникаций. Многие конференции и прочие встречи последних лет упираются в обсуждение терминов и определений, выяснение нюансов слов и многократное обсуждение одних и тех же тем — «доктрина Герасимова», «гибридная война или информационная война», «дело девочки Лизы» и «распятый мальчик» — и всё это всё ещё вызывает дебаты в 2019 году. Может кто-нибудь сказать, почему так важно повторять эти темы столько раз кряду? Мы пишем какой-то учебник для будущих поколений?

Я понимаю, до сих пор нет солидных научных исследований нового вызова — компьютеризированной пропаганды или враждебных вторжений иностранных государств в наше когнитивное пространство. Но каким образом, вы полагаете, дорогие тренинги по медиаграмотности (которые большинство журналистов терпеть не может) или всегда запоздалые развенчания фейков помогут нам продвинуться вперёд, став умнее или инновационнее? Уже должно быть ясно, что в постоянно меняющейся среде нужно не догонять, а опережать.

К сожалению, мы всё ещё тратим слишком много ценного времени (и денег), убеждая друг друга, сколь опасна может быть пропаганда и как важны наши совместные усилия по противодействию ей. Да, она может быть опасна и вредоносна, если изменяет наше восприятие информации и несёт долговременный эффект на поведение граждан. Но не стоит ли вспомнить, что феномен дезинформации шел рука об руку с человечеством столетиями и, вероятно, столь же неистребим, сколь и другие пороки общества? Мы уже знаем намерения наших потенциальных противников, научились распознавать и описывать их приёмы, но нам всё ещё нужно больше данных и больше научных исследований, чтобы описать потенциальный эффект современной дезинформации.

В итоге мы признали, что это глобальный вызов и ответ на него тоже должен быть глобальным. Но что насчёт ответов на местах? Мы беспрекословно согласны создать побольше бюрократических структур и ограничителей, чтобы справиться с проблемой? Создание мощного и хорошо финансируемого «комиссара ЕС по гибридным угрозам и противодействию им» волшебным образом защитит нашу информационную среду и когнитивное пространство? Да, это было бы чётким сигналом, что европейцы начали рассматривать угрозу всерьёз. Очевидно, что паневропейские институции должны использовать свои рычаги для влияния на обнаглевшие корпорации для защиты персональных данных граждан — многие национальные правительства слишком малы, слишком слабы и недостаточно подготовлены для таких юридических войн, или просто не хотят в них ввязываться. В этой важной, хоть и узкой, задаче, поле действий ЕС ограничено. Враждебная дезинформация не создаёт новые политические обстоятельства, но успешно использует уже существующие слабости общества и внутренние проблемы — на местном, региональном и национальном уровнях.

Так всё же, что не так с нашими стратегическими коммуникациями? Может, мы просто не понимаем, что делает коммуникации действительно стратегическими? Возможно, дело в неумении перевести вертикальные коммуникации в горизонтальные, неумении понять, какие государственные структуры или представители гражданского общества и экспертной среды должны быть поддержаны и профинансированы? Возможно, в непонимании алгоритмов дезинформации? Или в попытках просто отбить нарратив врага зеркальной контратакой — как будто нам не нужен собственный привлекательный нарратив, даже независимо от того, нападают на нас или нет. Мы до обидного медленны, когда дело доходит до решительных действий — слишком много времени тратим на долгие многосторонние обсуждения каждого действия или реакции. А стоило бы сфокусироваться на создании базовых принципов и механизмов, которые могло бы использовать гражданское общество.

С одной стороны, мы становимся всё более профессиональны в отслеживании внешних гибридных угроз, всё умнее в понимании их сути. Наш отрывистый опыт, наша постоянная разведка боем увеличивает эффективность наших контрмер, но они всё ещё применяются исключительно реактивно. Мы смогли понять, что многие информационные атаки нашего противника просто осуществляются в рамках единой схемы, но не координируются и даже не настраиваются вручную, как то казалось ранее. Они, в первую очередь, стремятся изменить поведение жертв, особенно в предвыборные периоды, но многие «побочные эффекты» — двоемыслие, информационный туман, полезные идиоты, коммуникационная дезориентация и апатия, общественное недоверие, ненависть и страх — усиливают поляризацию в обществе и делают всё более сложным обретение консенсуса в наших демократиях. Вместо него начинаются междоусобицы — а они эффективно используется не только виртуальными пропагандистами, но и взаимосвязанными группами местных деятелей, идеологов и просто прокси-акторов, которые изучают действия нашего противника и применяют изученное в своих странах.

На недавней крупной конференции у нескольких выступающих спросили, как бы они улучшили наши стратегические коммуникации, имей они миллиард евро. Угадаете ответ? Многие из них были сбиты с толку и не смогли предложить никакого внятного решения. Нам явно не хватает свежих идей о том, как бороться с враждебной дезинформацией и минимизировать её вред для нашего общества. К концу обсуждения один из спикеров предложил вкладывать больше средств в образование data-scientist’ов и аналитиков. Да, это я бы поддержал. Но более того, я осознаю необходимость полного легального доступа к big data корпоративных игроков. Вдобавок, мы должны направить больше ресурсов на обучение мультидисциплинарных специалистов по когнитивной устойчивости и представить конкретные шаги по защите наших ключевых лидеров общественного мнения в цифровой, общественной, экономической, культурной и религиозной сферах. Многие лидеры мнений на Западе — привлекательные цели для нашего противника в информационном, а порой и в физическом смысле.

Что ещё? Мы должны не забывать продвигать наши собственные ценности, создавать позитивные образы внутри самого западного сообщества, а не только когда надо показать их соседям. Простые вещи вроде уверенного пересказа собственной истории и решительных шагов по укреплению наших нарративов могут стать стратегическим инструментом для преодоления пропаганды врага. Когда работаешь с дезинформацией, стоит помнить фразу из «Алисы в стране чудес» — «Угрозы, обещания и хорошие намерения ещё не составляют действие».