Годовщина операции «Буря»

4 августа 1995 года началась операция «Буря» — хорватская армия атаковала Республику Сербскую Краину и Западную Боснию. В течении 84 часов «сербский вопрос» на границах Восточной Хорватии был решён силовым путём. Почти 250 тысяч членов сербских общин покинули свои дома, более 1 200 — были убиты, государственные структуры уничтожены. Наступление, известное как самое масштабное со времён Второй мировой войны в Восточной Европе, часто приводят в пример как способ решения проблемы с сепаратистами и инсургентами. Многие политики предлагают хорватский рецепт как панацею от Косово и Македонии до Абхазии и «ДНР».

В Украине знают о той войне немного подробностей. Что-то на уровне: Запад накачал оружием Хорватию — и там устроили де-факто этническую чистку; ну и молодцы, так и надо поступать с сепаратистами. Как всегда, всё несколько сложнее. По отношению к Югославской Народной Республике в ходе войны за независимость хорваты сами выступали сепаратистами. Да и по Конституции Хорватии права местных сербов были сильно ущемлены, а сами сербы признаны меньшинством. Хотя многие из них записывались как югославы и их было куда больше, чем полмиллиона по переписи. Естественно, нельзя забывать об усилиях государственной безопасности Сербии по созданию «республик», помощи регулярной армии, осаде Дубровника и блокаде побережья флотом — шла полноценная гражданская война. В которой Сербская Краина и Западная Славония под эгидой военной безопасности ЮНА и сербских спецслужб служили противовесом для зарождающегося хорватского национального государства.

Конфликт к январю 1992 года зашёл в тот же позиционный тупик, что и всегда, когда стороны получают поддержку от внешних игроков. На линии соприкосновения между сторонами находились силы ООН: датчане, французы, аргентинцы, иорданцы. Войска ООН с тяжёлой техникой и батальонными группами, а не девушки с камерами на автомобилях ОБСЕ. Противников разделила полоса в 3 километра и посты сил ООН, часто этим постам во время обострений доставалось с «двухсотыми» и «трёхсотыми». Обе стороны обязались сдать артиллерию и танки на склады под охраной «голубых касок» в районах отведения, но выходило по-разному. Особенно если вспомнить, что прекращение огня нарушалось крупным калибром более 86 раз, а по тому же Загребу неплохо прилетало реактивной артиллерией — кассетными 262-миллиметровыми «Орканами». Прямо по столице, в разгар очередного сорванного перемирия — случается и так.

В Сербской Краине, кстати, под защитой ООН прошли выборы — президентские и местные. Президентский пост занял Милан Бабич, который крайне негативно относился к любым переговорам с хорватами, понимая, что время работает на Загреб. Вместо «Минска», которому, как мы все знаем, нет альтернативы, у сербов и хорват был план Вэнса. Бывший Государственный секретарь США, а тогда специальный посланник ООН Сайрус Вэнс выступал за создание смешанных полицейских сил из сербов и хорватов, прекращение огня, создание зон, охраняемых ООН, со складами с опечатанным тяжёлым оружием. А политическое решение откладывалось, пока не перестанет литься кровь. Это устраивало Белград, который, отгородившись от Хорватии постами миротворцев, мог заниматься войной в Боснии и Герцеговине.

Хорватия примерно с третью оккупированных территорий, блокадой и под оружейным эмбарго с осени 1991 года была предоставлена сама себе. Позже, во время переговоров Z-4, её вообще предлагали разделить на две страны в рамках федерации — сербам полагалась своя валюта, парламент, полиция и флаг. И хорватское политическое руководство было согласно, чтобы получить независимую Хорватию с признанием Запада. Отказался Милошевич и от политики Сербской Краины, не веря, что Запад вмешается, и не желая разоружать. Так что представлять себе операцию «Буря» только как рельсы, которые могли вести лишь к войне — крайне неверно. Это был осознанный выбор всех участников конфликта. Под прикрытием сил ООН сербы сжимали осаду «кармана в Бихаче» — города, где люди три года выживали, заряжая газом зажигалки и меняя батарейки на консервы. А хорваты, говоря о перемирии, штурмовали плотину у озера Перуча, которую только чудом отступающие не подорвали и не утопили сотни людей в окрестностях. Все надеялись решить вопрос силой оружия, поставив мир перед свершившимся фактом.

Хорватия к середине 1990-х приняла примерно 340 тысяч беженцев, в том числе и мусульман из Боснии. Для пятимиллионной страны, треть которой находилась под оккупацией или под огнём, это буквально катастрофа для инфраструктуры и экономики. Десятки тысяч людей выживали на пайках ООН из фасоли и риса, жили в палатках и хоть как-то решить их проблему физически не представлялось возможным. Также с нуля пришлось развернуть более 60 бригад и полсотни отдельных батальонов — вооружить их и оснастить. Накануне наступления в рамках «Бури» в полиции служило почти 50 тысяч, а в армии — почти 220 тысяч персонала. Со спецслужбами выходило, что каждый шестой-седьмой мужчина Хорватии (включая стариков и детей) носил форму, а почти половина в той или иной форме работали на сектор обороны.

ВВП Хорватии в 1995 году составлял примерно 23 млрд долларов. Поэтому, когда военные обозреватели говорят о 5–7 млрд долларов, потраченных на ту войну, это не может внушать ничего, кроме уважения. Были годы, когда Загреб тратил треть ВВП на силовые структуры, а ещё практиковали закупки оружия на чёрном рынке или в обход эмбарго через третьи страны. Почти в 95 млн долларов обошлась только сделка по получению бывших советских танков из наличия через Швейцарию, также активно приобретали восточногерманские танки, ПВО в Венгрии и Чехии.

Вообще, хорваты с первых дней подошли к делу крайне прагматично и считали, что эмбарго — это одно, а бизнес — это другое. В их распоряжении был чёрный рынок Ливана, поставки «Стингеров», радиостанций и тяжёлой техники из Германии. Закупались хорваты и в Украине, и в Болгарии — везде, где были излишки и были не против немного заработать, наплевав на условности с ООН.

Призыв ополчения дал возможность готовить гвардейские части — «чёрные береты». Шёл отбор — домобранские части, дальше специальные подразделения полиции с тяжёлым вооружением или войсковая разведка и элита из «чёрных беретов». План был набрать 18 бригад и, несмотря на то, что редко штат превышал 60–70% и в целом это число рекрутировать не вышло, их оказалось достаточно. Упорная подготовка вне красной зоны; зарплаты вдвое-втрое выше, чем по армии; хорошие инструктора, включая немцев и американцев из частных военных компаний; закупки тяжёлого вооружения на чёрном рынке — вот рецепт Хорватии в подготовке к «Буре».

4 августа 1994 года по меньшей мере 130 тысяч бойцов Хорватской армии начали наступление вглубь территории сербов. Войска ООН были поставлены в известность за 3 часа до атаки и четверо представителей «голубых касок» погибло во время артиллерийской подготовки. Самолёты НАТО наносили удары с воздуха по сербским ЗРК и РЛС в районе Книна, сохраняя бесполётную зону со стороны Белграда.

Это не была прогулка — наступающие хорваты потеряли до 1,5 тыс. человек убитыми и ранеными, им приходилось наступать через гористую лесистую местность и перевалы, прорываться через минные поля. Но менее чем через трое суток вражеская оборона коллапсировала из-за рассечения, охватов и прорыва «чёрных беретов». Начался «великий исход» — десятки тысяч сербов на тракторах и гужевым транспортом бежали вглубь Боснии, многие подразделения снимались с фронта, чтобы вывезти свои семьи армейским транспортом.

Было всё: и погромы, и мародёрство, и гибель мирного населения, и суды над военными преступниками. Но хорваты заплатили свою цену за независимость. Деньгами, лишениями, кровью и всеобщей мобилизацией. До сих пор туристическое побережье с зарплатами в 800 евро крайне отличается от гористых районов, где годами были этнические чистки и даже сегодня нищета с 18% безработицы. Но страна в ЕС, страна в НАТО, развивается и привлекает инвестиции. У неё нет имиджа государства, проводившего геноцид, и Хорватия не свалилась в тоталитаризм.

Стоит ли сравнивать изолированные анклавы сербов под ударами ВВС НАТО и бесполётной зоной с «народными республиками» при поддержке ядерной страны в Украине? Вряд ли. Стоит ли вспоминать цену, которую платят за свободу и право обустраивать послевоенный мир? Определённо.