DIY-этнография: #carpathiancult

В материале цикла «DIY-этнография» о своём онлайн-проекте carpathiancult, исследующем культуру Карпатского региона, рассказывает украинская дизайнерка и архивистка Кристина Буний. Для проекта она путешествует по карпатским сёлам, полонинам и гребням гор, общается с местными, собирает материалы, выступает с лекциями. Своими находками она делится в инстаграме, где публикует архивные фото, картины, изображения предметов быта, архитектуры и советских мозаик на гуцульскую тематику.

Кристина из небольшого города Надворная Ивано-Франковской области, который находится на стыке трёх историко-этнографических зон — Гуцульщины, Бойковщины и Покутья. Исследуя свой родной регион, с каждым разом забираясь всё дальше, она ведёт этнографически-культурную «пропаганду», убеждая людей в важности репрезентации их культуры через семейные архивы.

О зарождении carpathiancult

Перед тем, как начать заниматься этнографией, я много путешествовала. У меня была цель — забраться куда-то подальше, посмотреть на другие места, культуры, ландшафты. Сложилось так, что после четырех-пяти лет активных путешествий я стала работать как волонтёр-дизайнер в социальном проекте «Дідова хатчина». Это творческая резиденция, которая находится в селе Яворов Косовского района, в сердце Гуцульщины, где всячески пытаются продвигать и развивать местную культуру. Проводят фестивали, организовывают мастер-классы, предоставляют эту площадку для близких по идеологии проектов. В какой-то момент мне предложили там жить, и я, конечно же, согласилась. В итоге я прожила там почти год.

Особенность этого села в том, что там делают лижники — тканые шерстяные одеяла с орнаментом, которые используются в том числе как ковры. По сути, в той местности они «сопровождали» человека от рождения до смерти. Мы тоже начали делать эти лижники старым способом, на деревянном верстате. Для лучшего понимания процесса мы прошлись по соседям и пособирали фотографии, где присутствовали лижники. У меня скопилось много фотографий, и меня это увлекло.

Обычно на фотографиях не только один объект, а целая история — вообще, фото может многое рассказать, даже из обычных домашних архивов. Сначала я собирала и сканировала фотографии по соседям, потом начала ездить по селам своего района. Я люблю делиться своими находками, поэтому стала постить всё это в инстаграме.

Поскольку я дизайнер и у меня очень замороченное представление о визуальной части, я придумала делать «триптихи». Этот визуальный паттерн я использую до сих пор. К тому же это user-friendly, ведь так проще найти картинку, если ты помнишь последовательность в ленте.

О деятельности и целях проекта

В рамках проекта я езжу в экспедиции, где занимаюсь сбором и сканированием семейных архивов. Ещё я занимаюсь web-research — ищу материалы в разных иностранных онлайн-архивах, а также исследую книги и печатные издания, альбомы. В принципе, я пытаюсь исследовать все доступные для меня поля и показывать объекты, которые я нахожу, места, образы.

Помимо очевидных целей — сохранить местную культуру и познакомить с ней других людей, в своём проекте я стараюсь создать подробный и правдивый образ культуры Карпат.

В carpathiancult я освещаю аутентичность, обращаюсь к давней истории. Я называю аутентичными объекты или явления, которые кажутся мне честными отображениями местной культуры и быта, сделанные не массово, а для личных целей или нужд локального сообщества. Для меня аутентичность сродни понятию искренности. Это субъективная вещь — я высвечиваю то, что вызывает во мне отклик, и выбираю объекты, исходя из собственных вкусов.

Отдельно стоить упомянуть саундклауд carpathiancult, где я собираю малоизвестные записи музыки Карпатского региона, сделанные другими этнографами. Я стараюсь по возможности освещать деятельность других этнографов. Это огромный труд — записывать традиционную музыку в полевых условиях. Я бы хотела записывать больше музыки сама, но пока что мой саундклауд — это площадка, где я в основном показываю работу других.

Конечно, хотелось бы заниматься проектом практически на постоянной основе. Сейчас я думаю над тем, чтобы каким-то образом оформить донейшен или подписку, чтобы дать возможность людям, которые этого хотят, поддержать мою деятельность. У меня уже есть небольшой опыт краудфандингов на саундклауд, чтобы без ограничений загружать музыку. Собиралась нужная сумма с небольшим излишком, на который я покупала оборудование — например, рекордер для записи разговоров и музыки. Пока не знаю, как именно это реализовать — сложно придумать действенную систему для поддержки такого рода проекта, ведь у него не очень развлекательная тематика. С другой стороны, я вижу, что люди готовы донатить — это показывает, что люди видят ценность в том, что я делаю. Это приятно и очень мотивирует продолжать.

Особенности Карпатского региона

Я много ездила в другие страны — была в Грузии, Польше, Румынии, Италии, Германии, скандинавских странах и т. д. В Европе много современной жизни, технологий, комфорта, но всё очень унифицировано, как сейчас говорят, «джентрифицировано». Всё очень похоже между собой. Конечно, есть отличительные черты, но традиционная культура во многих странах осталась только в музеях. Осталось мало людей, которые занимаются, например, теми же ремеслами, которыми занимались их предки сто лет назад. В Карпатах это до сих пор сохранилось: есть и пастухи, которые на все лето уходят работать в горы, пасти овец, делать сыр, и люди, которые до сих пор делают традиционную одежду — так же, как это делали их предки. Я не отрицаю блага современного мира и сама многими пользуюсь в быту и, собственно, для исследований, ведь без них мой проект и не существовал бы. Но я также пытаюсь напомнить о ценности всего того богатства культуры, которое сильно стирается с течением времени.

В своих исследованиях я отталкиваюсь от ландшафта, а не от районов, областей или государственных границ. У меня больше всего материалов из Гуцульщины, потому что большую часть времени я нахожусь здесь и постоянно кручусь в этих районах. Гуцулы ещё и самая известная этническая общность Украинских Карпат, их культура более тиражированная, её любят эксплуатировать, экзотизировать для привлечения туристов. Например, использовать стереотипный образ «дикого гуцула с гор» в медиа, сериалах и фильмах.

В перспективе я бы хотела охватить все Карпаты. Недавно я ездила по Бескидам (польским Карпатам), и наблюдала за тем, как там протекает сельская жизнь. Там есть красивые этнографические музеи, например, музей под открытым небом в городе Санок, в Люблине тоже неплохой, но на местности не осталось почти что ничего — лишь несколько старых домов. Самих носителей традиционной культуры тоже почти нет. В Румынии с этим получше — там сохранились культурные особенности.

На плоской местности всё быстрее смешивается, а у нас здесь горы, холмы и долины, недоступность которых и позволила сохраниться исконной культуре. В отдалённых селах до сих пор есть «первоисточники», носители культуры, оставшиеся объекты. Я считаю, что это уникальное явление, и его нужно как-то освещать, сохранять, распространять.

«Музыка Карпат — это тоже отражение ландшафта»

Именно разнообразие ландшафта, где горы сменяются холмами, холмы — долинами, создаёт некую изоляцию, в которой формируются уникальные культуры. Близость к природе и зависимость от неё сильно повлияли на культуру Карпатского региона. Жить всё время на одной местности, знать только несколько видов деревьев — это осязание влияет на то, как ты видишь мир и как его описываешь.

Это проявляется в народном искусстве и промыслах — на одежде, например, можно увидеть треугольные очертания гор. Предметы быта и прикладного искусства сделаны из грубых природных материалов: резные фигурки из дерева, керамика из глины и т. д. Мне интересны все эти первичные формы, натуральные материалы.

Музыка Карпат — это тоже отражение ландшафта. Можно слышать, как музыкальные инструменты подражают природным звукам — так, например, с помощью сопилки имитируется пение птиц.

Об экспедициях

В плане экспедиций у меня нет чёткой системы и специальной подготовки. Во все экспедиции я беру базовый набор: ноутбук, рекордер и портативный сканер. Когда у меня есть несколько свободных дней, я иду на автостанцию своего города и смотрю, какие есть маршрутки в ближайшие села. Еду туда и просто хожу по улицам, осматриваюсь, говорю с людьми, рассказываю о своей деятельности. Иногда люди сами приглашают меня к себе, чтобы я оцифровала их архивы.

В своих экспедициях я стараюсь донести до людей ценность их домашних архивов как репрезентации локальной культуры. Можно сказать, что я веду своеобразную «пропаганду», чтобы лишний раз напомнить людям о том, что они живут в уникальной местности и являются носителями самобытной культуры. Это важно как в контексте её сохранения, так и в чисто человеческом плане — каждый человек нуждается во внимании и одобрении. Обычно я так объясняю свои мотивы: меня интересует местная культура, я хочу её сохранить, распространить и познакомить с ней других людей и это хорошо делать в том числе через персональные истории.

Когда я говорю, что я из Надворной, сразу сокращается дистанция между мной и людьми. Я часто слышу «А, ну так ты соседка!», даже если село находится в 100-200 километров от моего города. У жителей гор есть чувство общности, даже если люди, например, живут в доме чуть ли не среди леса, а их ближайший сосед на другом холме, они всё равно воспринимают это как соседство. Именно эта отдалённость делает их близкими. В моём случае это работает также, поэтому мне часто легко установить контакт. Ещё меня воспринимают как свою, потому что я говорю на местном диалекте.

«Я не хочу забирать у людей их ценности»

Бывает так, что во время экспедиций ты находишь даже больше, чем ожидаешь. Однажды я жила в квартире у своих друзей, которые уехали путешествовать, и увидела на полке стопку старых фотографий. Среди них было несколько снимков из села Быстрица, с молодожёнами на фоне деревьев. Село находится в моем родном Надворнянском районе — это малоизученная, не туристическая Гуцульщина. Это одна из моих любимых территорий. Мне запомнились эти фотографии, и я их, конечно, отсканировала.

Полгода спустя, во время одной из спонтанных экспедиций, я села в автобус в направлении Быстрицы. Единственный дом, в котором мне удалось в итоге что-то найти, давно привлекал моё внимание — верх его фасада украшало солнце, а конёк крыши — птичка и цветок. Я всё мечтала зайти туда. Мне удалось поймать обитательницу этого дома, и я спросила, есть ли у неё старые фотографии. Она принесла мне альбом, я начала его листать и увидела в нём снимок, похожий на те, что я видела у своего друга. На той фотографии была невеста с дружками или просто девушками, которые были на свадьбе. Как выяснилось, женщина из этого дома и мой друг — не родственники. Да, это не редкость, что в селе люди обменивались фотографиями, например, по праздникам. Но получилось занятно, как в двух случайных, независимых друг от друга источниках я нашла по кусочку какого-то пазла.

В любой экспедиции, когда ты что-либо находишь — это частично везение, частично результат обычной человеческой коммуникации. Я никогда не забираю фотографии с собой — не вижу нужды в коллекционировании материальных вещей. Кроме того, я не хочу забирать у людей их ценности, в отличие от этнографов и коллекционеров, целью которых часто является именно собирательство физических объектов, чья дальнейшая судьба не всегда известна.

В случае институций материалы, найденные в экспедициях, обычно попадают в закрытые архивы для последующего изучения и описания. У меня же есть желание постепенно делиться всем, что я нахожу, чтобы это распространялось среди людей, не причастных к академизму. В научном сообществе найденные материалы остаются в академическом поле и они мало доступны людям, не вовлечённым в эту сферу.

Об интересных находках

В своей коллекции я выделяю несколько групп фотографий. Первой стали чёрно-белые снимки, разрисованные вручную. Ещё во время работы в проекте «Дідова хатчина» я нашла у соседей несколько черно-белых портретов, на которые были нанесены красители разных цветов. Меня заинтересовала и сама техника, как это было выполнено, и какие элементы люди выбирали, чтобы украсить фотографию. Это показывает, как люди воспринимали действительность — хотели добавить цвета, раскрасить свою жизнь на фото. Я рассматриваю это как некий акт эстетического апгрейда.

Ещё одной удивительной находкой для меня стали фотографии с похорон и фотографии постмортем. Я впервые столкнулась с такими снимками в экспедиции, и это было неожиданно. До этого мне казалось, что смерть близких — это интимный процесс, и в такие моменты ты в последнюю очередь думаешь о том, чтобы что-то фотографировать. Потом я узнала, что посмертная фотография была достаточно распространённой практикой. Наверное, запечатлеть момент ухода близкого человека было способом проводить его в последний путь.

Я выделяю эти фотографии из-за эмоций, которые испытываешь, глядя на них. Когда ты смотришь на обычные старые портреты, даже если это снимок столетней давности, ты не воспринимаешь людей, как неживых. Постмортем вызывает совсем иной эмоциональный и порой даже физический отклик. Смотреть на смерть — это словно смотреть в пропасть, стоя на краю: это жутко, но интересно. Это очень экзистенциальная штука — осознавать, что ты живой, а люди на фотографии уже нет.

Кроме того, на таких снимках я нахожу разные традиционные атрибуты. Это ещё один способ показать, как обряды сопутствуют человеку на протяжении всей его жизни и даже после смерти.

Карпатские люди

Меня восхищают жители Карпат. Поначалу они не очень стремятся к контакту, нужно немного времени и усилий, чтобы завоевать их доверие и понять, какие это на самом деле интересные и приятные люди. В то же время, многие из них занимаются ремеслами, традиционными практиками или исполняют этническую музыку. Например, в селе по соседству с «Дідовой хатчиной», пройдя двадцать минут через заросли черники, ты приходишь к окружённому лесом дому на поляне, в котором живет пожилая женщина. Она почти не видит, передвигается с тростью, и притом присматривает за своей лежачей племянницей. Эта женщина прожила сложную жизнь, при этом она очень открытый, добрый и светлый человек. В молодости она часто пела на вечерницах и запомнила много песен как эстрадных, так и гуцульских, и обрядовых.

В экспедициях всегда есть риск попасть к очень гостеприимному человеку и вместо сбора информации просто запить на несколько дней, хотя со мной такого не случалось. Однажды мы с друзьями шли из нашего села к соседу через холмы полтора часа по снегу, чтобы записать его как музыканта и возможно что-то отсканировать. Когда мы дошли, то вместо привычной коммуникации, расспросов и фотографий, нас загнали за стол, полный еды и питья. Экспедиция превратилась в застолье, и мы несколько часов сидели, кушали, пили, может что-то пели. Но нас ждал обратный путь ночью по снегу, а физическое состояние, конечно, было тяжёлым для передвижения в таких условиях. В итоге мы так ничего не записали и не отсканировали.

Проблема включенности

Мне кажется, что из-за того, что я отсюда, мне удаётся проникнуться местной культурой и лучше понять некоторые процессы, чем это может сделать человек, который не причастен к этой местности. Но есть и обратная сторона этой «включенности». Недавно я поняла, что мне сложно рассказывать о культуре Карпат людям, находящимся вне контекста. У меня была лекция в Нидерландах для голландцев и людей из других стран, и я столкнулась с тем, что из-за сильных культурных различий мне было сложно объяснять некоторые вещи. Мне часто не хватало как языковых, так и контекстуальных аналогий с местными европейскими реалиями, которые бы помогли в полной мере описать и объяснить все нюансы. Это заставило меня задуматься над тем, как лучше транслировать свои знания на широкую аудиторию и доносить информацию о моей культуре.

Я надеюсь найти или смоделировать язык, которым можно было бы осмыслять и ёмко описывать это культурное наследие. Обретая описательный язык и выходя в поле обсуждения, местная культура перестаёт быть эфемерным призраком прошлого и обретает истинную форму, со своей плотью, сердцем и душой.