Уехать, адаптироваться, жить

Примечание редакции. Добавили перевод на английском: если неудобно переключаться на сайте, вот прямая ссылка.

Я побывала на пункте раздачи вещей, еды и лекарств в 2015 году. Переселенцы собирались толпой перед воротами в ожидании открытия, а жители Киева несли посильную помощь в специальное окошко. Обе стороны приходили иногда целыми семьями. Потом расходились – одни к себе домой, а другие обратно во временные санатории, к знакомым, в арендованный угол. И продолжали слушать и читать хронику боевых действий, боясь услышать не только о потерях украинской армии, но и узнать о разрушении собственного дома, оставшегося на Донбассе, или новых «законодательных инициатив» оккупантов в Крыму.

Самыми уязвимыми оказались старики, многодетные семьи и одинокие мамы. О них этот текст.

Уехать, чтобы выжить. Сайле

— Не знаю, как уезжала бы сейчас. Прошло шесть лет, изменились приоритеты: для меня нет ничего важнее семьи, а я явно несла угрозу их жизни и здоровью своей активностью. И я бы сейчас не позволила своей семье спать на полу.

В 24 года Сайле Ильясова с 4-летним сыном и пожилой мамой оказалась в квартире, где ее приютили знакомые киевляне. В квартире шел ремонт и не было мебели. Еще некоторое время Ася получала те же шантажирующие SMS и звонки, что и до переезда на материк. Тогда все это вынудило ее запихнуть в автомобиль к знакомым все, что могло влезть, и уехать еще за неделю до «референдума». Однако на переезде история не завершилась. На тот момент у Сайле был опыт работы в продакшне, остались знакомые в Киеве. И бывший муж, который при разводе забрал даже детский стульчик.

— Уже тогда Крым напомнил мне Абхазию. Я ездила туда на съемки. Все будто вымерло.

Материковая часть Украины встретила ее семью с подозрением. Если россияне, уже тогда патрулировавшие все въезды и выезды с полуострова, пропустили переселенцев сразу, то украинские пограничники проявили себя по-другому. Их заставили выйти из машины, провели обыск, долго задавали вопросы. Ну действительно, вокруг уже российская техника вваливается в Крым, идет захват военных частей, оружия, снимают украинские флаги. Но львиная доля внимания идет не на то. Еще бы, крымская татарка с мамой и маленьким ребенком пытается сбежать с фактически оккупированной врагом территории.

С февраля 2014 года Сайле подключилась к системе Zello, имевшей возможность объединить активистов без прослушки звонков спецслужбами. Та же система использовалась активистами Майдана для согласования усилий и передачи оперативной информации о перекрытии улиц в Киеве.

Оглядываясь назад, сама Сайле видит в своих прежних поступках подростковый максимализм. Несмотря на ребенка, маму и ответственность за быт и финансы, приоритетом стала борьба с «чужими». В истории каждого национального меньшинства есть память о Геноцидах. Если еврейские дети вырастают на истории о Холокосте, армянские – о турецкой резне, то крымские татары восприняли захват Крыма как очередную попытку посадить весь народ в «теплушки» и вывезти в лагеря.

Поэтому Сайле запретила своей маме смотреть новости. А сама объединилась с другими проукраинскими активистами: поехала собирать и передавать помощь нашим военным и их семьям по всему Крыму.

— Мне кажется, нас сдали сотрудники почты, когда я получала посылку с бронежилетами и чем-то еще. На территорию военной части я проходила мимо «охранки» под видом девушки, которая идет к своему парню с передачкой. А вот после очередного посещения почты резко начались угрозы.

Потом был Киев. В 2014 году Сайле пришла на работу в Крым SOS. В том числе потому, что поток просьб о помощи не прекращался, а опыт у женщины уже был. И этот опыт мог пригодиться кому-то еще.

Без возможностей продать имущество в Крыму, с заблокированной, как у всех крымчан-переселенцев, картой приватбанка, Сайле искала работу у «своих». Крым СОС, затем канал АТР. Теряя почву под ногами, хочется держаться корней. Но надо было двигаться дальше.

Принять, чтобы выжить. Захида

— 15 апреля 2014 года я оказалась в санатории под Киевом, где была обустроена база для переселенцев. Мир перевернулся. Совсем недавно у меня был дом, работа, друзья, я же очень активная. А тут – ничего. Тебя кто-то кормит, одевает, обувает. Ты все это вынуждено принимаешь, потому что не можешь заработать самостоятельно. А на руках у тебя дочь: всего 3,5 лет.

Первым уехал муж. Обосновавшись с легкостью в санатории в Летках под Броварами, он позвал Захиду переехать. Семья должна быть вместе, в Крыму уже прошел «референдум». Проукраински настроенной женщине спокойная работа в школе уже не представлялась реалистичной, но очень хотелось жить и работать. Как привыкла, как всегда. Но в итоге она получила вынужденное бездействие, которое надо было принять, как данность.

Супруг не выдержал изменений. Как часто и происходит в моменты катаклизмов, семья начала распадаться – муж начал гулять. Захида узнала о происходящем спустя полгода. В процессе развода получила SMS с незнакомого номера: «Позвони маме». Бывшая соседка рассказала, что отец выгнал свою жену из дома. Еле передвигаясь после инсульта, мама с документами добрела до соседки. Надо было что-то делать.

Потому в январе 2015 года Захида перевозит мать в Киев. Начинаются проблемы с лечением, безумные затраты, выхаживание мамы, бумаги, документы, оформления. Начинаются личные проблемы со здоровьем.

— Подумала, от того, что я сейчас сяду и наконец-то заплакав и закричав, ничего не изменится. И решила, «горит сарай, гори и хата». Так я поступила в аспирантуру.

Двигаться, чтобы жить. Маша

— Когда мы собирали вещи, Янчик мне сказал: «мама, давай возьмем мой новый Lego. Мы его потом продадим, если денег не будет». Он все понимал в четыре года. Даже не знаю, как и почему. Но мы оставили конструктор, его было некуда класть.

Маша выезжала из Донецка последними поездами. К тому моменту она с ребенком уже месяц провела в страхе выйти на улицу. Новости от гражданского мужа выглядели примерно так: «сегодня к нам в театр приходили люди с автоматами». Даже путь на вокзал был сущим адом. Пока ехали по Донецкой области, Маше казалось, что сейчас всех пассажиров высадят, запретят, отберут даже их небольшой скарб. Но больше всего женщина боялась, что ее не допустят к новым возможностям – начать все заново.

Вырваться получилось. Машу приютили знакомые в маленькой угловой гостинке. Жить так было невозможно, и через месяц на остаток от вывезенных средств Маша сняла для семьи первую квартиру. Но саму семью это не спасло — она быстро распалась. Там, где наша героиня видела возможности, ее муж замечал лишь проблемы. Так и случилось, каждый пошел решать вопросы своим путем.

Все это время отношение арендодателей было агрессивным и безнаказанным. За три года пришлось переезжать и менять школу четырежды. Донецких никто не хотел видеть. А уж тем более — с детьми. Но хуже всего первоклашку встретила школа. И здесь пригодился опыт коррекционного педагога: Маша буквально расхлебывала новости из телевизора. Не только одноклассники, но и учителя рассказывали ребенку о «проблемных донецких» и понаехавших. Рассказы о том, что переселенцам оказывают финансовую помощь, лишь подогревали ненависть. А сама Маша в это время работала, искала деньги. И даже пыталась отказаться от доплат, лишь бы не заполнять гору документов, отнимающих время и нервы.

— Что мне эти 440грн? У меня аренда квартиры, еда, коммуналка. Только время отнимало. У меня было много планов и много работы. Но девочки в соцслужбе буквально уговорили.

И журналист, и педагог, и психолог. Маша хваталась за все. Устала. И решила двигаться в другом направлении.

Дело привычки

В 2014 году Захида благодарно принимала помощь от Сайле в санатории. В 2019 году Маша фотографировала Самиру, дочь Захиды, и мою дочку Мару для школьного альбома.

Худая и крохотная Сайле и сегодня выглядит на 18 лет, вовсе не производя впечатления мамы и главы семейства. Вид у нее, на первый взгляд, безответственный. Но на самом деле, Сайле делает ремонт в своей будущей квартире под Киевом и накопила на машину. Кстати, детей у нее уже двое. Поиск «своих» свел переселенку с отцом будущей дочери. Но никаких хэппи-эндов не бывает: даже сегодня она одна тянет семью. Отец ребенка растворился, не приняв ответственности, а серьезность намерений не обязала его даже к финансовой помощи.

Сейчас у Сайле небольшое производство рекламного трикотажа. И карантин не напугал ее. «Мы начали делать симпатичные маски, переоборудовали производство. Кто-то шьет на дому сейчас, и все получали какие-то деньги. А как же иначе?», — говорит Сайле.

Законодательство ей скорее мешает, чем помогает. Пенсию мама так и не оформила, слишком много проблем и времени. А справку переселенца женщина оформила уже перед рождением дочки, иначе не принимал роддом — да и не выдавали свидетельство о рождении дочки, уже киевлянки. Но путь на Крым для нее точно закрыт. Не столько технически, сколько морально.

Маша закончила курсы фотографии. Купила на заработанные деньги технику, уже год работает лишь на себя – как вы догадались, фотографом. И все получается. Ян тем временем обрел нормальную школу и друзей, играет в шахматы.

Захида долго искала возможности кредита. В итоге сняла помещение в Киеве и открыла свою школу английского. А со временем успела присмотреть маленькую квартиру, в которой мечтает когда-нибудь сделать ремонт. Бывший муж, религиозный фанатик, где-то исчез со своей новой женой и огромным долгом по алиментам. А дочь Самира в 9 лет стала победителем всемирной олимпиады по соробану (удивительное умение считать огромное количество чисел в голове), говорит на крымскотатарском и танцует национальные танцы. Но возврата в Крым у нее тоже не будет.

Спустя шесть лет никто не увидит в них переселенцев с ограниченными возможностями для реализации и справками за обложкой паспорта. Эта история побега с одним чемоданом известна только близкому кругу. Они считают себя такими, как все.