Человек эпохи возрождения... и эпохи сериалов. Часть 2

Трансформация массового сознания — очень инерционный процесс. Ему, вероятно, помогло, что в этот момент Советский Союз получил на вооружение новые типы медиа — радио и кино. Именно там реализовывались цели той трансформации, которая должна была проходить с населением.

Коммуникации могут создавать нужную структуру мира путём стабилизации или дестабилизации имеющихся структур. Инерция массового сознания требует на фиксацию этих изменений определённых периодов времени. Ничего не происходит сразу. Но потом не меньшее время потребуется на их изменения.

Есть прямые, типа пропаганды, и запасные входы в массовое сознание. К последним отнесём не прямое, а косвенное воздействие, например, с помощью литературы и искусства. Например, десятилетиями перепевают и ссылаются на не существовавший в действительности план Даллеса, взятый из художественной литературы. Просто со страниц романа он вдруг становится реальным документом, то есть чисто виртуальный продукт стал восприниматься и трактоваться как правда^2-4.

Виртуальность способна побеждать реальность. Так было в советское время, так происходит сейчас, поскольку в реальности мы видим лишь то, что подсказывает нам виртуальность. Виртуальность создаёт своеобразный «фильтр», сквозь который проходят только те сообщения, которые ей соответствуют, и отвергаются иные.

В советский позитив можно вписать то, что вся советская страна была страной читателей. Без этого невозможна никакая индустриализация, поскольку она нуждается в большем количестве образованных людей. США, к примеру, в своём атомном проекте строили рабочие посёлки сразу с библиотеками, поскольку им были нужны специалисты более высокого уровня.

Г.Павловский назвал такую причину создания самой читающей страны: «Можно сказать, что то, чего Пушкин ждал от императора Николая Павловича, Сталин осуществил — империю читателей. Он знал, что ему это нужно. Поскольку ему нужно было новое оружие, и он уже включился в борьбу за умы с Западом. Антикосмополитическая кампания, в отличие от прежних чисток, была борьбой за умы»⁵.

Точно так коммуникации высокого уровня создавали нового человека. Причём заданная одним писателем рамка могла становиться нормой для других читающих и пишущих, поднимая их на новый уровень. Д.Быков справедливо заявил: «Можно сколько угодно оттаптываться на Советском Союзе, но нельзя отрицать одного: советская культура 70-х была лучше, интереснее, сложнее, разветвленнее, космполитичнее в хорошем смысле, открытей, чем культура сегодняшняя»⁶.

И ещё: «Действительно — и здесь прав Александр Морозов, хотя он с определенным скепсисом об этом пишет из Праги — «на фоне сегодняшнего примитива многие явления 70-х годов воспринимаются чуть ли не как цветущая сложность. В обществе наличествуют институты, интеллигенция какая-то голос подаёт, ну и, конечно, тогдашняя проза Маканина и Битова (их обычно упоминали парой) на порядок сложнее всего, что может написать сегодня даже самый интеллектуальный интеллектуал. Наверное, поневоле обращаешься как-то мыслью, как советская власть обращалась всё время к 1913 году, к русскому Серебряному веку-2, к этому последнему всплеску интеллектуальной активности — и медийной, и культурной, который случился в 70-е годы»⁷.

Часть нашей интеллигенции по сегодняшний день отмечает в прошлом только плохое, забывая хорошее. Сознание масс работает без нюансов, либо восхищение, либо хула. Но это самое простое эмоциональное решение, которое не дает включиться рациональному. То есть гнев в сторону так называемого «совка» следует признать нечестным, а сам этот термин аналогичен по разрушительности изобретению термина «империя зла». И тот, и другой эффективно разрушали СССР в мире виртуальном, откуда пошёл распад в мире физическом. «Империя зла» использовалась для мира, а «совок» был предназначен для использования внутри страны. Это следует признать боевой коммуникацией, которая продолжает пользоваться успехом в современном мире. Дав чему-то плохое или хорошее имя, мы предопределяем отношение к нему у аудитории. Это в определённой степени магическая функция, которая с помощью именования включает объект в тот или иной сюжет.

Но точно такой боевой была коммуникация во времена СССР, только с другими жертвами, поскольку она проводилась со своим населением. В ней поражались мозги, а не тела. Зато в мозгах можно было строить самые разные виртуальные деревни и сёла.

СССР по сути строил мир мечты, то есть не реальную страну, а мечту о ней, затрачивая на это мощные интеллектуальные усилия. Вспомним фразу западного мафиози, что кольт с добрым словом работает лучше просто кольта. Так и страна видит залог своей стабильности не только мощном репрессивном аппарате, но и в искренней любви граждан.

Союз усиленно работал в воображаемом мире, поэтому правила реального мира не всегда были важны для него. На всё это бросались большие средства. Отсюда вырастала, хотя и косвенно, иногда и хорошая литература и кино, которые на фоне пропагандистских литературы и кино пользовались бешеной популярностью у населения. То есть строительство мечты требовало качественных «фантазёров», и их готовило государство. Коммунизм практически строился не в жизни, а в головах. Сюда время от времени вбрасывались лозунги типа «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» или «каждой советской семье отдельную квартиру»… В результате магия каждый раз побеждала реальность.

Сегодня возникла так называемая нарративная экономика^8-9. Здесь изучаются нарративы, которые вирусно начинают функционировать в обществе перед тем или иным новым экономическим периодом.

Автор это теории Р.Шиллер подчеркивает: «Некоторые нарративы распространяются вирусно, поскольку в них есть реальная правда и знание, которые важны. Меня же интересуют другие типы нарративов, где есть качество рассказывания, они интересны, стимулирующие, забавные, поэтому путешествуют от человека к человеку. Они несут высокий уровень заражения. Они приоткрывают изменения в публичном мышлении, а изменения в публичном мышлении являются важными причинами основных экономических событий»¹⁰.

Шиллер, например, исследует такие нарративы, как нарратив паники, нарратив бережливости. Кстати, коронавирус тоже дал нам пример нарратива паники, реализуемый скупкой туалетной бумаги и гречки. Нарратив времени великой депрессии повествовал о том, как машины забирают рабочие места у людей, и никто не собирается их возвращать. Нарратив неконтролируемой безработицы стал распространяться до краха рынка в 1929-м¹¹. Массовой безработицей объясняют приход к власти Гитлера в 1933-м, однако не упоминают о том, что нацистская партия пообещала тогда законодательно запретить заменять людей машинами.

Как видим, работающими оказываются не только экономические, но и политические нарративы, которые могут стабилизировать или дестабилизировать ситуацию в стране. Все революции движутся к власти с помощью своих нарративов дестабилизации, которым власти не способны ничего противопоставить.

Конструируя свою мечту для граждан, довоенный Советский Союз работал как раз над разработкой своих нарративов. С одной стороны, это были мобилизационные нарративы, отражавшие мобилизационную политику и экономику того периода. С другой, в кинопродукции личностные нарративы, например, любви, всегда были вписаны и сопряжены с нарративом работы. Здесь успешный и передовой рабочий или инженер становятся победителями и в любовном поединке. Украина дважды с помощью нарративов несправедливой власти меняла президентов, хотя и в ходе перевыборов. Но тысячи протестующих людей на улицах предопределяют тот выбор, который сделает население.

В послевоенное время советские нарративы рекой лились с телеэкрана. Телевидение по сути было второй жизнью советского человека, а может, даже и первой, забиравшей внушительную часть его свободного времени. Это была такая непривычно «мягкая» идеология/пропаганда, шедшая с экрана. Люди любили смотреть «Кинопанораму» или «Международную панораму». Эта вторая жизнь была яркой и насыщенной, поскольку делалась профессионалами своего дела. Они яростно ругали врагов и хвалили родное государство.

Пропаганда вербально и визуально рассказывала о наступившей (почти) мечте, причём мы идём туда, опережая все человечество. Пропаганда выговаривала миллионы слов, как будто частота повторения автоматически приближала мечту и счастье. Это определённое магическое мышление в достаточно рациональной стране. Так солдаты пользуются разными защитными амулетами, попав в ситуацию войны, поскольку её опасность пересиливает любую рациональность. Пропаганда — это такая магическая коммуникация, которой пользуются государства. Советская магическая коммуникация реализовывалась на телеэкране.

Зрителю дали погружение в иной мир на телеэкране, мир красивый и беззаботный. Там зритель ассоциирует себя с героем, приходя в результате к победе. И блеклый мир вокруг уже не так раздражает и беспокоит.

Символический мир вокруг человека носит принципиально магический характер. Он нарушает правила физического порядка, порождая свои собственные иерархии. Их насаждает и оберегает государство, вводя свои правила сакральности. Советскую символическую структуру создал Сталин, поэтому и сегодня любая постсоветская трансформация героев и праздников в результате автоматически выносит на поверхность его фигуру. Как в известном анекдоте, когда советский человек тишком-нишком выносил домой детали со своего завода, в результате их сборки у него всё равно получался пулемет, а не мясорубка, которую официально производил завод.

А.Игнатьев подчёркивает: «На мифологическом поле Сталин и Ленин были конкурентами только в период «хрущёвской оттепели». Тогда ключевой идеологемой было возвращение к ленинским «нормам жизни»: неслучайно же идеологи «перестройки» возводили её генезис именно к этому периоду, а не только к проектам и версиям «социализма с человеческим лицом». Тем не менее, архитектором и первостроителем советского государства был всё-таки Сталин, который реально вырастил советского человека, сконструировал лекала, по которым формировалась эта специфическая идентичность, обеспечил её трансляцию далеко за границы своего правления, вследствие чего косвенным образом повлиял и на специфику постсоветского транзита»¹².

В размеренную жизнь советского человека всегда массово врывались праздники, которые также работали не с рациональностью, а с эмоциями. Рациональность сильна на работе, а дома человек хочет погрузиться в эмоции. В завтрашний день мы переносим всё хорошее, а плохое хотим оставить вчера. Коронавирус опасен тем, что он хочет взять в завтра и плохое, поэтому он так нам неприятен. Как оказалось сегодня, маски выравнивают всех, и мечты снова становятся одинаковыми. Мы хотим покоя, но он нам только снится…

Любое государство хочет выковать у себя не бунтарей, а преданных граждан. Оно готово ради этого вкладывать как много усилий, так и денег. Литература, искусство, образование, медиа неотделимы от этих процессов воспитания любви к государству. И чем это делается незаметнее, но с хорошими конструкторскими мозгами, тем эффективнее получается результат.

Литература:

² Грабовський С. Про «План Даллеса»: коріння і тривале життя фальшивки
³ Соколов Б. Як російська дипломатія на фальшивці сидить
⁴ Макаркин А. О российских дипломатах, верящих в план Даллеса
⁵ «Мыслящий пролетариат» за двадцать лет до конца советской утопии (беседа Бориса Межуева с Глебом Павловским)
⁶ Быков Д. Один
⁷ Быков Д. Один
⁸ Shiller R.J. Narrative economics
⁹ Shiller R.J. Narrative economics. How Stories Go Viral and Drive Major Economic Events
¹⁰ Shiller R.J. Narrative Economics: How Stories Go Viral
¹¹ Robert Shiller on Infectious Narratives in Economics: Excerpt
¹² Гельман П. О Сталине и последствиях коронавируса. Интервью с А. Игнатьевым