Что делать с Венесуэлой?

Дональд Трамп, будучи президентом США, исповедовал политику максимального давления на диктаторский режим в Венесуэле. Этот подход не сумел ни сместить правящую элиту, ни хотя бы смягчить гуманитарный кризис. Если Джо Байден хочет добиться успеха в данном направлении, ему точно потребуется другой подход. Делающий жизнь элиты как можно более неудобной — но при этом максимально сносной для простых жителей страны.

Представьте, что вы едете по дороге и вдруг очутились на перекрестке. Вы не знаете, куда идти — так что наугад поворачиваете направо. Через некоторое время асфальт заканчивается, дорога становится ухабистой и крутой. Первая мысль, которая приходит в голову — надо бы разворачиваться и уходить. Но вы же не знаете, привёл бы этот путь в тупик, или всё же нет. Примерно такое отношение к Венесуэле наблюдается и в самой стране, и за её пределами.

Стратегия Дональда Трампа заключалась в самом высоком давлении на диктатуру. Это отражалось в бесчисленных санкциях. Их ввели против целой страны — но восстановления демократии не последовало. Как и разрешения экономических проблем, как и спасения от гуманитарного кризиса.

По данным Международного валютного фонда, в прошлом году ВВП Венесуэлы упал на 75% по сравнению с 2013 годом. Это беспрецедентный глобальный коллапс по меркам мирного времени — и гораздо хуже, чем последствия большей части войн. Нет ничего странного, что с 2015 года страну покинуло 15% населения, то есть более пяти миллионов человек.

После ухода Трампа новая администрация объявила о своём подходе — внешней политике, сосредоточенной на защите демократии. Как же поступить с Венесуэлой? Особенно с учётом того, что предыдущие усилия по восстановлению демократии не принесли результатов?

Правящая верхушка Венесуэлы отвернулась от демократии, когда потеряла способность законно побеждать на выборах. В 2010 году оппозиция получила контроль над местными органами власти и в крупных городах, и отдельных регионах. Так они увидели, что бюджет исчерпан: вместо органов власти были параллельные структуры, работавшие под контролем Уго Чавеса. Но в 2013 году диктатор умер, и его преемник — Николас Мадуро — пошёл ещё дальше.

Ведь уже через пару лет оппозиция добилась большинства в парламенте (две трети голосов), и он таки сделал свой ход. Было созвано бессмысленное заседание, в результате которого Верховный суд лишил новый созыв его законных полномочий. Уже в 2016 году тот же суд отобрал у людей конституционное право на референдум об отозвание действующей власти. В 2017-м — поддержал создание «параллельного» собрания.

Решать что-то своими голосами больше не получалось. Венесуэльцы вышли протестовать, но в ответ получили лишь жестокие репрессии — комиссия ООН по правам человека назвала это преступлением против человечности. Получилось вынудить правительство идти на переговоры, но ни одна акция не смогла добиться возврата демократии. Вместо этого некоторые переговорщики получили тюремные сроки. Один из них, Фернандо Альбан, умер под стражей в октябре 2018 года.

Потерпев настолько мощное поражение возле урны для голосования, режим понял: выборов с шансами для конкурентов больше нельзя допускать. В мае 2018 года и декабре 2020-го прошли президентские и парламентские выборы — и они были настолько несправедливыми, что оппозиция принялась их бойкотировать. Большинство мировых лидеров, само собой, отказались признавать их результаты.

Вскоре истёк срок полномочий Мадуро. Около 60 стран решили признать временным президентом Хуана Гуайдо — лидера Национального собрания, избранного в 2015 году. Срок этого парламентского созыва также истёк, а новое уже не было признано за границей. Так возникла проблема легитимности: она существенно ослабила внешнеполитические позиции Гуайдо. Особенно в Европе.

В таком контексте часто высказывается целый хор аналитиков. Проще всего считать, что катастрофа венесуэльской экономики вызвана международными санкциями вместо давления. Или говорить, что стране нужны переговоры. Мы с этой позицией не согласны.

Проблема Венесуэлы заключается в том, что правящая клика имеет мало выгоды от любых переговоров. Так они получают больше, чем могли бы добиться путем обычных выборов. Потому обещание разделить власть не может показать диктатору и его окружению более привлекательным, чем нынешняя «птица в руке».

Опыт предыдущих переговоров показывает, что международное непризнание вместе с санкциями — единственный инструмент давления. Так Мадуро, например, не может контролировать активы за рубежом. Значит, единственный путь к переговорам — ухудшить жизнь местного руководства настолько, что оно увязнет в конфликтах и утратит единство. Лишь тогда у них появится повод садиться за стол переговоров.

Непризнание и санкции — основные элементы в венесуэльской стратегии восстановления демократии. Санкции придётся усилить. При этом сделать их более многосторонними и обременительными для правящей группировки.

Здесь важно помнить два факта. Во-первых, крупнейший в истории обвал импорта продуктов питания и медикаментов. Он произошёл в 2016 году, ещё до санкций администрации Трампа, и не имел к ней никакого отношения. Во-вторых, именно санкции заставили режим Мадуро отказаться от попыток соваться в международную торговлю.

Байден недавно общался с представителями стран G7 и заявил: «Демократия не возникает случайно. Мы должны защищать её, бороться за неё, укреплять и обновлять». В случае Венесуэлы для этого требуется чёткая стратегия, позволяющая причинить боль тем, кому сейчас живётся комфортно, но утешить пострадавших.

Дорога может быть ухабистой и крутой, это так. Но, в отличие от альтернативного маршрута — переговоров без санкций — она хоть куда-то приведёт.