Бетонная утопия. О наболевшем, функциональном и неправильном. Часть 2

Перед нами своеобразная религия без бога, роль которого отведена «чистоте» структурной формы. Ле Корбюзье казалось, что человек — существо безобразно хаотическое, и он силами архитектуры пытался переделать человечество под желаемый стандарт.

Кроме того, многие проекты столь монструозны, что человек был бы на плане невидимой песчинкой — да люди и не принимались в расчёт, главное — размах идеи. В деятельности Ле Корбюзье стремление к прогрессу сочетается с уверенностью, что он предлагает единственный, конечный и идеальный вариант будущего для человечества — но таким образом он отменяет прогресс.

Пару слов о Модулоре и одном из примеров его применения. Модулор вбивают студентам в головы как архитектурный аналог золотого сечения. Не сознательно вбивают, но лишь от великой любви к Мастеру, ага. Не суть.

Пропорции, в основе которых должен лежать размер человека, созданные из эскиза гипертрофированной фигуры с поднятой вверх рукой. Квадрат 2,260 на 2,260. Без шуток, схема гениальная, революционная и необходимая. Но ведь её применение вызывает вопросы.

Один из таких крупных вопросов — это знаменитый проект марсельской «Жилой единицы». Корабль, плывущий среди ландшафта — «жилая единица» действительно монструозна. И, как и всякий монстр, по-своему прекрасна.

Исходя из Модулора, например, идеальной высотой потолка было 2,26 м: чтобы взрослый человек мог дотронуться до него, подняв руку. Марсельские жильцы получили потрясающую возможность трогать потолок. А вместе с ней — вытянутые квартиры-пеналы, в которых было душно и темно. Плюс километраж пробега по бытовым нуждам за день из конца в конец пенала.

В наиболее узких местах квартиры создавались пробки из членов семьи. А высокие потолки были в менее чем 1/5 площади квартиры.

Дом был построен для «неблагополучных» общественных элементов. Любые переделки в сторону большего комфорта, изменение встроенной мебели, попытки присоединить балконы к жилой площади — художественным диктатом Корбюзье не предполагались. Развитые общественные инфраструктуры уже существовали тогда в европейских городах — открытые для всех.

Но Ле Корбюзье размещает детский сад, аптеку, магазины, прачечную на средних этажах дома, с 7-го по 8-й. Фактически минимизируя возможность посещения этих служб «людьми со стороны» и попытки «неблагополучных общественных элементов» выйти в общее городское пространство. И действительно, многие жильцы «единицы» проводят всё время в её стенах.

Такая проблематика, такой подход подводит нас к Плану Вуазен для Парижа, градостроительному опусу Жаннере. Тут тоже не всё так сладко. Не поймите меня неправильно, я помню, что Шарль, особенно в ранние годы, был нигилистом, а значит, отсюда и плясал. И всё же, и всё же.

План Вуазен для Парижа — план реконструкции центра Парижа. Он был представлен в павильоне газеты «Эспри нуво» на Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств, проходившей в Париже в 1925 году. Корбюзье подчёркивал, что архитектура и градостроительство нового машинного века обязаны подстраиваться под нужды машин и мимикрировать под машины.
Собственно, и субсидировала этот опус компания Voisin, откуда и название. Проектируя «городской организм, отвечающий новым условиям жизни, порождённым механизацией», Корбюзье без сожаления прощался со старыми кварталами в центре Парижа, на правом берегу Сены. Расчищенную зону площадью в 240 гектаров он поделил на жилой и деловой центр.

По плану новый район представлял собой регулярную сетку прямоугольных кварталов. Ширина главного сквозного проспекта была 120 метров, а пересекающих его улиц — 50 и 80 метров. Большую часть территории занимали автомобильные трассы, стоянки, а также обширные парки. В центре каждого квартала возвышался крестообразный в плане 50-этажный небоскреб. Высотному строительству была теперь отведена та нагрузка, которую раньше несли тысячи жилых и административных исторических зданий. Таким образом Ле Корбюзье пытался снять город с земли и перенести в небо.

Однако проект оказался слишком дорогим и имел слишком много противников. Защитники традиционных архитектурных ценностей ставили Ле Корбюзье в вину бескомпромиссный разрыв с традицией и собственной историей. Уничтожение прошлого сопровождалось уничтожением всего человеческого, а архитектура становилась архитектурой для машин. Кроме этого, Корбюзье полагал, что человеку необходима близость с природой, и поэтому планировал разделять дома огромными зелёными зонами. Поговорка «Время — деньги» явно была ему незнакома, и потому он пытался разделить рабочую зону города и жилую.

Результаты такого подхода — транспортный коллапс в часы пик, когда массы людей одновременно перемещаются из зоны рабочей в зону отдыха или проживания. Что мы видим и в любом городе со «спальными» районами.

В Плане Вуазен для Парижа была предусмотрена градостроительная сегрегация — богатые живут в центре, в небоскрёбах, вокруг — средний класс в многоэтажных домах, а на окраине — рабочие. В проекте новой столицы для штата Пенджаб, Чандигархе, целом городе, заказанном Ле Корбюзье индийским премьер-министром Джавахарлалом Неру, правительственные здания отделены от жилых кварталов расстояниями, непреодолимыми без машины, которую не могут себе позволить индийские бедняки. Приоритет автомобилей, проектирование улиц без пешеходных зон и выходов из домов на магистраль, на которых настаивал Ле Корбюзье, также ведёт к разобщению.

«Корни» для Ле Корбюзье не имели значения — планы уничтожения исторического наследия и построения стерильных и «идеальных» городов, подобные парижскому, он предлагал более чем 40 городам мира. Проекты были похожи в главном — для их осуществления требовалось снести все старые постройки, игнорировались особенности климатические и природного рельефа. Это воплощение глобализации, но нет предвидения того, что люди будут сопротивляться этому процессу по разным причинам. В частности, унификация противоречит развитию одной из самых актуальных ныне экономических отраслей — туризму. Скажите, зачем вам тратить деньги на посещение других городов и стран, если вы увидите там те же однотипные автомагистрали и башни небоскрёбов, а также причёсанную и искусственную природу?

Подобная застройка обезличивает и делает аморфными обширные части городской среды. Равномерно дробное расчленение пространств затрудняет организацию коммунального обслуживания. Эстетическая идея бесконечных метрических рядов, в которой видели выражение «духа современного города», впечатляла лишь на чертежах и макетах. Осуществлённая в натуре, она подавляла своей монотонностью. Тезис «прямые углы — дорога людей, а кривые — дорога ослов» всё же оказался несостоятельным.

Как и каждый строитель дивного, нового мира, Корбюзье не преуспел в воплощении своей технократической утопии. Однако влияние, которое его идеи оказали на современную архитектуру, нельзя недооценивать. Равно как и тот факт, что мы все до сих пор платим за чужую утопию.

• Ранее: Бетонная утопия. О наболевшем, функциональном и неправильном. Часть 1