Ответы на ваши вопросы

В прошлом месяце на ПиМе вышла статья, в которой эксперт по вопросам безопасности и обороны Института Кеннана, США (Kennan Institute, USA), Майкл Кофман представил свое видение одних из самых болезненных вопросов военной действительности Украины. Стоит отметить, что данный материал диссонировал с некоторыми представлениями, которые сложились у рядового украинца о роли США в конфликте Запада и России. Попытка рассеять тень заблуждений, ожидаемо, вызвала неоднозначную реакцию читателей.

 Оно и понятно: отечественные СМИ с большей охотой распространяют воинственные заявления Джона Маккейна, нежели представителей Белого дома. Как бы в подтверждение радикальной позиции США относительно России, мы постоянно слышим из Конгресса о том, что Украине надо предоставить оружие, выделить побольше деньжат, сделать союзником… В действительности же Вашингтоном пока что сделано на порядок меньше ожидаемого.

В этой войне с Россией мы привыкли видеть в Америке силу, которая не оставит в беде, когда придется совсем туго и не даст остальному Западу решить с Путиным все вопросы без участия Украины. Но все ли так надежно? Ведь после 15 месяцев войны на Донбассе закрадываются сомнения. И немалые.

Поэтому, с целью еще раз «копнуть» проблему, вопросы, оставленные читателями в комментариях к первой статье, были заданы Майклу Кофману.

Итак, вашему вниманию представляются ответы американского эксперта на ваши же вопросы.

— На международном уровне ситуация с Будапештским меморандумом однозначная: страна, которая уже десятилетия позиционирует себя как мировой «жандарм» и гегемон, решила остаться в стороне. И никакие попытки нивелировать значимость меморандума через призму международного права тут не помогут. Все это увидели.

There is a vast range of options between abandonment and a proxy war with Russia. The U.S. has intelligently chosen neither. How people choose to characterize that choice is up to them. The Memorandum itself, as I stated earlier, has moral significance but otherwise is a very specific and limited agreement. That moral commitment does not somehow translate into the U.S. joining a war with Ukraine, or fighting a war on Ukraine’s behalf — and there was no confusion about this point when the agreement was made. I was in Lviv recently and saw Canadian troops on the street there. U.S. troops are out in Western Ukraine as well. Its quite far from being on the sidelines, but let’s be clear, nobody promised to fight Ukraine’s wars for it.

Между полным отказом от войны с Россией и войной «чужими руками» существует множество вариантов. США разумно не выбирают ни один из них. Каждый может по-своему характеризовать подобное решение. Сам меморандум, как я уже говорил ранее, имеет моральное значение, но, с другой стороны, это очень специфическое и ограниченное соглашение. В США эти моральные обязательства никоим образом не транслируются как обязательство вступить в войну на стороне Украины или вести собственную войну от имени Украины. И не было никакой путаницы в этом пункте, когда соглашение было принято. Недавно я был во Львове и видел на улицах города канадских военных инструкторов. Военнослужащие США также находятся в Западной Украине. Уже довольно поздно оставаться в стороне, но давайте начистоту — никто не обещал в войнах Украины биться на её стороне.

— Даже если бы мы подписали в свое время «настоящий» договор (вместо Будапештского меморандума), который напрямую обязывал США защитить Украину, никакого выполнения этого договора не последовало бы. США всегда руководствуются лишь собственными интересами. И часто делают это вразрез с собственными обязательствами.

That’s historically untrue. The reason for why the USSR did not conquer all of Europe, or let’s say China has not recaptured Taiwan, is precisely because those countries had defense arrangements with the U.S. Time and time again has shown that other powers believe in the U.S. nuclear deterrent, and are hesitant to test any of its alliance commitments. Countries who have a military alliance with the U.S. are not threatened by their opponents the way others are. Kuwait was not an ally of the U.S., but Saudi Arabia was. When Iraq invaded Kuwait in 1991, the U.S. deployed 500,000 men and annihilated the Iraqi army by air.

Это исторически неверно. Причина, почему СССР не покорил всю Европу, или, скажем, Китай не возвратил себе Тайвань, именно в том, что у этих стран были оборонные соглашения с США. Это снова и снова показывает, что другие державы верят в ядерное сдерживание США и не решаются опротестовать любое из своих союзнических обязательств. Страны, которые имеют военный альянс с США, испытывают меньше угроз от их противников, нежели те, кто не имеет подобного соглашения. Кувейт не был союзником США, а Саудовская Аравия была. Когда Ирак вторгся в Кувейт в 1991 году, США развернули 500-тысячный контингент и уничтожили иракскую армию с воздуха.

— Означает ли это, что США не способны и не собираются гарантировать безопасность государств, не связанных с ними прямым военным союзным договором?

With respect to guarantees, these are quite different from assurances. I would not believe guarantees that are not on paper, and not ratified by Congress. Those become presidential deals, and as time passes, so does their meaning. Without an alliance it is ultimately a matter of choice and has much to do with that country’s relationship. Is it an ally of a close ally of the U.S.? Do we have a historical relationship that is meaningful, or strong ties? What are the interests or values involved?

Со всем уважением к гарантиям, они значительно отличаются от заверений. Я бы не верил гарантиям, которые не прописаны на бумаге и не ратифицированы Конгрессом. Иначе они остаются сделками президентов и со временем утрачивают свою значимость. Без военного союза, в конечном счете, это вопрос выбора, который зависит от отношений с конкретной страной. Это союзник близкого союзника США? Есть ли у нас значимые исторические связи, или крепкие узы? Какие интересы или ценности находятся в центре внимания?

— США настаивают на запрете кому-либо создавать ядерное оружие, помимо клуба нынешних ядерных стран, и при этом не дают никаких гарантий безопасности.

It has always been the position of the U.S., and I think most countries in the world, that the fewer countries have nuclear weapons, the better off the planet is. This was the case of U.S. policy towards Pakistan, India and many other countries. It is Russia’s policy as well — the major nuclear powers are categorically opposed to nuclear proliferation. Most counties, perhaps not North Korea or Iran, understand that they are less safer with nuclear weapons than without them. If Ukraine had nuclear weapons it would be in much worse trouble today as a result of this conflict.

США всегда придерживались такой позиции, и я думаю, что большинство стран в мире согласятся с мнением, что чем меньше государств будут обладать ядерным оружием, тем лучше для всей планеты. Это лежало в основе американской политики в отношении Пакистана, Индии и многих других стран. Такая же позиция — и у России. Основные ядерные державы категорически против распространения ядерного оружия. Большинство стран, возможно, за исключением Северной Кореи или Ирана, понимают, что они более опасны с ядерным оружием, чем без него. Если бы Украина владела ядерным оружием, то сегодня она оказалась бы в гораздо большей беде в результате этого конфликта.

— Действительно ли предоставление/непредоставление помощи той или иной стране зависит только и исключительно от воли президента США?

Not at all. It depends on both the legislative and executive branches of government, and of course some agreement within the administration. One has to provide the money and the authority, the other has to do it. But in the U.S., one branch cannot simply dictate to the other what to do in many cases. If the President does not wish to implement a foreign policy it is quite difficult for anyone to force him otherwise. Congress can make it quite difficult for the President to initiate a foreign policy, but it has a very hard time forcing him to do anything he doesn’t want to do.

Не совсем. Это зависит от законодательной и исполнительной ветвей власти, а также, конечно, от некоторых соглашений внутри самой администрации. Одни должны обеспечить деньги и власть, другие — их реализацию. Но в США, во многих случаях, одна ветвь не может просто диктовать другой, что делать. Если президент не желает осуществлять внешнюю политику, кому бы то ни было довольно сложно принудить его изменить позицию. Конгресс может в значительной степени усложнить жизнь президенту на внешнеполитическом поприще, но понадобится немало времени, чтобы заставить его делать то, что он не хочет.

— Ну и что с того, что российские военные могут захватить образцы американского оружия на Донбассе? Промышленный шпионаж еще никто не отменял. Да и что же такого ужасного произойдет, если образцы попадут в руки россиян? Тем более, что иракская армия, которая полностью вооружена американским оружием, уже успела сдать боевикам ИГИЛ целые арсеналы новейшего вооружения.

This is not a primary concern for the U.S. Actually more problematic is the possibility that technology will be transferred to China, than to Russia. Lest we forget Ukraine’s quite close defense relationship with the Chinese. There are two consequences I can think of. The first is bureaucratic, because Ukraine can make no chain of custody or end use guarantees, it drastically slows down the delivery of agreed upon technology. In this case, it does not differentiate Ukraine from countries such as Iraq, Pakistan, Afghanistan, etc. who also suffers from the bureaucratic hurdles and processes of receiving agreed upon military items. The second is that the U.S. bears moral responsibility for introducing those weapons into the conflict, since Ukraine has no possibility of controlling them, and therefore must consider carefully what it is, or is not, willing to introduce into the operating environment.

Это не является главной головной болью для США. Гораздо большей проблемой может стать не то, что технология попадет в Россию, а возможность того, что она окажется в руках Китая. Не стоит забывать и о достаточно близких отношениях Украины и Китая в оборонной сфере. Есть два последствия, которые приходят на ум. Первое связано с бюрократией. Украина не может обеспечить сохранность поставок или гарантий конечного использования, и это существенно замедляет доставку согласованной технологии. В таком случае, это не отличает Украину от таких стран, как Ирак, Пакистан, Афганистан и т.д., которые также страдают от бюрократических препятствий и процедур согласования приема военного оборудования. Во-вторых, США несут моральную ответственность за внедрение этих вооружений в конфликт. А так как Украина не имеет возможности контроля, то, следовательно, должна тщательно учитывать, что может быть использовано в операционной среде, а что — нет.

— Какие возможности возврата Украиной территорий, отторгнутых в результате военной агрессии, видят в Белом доме?

I don’t know, I’ve never worked in the White House. I suspect most people observing this situation see no chance of Ukraine regaining these territories in the near future. Russia seems heavily invested in this policy, and Ukraine is a long way off from being able to take on the Russian army.

Не знаю, я никогда не работал в Белом доме. Предполагаю, что большинство людей, которые следят за ситуацией, не видят никаких шансов для Украины вернуть эти территории в ближайшем будущем. Россия, похоже, в значительной степени готова «инвестировать» в эту политику, и Украина сейчас далека от того, чтобы быть в состоянии «тягаться» с российской армией.

— Минские договоренности не работают. Формат Нормандской четверки – это полная профанация. Без прямого участия Америки в переговорном процессе в Украине не наступит мир.

The negotiations format has little to do with the trajectory of the conflict. I doubt the Arab-Israeli conflict goes unresolved because the right negotiation format has not been found. The Minsk Agreements go unfulfilled because one, or perhaps both, of the parties to the conflict do not want peace under those terms.

Формат переговоров имеет мало общего с характером развития конфликта. У меня большие сомнения, что арабо-израильский конфликт останется нерешенным, потому что стороны до сих пор не нашли формат переговоров. Что касается Минских соглашений, они не выполняются, потому что одна, или, возможно, обе стороны не желают мира в соответствии с этими соглашениями.

— От более активного участия в решении украинского вопроса Вашингтон удерживает Берлин?

My interpretation is that both countries are in agreement that there is no military solution, and widening the conflict through further military involvement is quite the opposite from the goal of containing it. In this scenario, the U.S. is reluctant, while Berlin is categorically opposed.

Моя интерпретация такова: обе страны (США и Германия – авт.) едины в том, что нет военного решения, а расширение конфликта путем дальнейшей военной эскалации приведет к противоположному результату. Если США скорее не желают такого сценария, то Берлин — категорически против.