Слово на букву Ф, или Как нам обустроить русскую Украину

Примечание редакции. Публикуем статью, которая содержит советы ультралиберала, как решить проблему этнической и языковой индентификации посредством федерализма.

Перспектива «развала страны» является главной страшилкой всех специалистов по поиску подкроватных заговоров по обе стороны российско-украинской границы. Почему «развал государства» воспринимается у нас в качестве однозначного негатива — вопрос интересный. Но пока предлагаю подумать о том, как этого развала не допустить. Для этого нужно сначала ответить на другой вопрос: а зачем государство вообще нужно?

Согласно старой концепции Гоббса, кланяться монарху предпочтительнее «войны всех против всех», а всякое плохонькое государство оказывается лучше перспективы сторожить свою избушку с ружьишком дни и ночи напролет. Но почему объединяются именно в те или иные государства, почему на свете существуют Франция и США, но не существует, скажем, Югославия или Австро-Венгрия? Взглянув на современные государства, можно заметить, что важным их признаком является отсутствие внутренних экономических барьеров. Жители одного государства должны быть уверены, что на дороге из точки А в точку Б местный лендлорд с дружиной не воздвигнет частную таможню с целью сбора пошлины «за охрану и на все хорошее». Так, общность, живущую в национальном государстве, характеризуют глубокие социально-экономические связи. А единство языка и культуры, привычка петь песню глядя на тряпочку установленных цветов — все это просто обрамляет и упрощает формирование социальных связей.

Чаще всего государства создаются при помощи грубой силы, а вот распадаются — по этническому признаку. Состоявшиеся государства — это те, где в обществе сформировались тесные связи. Для жителей таких государств этническая самоидентификация стоит где-то в конце списка, ведь каждый житель является пересечением множества социальных связей (профессиональных, классовых и прочих), и все эти связи тянут его в разные стороны, делая человека частью общности.

А провальное государство — это то, которое своей политикой мешает формированию социально-экономических связей. В результате на первый план выходят примитивные механизмы идентификации — считать своими тех, кто говорит и выглядит как ты. В итоге такое государство разваливается, хотя на первых порах ему может казаться, что принцип «разделяй и властвуй» является полезным и удобным.

Поэтому этнические конфликты представляют большую опасность для нестабильных демократий в развивающихся странах. Это хорошо видно на примере Африки, где колонизаторы когда-то разделили политические и экономические роли по племенному признаку (в целях повышения управляемости). Затем это трансформировалось в политические партии, сформированные по тому же племенному признаку и представляющие интересы компактно расселенных этнических групп. Если выигрывает одна партия, то она наполняет государственный аппарат представителями своего этноса, отстраняя остальных от процесса принятия решений и дележки пирога общественных благ. При этом малые этносы, неспособные сформировать большую политическую партию, постоянно чувствуют себя отчужденными от кормушки и механизмов принятия решений, что подогревает сепаратистские настроения.

Такая ситуация сложилась, например, в Нигерии, где страна разделена на три племени. А формат разделения социально-политических ролей по этническому признаку в государстве Руанда привел к одному из крупнейших геноцидов в истории, когда представители народа хуту убили около миллиона представителей народа тутси.

Два этноса и одна нация

В XIX веке в Российской империи существовал проект формирования «триединой русской нации», включавший малороссов, белорусов и великороссов. Российская империя захватила территории, на которых проживали славянские этносы, исторически сложившиеся в разных государствах и говорившие на разных языках — стояла задача переплавить их в монолитную массу, объединенную общим языком и самосознанием. Проект этот был в русле европейской практики того времени — британская или французская империя объединялись каждая схожим образом. В рамках проекта запрещали украинский и белорусский языки, производилась русификация (британские власти тоже когда-то пытались бороться с валлийским и гэльским языками).

Затем к власти пришли большевики и затеяли свою политику, в рамках которой малороссов стали называть украинцами, великороссов переименовали в русских, а сам проект «триединого русского народа» выбросили на помойку за ненадобностью. В рамках такой советской программы украинский язык уже не притесняли, напротив, украинизировали русскоязычное население Восточной Украины (можно рассматривать это как своего рода affirmative action и компенсацию предыдущей имперской политики).

Таким образом, термин «великороссы» вышел из употребления, сменившись термином «русские», что до сих пор порождает путаницу, волнует умы впечатлительных граждан и ушлых пропагандистов, пытающихся записать в «русские» украинцев с белорусами.

Так что же теперь? Есть хорошие новости: украинская политическая нация существует. Если ранее в этом кто-то сомневался, то нынче развеять все сомнения могут всего три буквы — АТО. Война и институт призывной армии всегда были важным элементом формирования национального сознания. Французская нация, к примеру, сформировалась не столько во время революции, сколько в процессе Наполеоновских войн, а павший колосс советской общности до сих пор цепляется за мемориальный конструкт Великой Отечественной войны. Множество добровольческих батальонов, массовое волонтерское движение — наглядная демонстрация национального самосознания.

Тем не менее в Украине проживают две крупные этнические группы. Первая группа — украиноговорящие, вторая — русскоговорящие. Я не пишу «русские» и «украинцы» так как в этом случае возникает очередная путаница между этнической и национальной идентификацией. Между тем этнические русские, равно как и этнические украинцы, являются частью украинской политической нации. Они хотят жить в одном государстве и готовы проливать за это кровь на фронтах АТО. Но это не означает, что между группами нет противоречий. Напротив, украинская политика последних лет воспринималась «игра с нулевой суммой» между украиноязычным Западом и русскоязычным Востоком страны. Проигрывает Запад — приходит Восток со своим языком и пантеоном, половину страны отодвигают от дележки пирога, наводняя центральный аппарат «своими». Напомню, что согласно рейтингу Transparency уровень коррупции в Украине идентичен российскому, поэтому выборы являются лишь вопросом того, чей клан будет воровать следующие несколько лет.

Напомню, что в таких условиях наиболее отчужденными от вопросов распределения благ ощущают себя малые этносы и территории, которым не хватает численности, чтобы играть в большую игру с нулевой суммой. Пока три главных племени Нигерии делят пирог общественных благ, остальные сосут лапу и пытаются сложить слово «сецессия» из ржавых АК-47. Пока Восток и Запад Украины делят власть, отчуждение и неопределенность остаются уделом территорий, таких как Крым. Возможно, в этом и кроется причина того, почему военная операция в Крыму прошла столь гладко. Когда в Киеве проходил очередной раунд борьбы за власть, последствия победы Евромайдана для крымчан были туманны, а возможности повлиять на ситуацию отсутствовали. Если территория не имеет в государстве ничего, кроме формальной автономии и дотаций, то почему бы не поиметь все то же самое, только в соседнем государстве, которое предлагает больше? Ничего личного, просто бизнес.

Однако, попытка провернуть аналогичное на Востоке Украины, столкнулась с сопротивлением. В этом случае уже пришлось иметь дело с одной из двух главенствующих в стране общностей, хотя и проигравшей последний цикл политического покера. На Востоке нашлись те, кто чувствовал себя достаточно отчужденными, но лишь среди деклассированных элементов с парой судимостей за плечами, которые и составили костяк боевого мяса непризнанных республик.

Что делать?

Признанными экспертами по теме этнических конфликтов в развивающихся странах считаются политологи Аренд Лейпхарт и Доналд Горовитц — Лейпхарт больше говорит о необходимости формирования широкой правящей коалиции на основе системы пропорционального представительства. Но Горовитц говорит, что вопрос не следует доверять элитам, а следует изначально формировать такую административную систему, которая сможет ослабить этническую идентификацию, опутав ее клубком новых социальных связей, заменив идентификациями иного порядка.

Задача сложная, но здесь на помощь приходит оно, страшное слово на букву Ф, которое нельзя нынче произносить в Украине, дабы не прогневать любителей искать «зраду» под кроватью. ФЕДЕРАЛИЗМ. С его помощью можно провернуть одну простую штуку — вопросы, в которых можно прийти к компромиссу, вынести на общенациональный уровень, а наиболее конфликтогенные вопросы, представляющие собой простую альтернативу (игру с нулевой суммой), оставить на местах.

Один из самых конфликтогенных вопросов — вопрос языка. Следует понимать, что никак не получится провести репрессивную политику образца XIX века — украинизировать кого-то или, наоборот, русифицировать. Русскоязычное население Украины выбрало украинскую политическую нацию — как бы это ни злило некоторых русских радикалов в России. Но оно останется русскоязычным, как бы это ни злило некоторых радикалов украинских. По той простой причине, что рядом живет примерно 300 миллионов человек, использующих русский язык, говорить на нем выгодно. При этом украинскому языку, подобно государственным языкам стран Прибалтики, вымирание не угрожает. Есть достаточно большое количество носителей украинского языка, что позволяет не носиться с ним, как с занесенным в Красную книгу амурским тигром.

Поэтому все языковые вопросы проще всего исключить из большой политики, отдав на региональный уровень. Это уберет большой конфликт, а при наличии крепких социально-экономических связей между разными частями страны билингвальность все равно останется нормой. Национальные государства могут успешно существовать и в мультиязычном формате (как Швейцария или Канада), а то и вовсе обходиться без понятия официального государственного языка, как США.

Далее, федерализм убирает изрядную долю конфликта из экономики: если львиная доля бюджета остается в регионах, то выигрыш чужого кандидата на выборах перестает быть источником трагедии и отчуждения. Заодно перестает быть источником коррупции сам процесс централизованного перераспределения благ, а граждане смогут лучше контролировать бюджетные траты своих избранников, которые теперь будут сидеть на местах, а не в далеком Киеве.

И последнее, но важное — федерализм может стать методом ослабления этнической идентификации. Поделив на разные субъекты федерации большую этническую группу, можно способствовать развитию конкуренции внутри этой группы, и, напротив, сотрудничеству между регионами с разной этнической составляющей. Именно то, что нужно для укрепления межэтнических связей.

Нынешнее единение украинской нации на фронтах АТО когда-нибудь закончится, как и сама АТО. После этого старые этнические противоречия не просто вернутся, но, вероятно, заиграют с новой силой. В национальных армиях по всему миру служат не просто так, вступление в армию национального государства всегда предполагало обмен — служба общественным интересам в обмен  на политические и гражданские права. Сейчас русскоязычное население Востока Украины вносит большой вклад в АТО. Следовательно, эти люди пойдут в политику и будут требовать оплаченных кровью политических прав (собственно, это уже происходит). Память об АТО может стать источником конфликта («мы воевали, а нам за это ничего не дали»), а может и сильнейшим объединяющим фактором, новым фундаментом национального мифа. Кому нужно будет ломать копья вокруг давно протухших событий Второй мировой, когда живы ветераны АТО, остановившие вторжение соседнего нефтегосударства?

Избавившись от этнического конфликта в большой политике, Украина могла бы стать государством комфортным как для этнических украинцев, так и для этнических русских. Особенно учитывая, что хуже всего этническим русским живется в государстве РФ, которое, похоже, не собирается становиться национальным в ближайшие пару сотен лет. Но зато никто ведь не говорил, будто русскоязычные не могли бы жить в нескольких конкурирующих государствах — англоязычный мир неплохо живет в таком формате.

Но если большая украинская политика останется конфликтной игрой с нулевой суммой, способствующей поляризации и разделению украинского общества по этническому и языковому принципу, то, кто знает, может когда-нибудь вместо нынешней бандитской марионеточной Новороссии появится настоящая?

Автор: Михаил Пожарский

Источник: «Слово на букву Ф, или Как нам обустроить русскую Украину», REED