«Татмадау» при власти

Примечание редакции. Мы слишком привыкли к украинской политике или американским страстям вокруг прозрачных традиций современной демократии. А как насчёт натуральной военной диктатуры, сменившей то ли демократию, то ли коктейль из Конституции и вечного Авакова?

1 февраля Мьянма пережила переворот: военные силы Мьянмы (или «Татмадау») внезапно прервали десятилетний период полудемократии. Всё это потрясло мир не только из-за того, что случилось во время пандемии COVID-19, но и по другой причине. Насколько же эта акция противоречила рационализму военных?

Политические реформы и экономические успехи Мьянмы всерьёз пришли лишь в 2011 году, но военные по-прежнему обладали значительной властью.

В соответствии с разработанной ими же Конституцией (документ подписан в 2008 году), армейцы получали четверть мест в парламенте и контроль над Министерством внутренних дел. Это значит, что ведомство, контролирующее всю полицию, пожарные и тюремные службы, оказалось именно в их руках.

Кроме того, «Татмадау» сохранило значительное влияние в экономике. В первую очередь — через свою сеть дочерних экономических предприятий и дружеских фирм, каждая из которых извлекла выгоду от перехода к полудемократическому правлению, а значит, и сопровождающих его экономических реформ. Вместе с переворотом всё это рухнуло.

Теперь военные получили лишь одно дополнительное преимущество. После отставки государственного советника Аунг Сан Су Чжи и остальной части гражданского руководства расцвела старая, привычная монополия армейцев на политическую власть. Ведь сама по себе армия Мьянмы — организация со строго централизованным руководством.

Но, поскольку достоверной информации о нынешних участниках переворота и мотивах командования всегда не хватало, сложно по-настоящему понять их мотивы. Лишь взгляд на прошлое «Татмадау» и его связь с историей Мьянмы может дать некоторое представление о текущей ситуации в стране. В частности, и о том, почему же армия решила захватить власть именно в этот момент.

Лидеры бирманских вооружённых сил отличаются от любой военной хунты мира тем, что они не политики в форме, а настоящие воины. Послевоенные бирманские режимы состояли из людей, так и не овладевших политическим искусством в достаточной степени. Вместо вооружённых до зубов политических структур, которые привычно представлять как религиозных экстремистов и чуть ли не нацистов, «Татмадау» всегда оставалась военной организацией. Её воинственный характер — то, что важнее любой идеологии.

Есть три основные характеристики, которыми можно обозначить военных Мьянмы. Во-первых, их легитимность как символ бирманского национализма. Его «Татмадау» унаследовала от Армии независимости Бирмы (BIA) — вооружённой силы, сплотившей вокруг себя борцов против британского правления. А затем боролась и с японской оккупацией во время Второй мировой войны.

Во-вторых, чувство командного духа. Оно тянется корнями к первому воплощению «Татмадау», увидевшему мир после обретения независимости в 1948 году. Тогда это был единственный позитивный момент на фоне сепаратизма этнических меньшинств и этнического бамарского коммунизма. А уж перед лицом военных угроз со стороны Гоминьдана и Китая — и подавно.

В-третьих, не теряло силы повальное недоверие к мирному населению, которое «Татмадау» уже давно считает источником угрозы. В общем, переворот и его мотивы можно анализировать с учётом всех этих характеристик.

Например, угроза легитимности военных. Национальная лига демократии (НЛД) была главным соперником «Татмадау» за лидерство среди этнического населения Бамара. Давно, ещё с 1988 года. Военные черпали свою легитимность в националистической идеологии по канонам Аунг Сана. То, что дочь кумира позже оказалась во главе конкурирующей фракции, вдруг нарушило всю значимость идейного момента.

Во многих отношениях Аунг Сан Су Чжи одним движением дискредитировала «Татмадау» как символ бирманского национализма, испортив его мощнейший источник народной поддержки. Так вы начинаете понимать, почему отношения гражданского населения с военными в 2011–2021 годах были настолько враждебными.

Кроме того, Аунг Сан Су Чжи подмочила репутацию военных ещё раз. Она появилась в международном суде, где защищала Мьянму от обвинений в геноциде мусульман-рохинджа на западе страны.

Учтите важный момент: действия военных подпадают исключительно под юрисдикцию руководства «Татмадау», и это давно закреплено в Конституции. Госпожа из оппозиции рискнула своей международной репутацией ради организации, когда-то державшей её под домашним арестом около десяти лет — и это лишь укрепило её имидж. Что среди населения, что среди самих военных.

Руководство «Татмадау» возлагало надежды на демонизацию соперницы, чтобы сохранить власть. Аунг Сан Су Чжи впала в немилость международного сообщества и не достигла многих политических целей — но её поддержка в Мьянме оставалась заоблачной. Само собой, это несколько расстраивало высшее руководство.

Вполне возможно, что переворот был мотивирован простым опасением — а вдруг влияние Аунг Сан Су Чжи распространится на самих военных.

Это приводит нас ко второй возможности: внутреннему инакомыслию. «Татмадау» одержимы командным единством. Это связано как с историческим опытом, так и с уже упомянутым недоверием к гражданскому населению.

По сути, армейцы использовали подтасовку выборов как главный предлог для переворота. Поскольку избиратели голосовали анонимно, распространилось мнение, что заявления о мошенничестве поступали от членов «Татмадау»: дескать, они голосовали за других кандидатов. Сама вероятность такого инакомыслия в вооружённых силах считается тревожным звоночком для настолько сплочённой и закрытой организации.

Чисто исторически, этническая принадлежность, религия и идеология внушали больше лояльности, чем «Татмадау». Например, в результате гражданской войны 1948 года более 10 тысяч человек спокойно разбежались по другим фракциям. Кроме того, существовала некая напряжённость между полевыми командирами и штабными офицерами, это прослеживалось на протяжении всей истории «Татмадау». Все эти проблемы привели к централизации армейской структуры, что произошло после переворота 1962 года. Резко возросло количество местных военных командований, рассредоточенных по всей стране: было всего два, стало четырнадцать.

Испытывая глубокое недоверие к гражданским, «Татмадау» постоянно норовили создать сильный единый фронт для сдерживания любой оппозиции. Закрытая каста опасается, что внутренние разногласия могут использоваться противоборствующими группами. И надо отметить, что этот страх не совсем беспочвенен.

После нынешнего переворота в сети появились видеоролики, показывающие дезертирство полицейских и солдат, которые переходили на сторону протестующих. На одной записи видно, как правоохранители выходят из строя и защищают мирное население от водомётов.

Кроме того, большая часть молодых людей — связанных с «Татмадау» напрямую или хотя бы принадлежащих к семьям военных — открыто выступили против переворота, выйдя на улицы. Есть мнение, что именно по этой причине узурпаторы реагируют на затяжные протесты слишком легкомысленно.

Что имеем в сухом остатке? Поскольку переворот приносит военным слишком мало выгоды, возможна и другая причина для такого рискованного шага. Вполне вероятно, что захват стал попыткой разобраться с внутренними делами без участия «гражданской» оппозиции.

С 1962 по 1988 год «Татмадау» воевали со своими противниками, которые не могли объединиться. Помогало отсутствие связи и внутренние предрассудки. Но подъём Аунг Сан Су Чжи в роли нового лидера и современные интернет-технологии решили этот вопрос. Так со временем и появился единый фронт оппозиции.

Наибольшая угроза для закрытой правящей касты может исходить изнутри её структуры. Если в её рядах появятся хотя бы слухи о разногласиях, это уже нарушит жёстко выстроенную и отлаженную систему. Например, вредить репутации может слитая информация — ведь «Татмадау» всегда яростно охраняли любые данные о себе.

Возможно, что переворот был личным решением генерал-сенатора Мин Аунг Хлаинга. Он стремился сохранить авторитет и привилегии военной элиты. Но маловероятно, что его группа рискнула бы отрывать Мьянму от мировой экономики в обмен на столь сомнительную победу — хотя бы потому, что армейцам выгоднее оставаться на связи с мировым рынком, чем входить в новую эпоху изоляции. А права и так защищены Конституцией, тщательно прописанной самими военными.

Если измерить потраченные усилия и выгоду, поступившую от переворота, можно прийти к простому выводу: возможно, перед нами сочетание сразу двух факторов. Утрата легитимности перед Аунг Сан Су Чжи угрожала привилегиям военного руководства, поскольку могли вскрыться детали коррупционных схем и других злоупотреблений. А заодно во время переворота можно решить свои внутренние проблемы без вмешательства.

Что будет в конечном итоге — пока что сложно определить. «Татмадау» были, есть и остаются загадкой. Ведь знание — сила, и руководство знает об этом.