Технология и декларация

Все люди рождаются свободными и равными в своём достоинстве и правах.

Всеобщая декларация прав человека

Совсем недавно в споре оттачивал концепцию о том, что фактически массовые права как таковые людям даёт не борьба за эти самые права, а технологический прогресс. Борьба за права защищает их лишь там, где технологический прогресс (пока) не подразумевает очевидности каких-то прав или (пока) не может их обеспечить.

Сложно? Давайте проще.

Когда я говорю о фактическом равноправии, то говорю о том, что декларировать-то можно, что угодно. Мы можете декларировать, что люди равны независимо от богатства своей семьи или независимо от того, в какой стране родились. Однако фактическое обеспечение равных возможностей, как правило, серьёзно отстаёт от деклараций и идей. Вы можете сказать, что любой человек рождается свободным, но это слабо изменит положение минимум 40 миллионов современных рабов (это весьма консервативная, как по моему мнению, оценка организации Walk Free Foundation).

Возьмём исторический пример.

История, конечно, не терпит сослагательного наклонения, но можно задуматься о том, что движение суфражисток получило расцвет сразу после того, как была отлажена технология массового производства презервативов и с этой технологией в кармане прожило целое поколение жителей цивилизованных стран.

Изобретение вулканизации Томасом Хэнкоком и Чарльзом Гудьиром (да, тот самый, в честь которого Goodyear Tire) в середине XIX века позволило наладить массовый выпуск недорогих, многоразовых (я не шучу) и относительно надёжных презервативов. Вообще-то презервативами пользовались ещё фараоны, но стоимость и надёжность были весьма неподходящими как для массового использования. Технологический уровень ведь не всегда определяется наличием или отсутствием какой-либо технологии или концепции, а иногда и стоимостью её реализации.

Массовое распространение и пропаганда презервативов тут же по факту уравняли женщину в правах с мужчиной, потому что женщина, как и мужчина, перестала расплачиваться за половой акт беременностью. Что автоматически позволило десяткам миллионов женщин вести полноценный образ жизни наравне с мужчинами, мгновенно разрушив устаревшее патриархальное представление о женщине как о родильном комбинате.

Понятно, что было и противодействие продаже контрацептивов, и рекламировать их запрещали как «аморальные вещи». В Ирландии так вообще презервативы были запрещены аж до 1970 года — и продажа, и производство. Католики, что с них взять? Но прогресс было не остановить, а значит, и наступило время борьбы за права.

Суть в том, что сначала технология создала условия, когда по факту в вопросах деторождения и, как следствие, планирования своей жизни, рабочего времени, карьеры, возможности вести политическую борьбу и так далее женщина стала равна мужчине. А уже после того, как слово «резинка» на всех цивилизованных языках мира стало обозначать презерватив, женщины цивилизованных стран начали бороться за узаконивание фактического равенства (или отмену отживших своё остатков патриархальной эпохи). Равенства, которое уже обеспечил технологический прогресс.

Кстати, многие феминистки XIX века активно выступали против пропаганды и производства презервативов, так как, по их мнению, право решать вопрос о продолжении рода должно принадлежать исключительно женщине. Как видите, технология и тут обеспечила фактическое равенство, но уже для мужчин.

Декларировать равенство мужчины и женщины можно было хоть с изобретения письменности. Но по факту декларация заканчивалась бы сразу после акта оплодотворения. Потому что сразу после этого условная средняя женщина (по мнению неразвитого общества) из разряда «условный помощник» или «крепкий тыл» переходила в разряд «обуза на несколько месяцев до родов и на год после».

Если принять концепцию примата технологии в обеспечении фактических прав над идеей или декларацией (пусть и с оговорками), то из этого можно сделать несколько выводов.

Например, вывод о том, что не каждое право может быть в полной мере или массово реализовано на текущем технологическом уровне.

Конечно, постулировать или декларировать все свободы и равенство возможностей нужно. Но нужно и понимать, что декларация прав человека — это не более чем маяк во тьме. Это символ, к которому человечество стремится. Это направление, по которому должен пойти технологический прогресс.

Но нужно и понимать, что между декларацией и реальностью может быть пропасть. И в большинстве случаев пропасть именно технологическая. Право на свободу распространения и получения информации любым законным способом сложно реализовать без письменности, а обеспечивать сложно без подавляющего технологического преимущества и контроля над законами, каналами связи или эфиром. Так, например, США и страны Европы пытались обеспечить право на информацию для людей, живущих за советским «железным занавесом». Однако этому очень мешали советские глушилки, стукачи, отсутствие в открытом доступе радиодеталей, ограничения на продажу радиоприёмников определённых диапазонов и КГБ.

То есть для того, чтобы обеспечить нарушение прав, которые фактически уже были обеспечены технологическим прогрессом в мире, руководство СССР пыталось контролируемо расширить технологическую пропасть между миром и жителями Совка.

Прямо сейчас это противостояние выходит на новый уровень. Сейчас в мире есть несколько коммерческих проектов, которые должны не просто абстрактно предоставить право на свободу получения информации, а позволить подключаться к интернету жителям всей Земли практически в любой точке, над которой зависнет специальный спутник или аэростат. То есть закрепить равный доступ технологически.

Проект космического интернета опять угрожает возможностям кремлёвских старцев ограничивать права своих подданных и прямо сейчас Совет Безопасности РФ говорит о том, что тоже пойдёт по пути расширения технологической пропасти между россиянами и всем миром. Кремль опять будет глушить каналы, запрещать спутниковые тарелки и обещает прямо сбивать любые аэростаты над своей территорией в принципе.

Как видим, сначала технология обеспечивает возможность практической и фактической реализации каких-либо прав (а иногда и позволяет осознать необходимость в каких-либо правах), а уже потом может начинаться борьба за узаконивание уже фактически доступных прав.

Концепция о том, что сначала должны появиться плоды прогресса, а уже потом стоит озаботиться некоторыми декларациями, может быть расширена.

Давайте поговорим о природе, точнее, о заботе над ней.

В неразвитых странах смертельно опасно пить воду, в развитых — дышать воздухом.

Британский путешественник и публицист Джонатан Рейбан

Сейчас любят вспомнить о Золотом веке человечества — веке, когда человек вроде как жил в гармонии с природой. Некоторые хотели бы вернуться в этот Золотой век. Странное желание.

В то время человечество, чтобы обеспечить себя едой, могло заниматься лишь примитивными видами деятельности: охотой, собирательством, рыбалкой и т.д. Кстати, в тот момент в некоторых культурах и произошло закрепление сегрегации мужчин и женщин, поскольку собирать плоды, ягоды и коренья с животом и токсикозом ещё можно, а вот бегать с копьём за антилопой или с острогой за тапиром уже тяжело.

Постепенно у древних собирательство, охота и даже рыболовство заменялось более продуктивной деятельностью. Охота переходила в животноводство (кстати, во многих культурах традицию приручения различного мелкого скота создали женщины), а собирательство заменялось примитивным земледелием. Это развитие было связано с тем, что, живущие в гармонии с природой, древние люди выжирали, подобно саранче, всё вокруг своего места проживания, распугивали дичь и вынуждены были мигрировать. Так как окружающая их природа больше не могла прокормить племя.

На сотой итерации переселения кому-то пришло в голову, что если коза будет под домом, а растения не будут вычищаться под ноль, то жизнь будет проще. А ещё ж можно полив обеспечить. В тот момент «гармония с природой была разрушена», человек из режима «саранча» перешёл в режим «землекоп».

Понятно, что и подсечно-огневое земледелие, которое пришло на смену чистому собирательству, тоже не являлось экологически полезным. Потому что не каждая цивилизация смогла вести подобное земледелие без полного истощения земли. А уж кочевые племена продолжали мигрировать со своими стадами ещё десятки тысяч лет.

Однако «гармонии с природой» в поведении племён охотников и собирателей было ничуть не больше, чем гармонии со здравым смыслом у ребят, обносящих в «народных республиках» супермаркеты.

Тем не менее, остановимся на собирательстве.

Недавно я читал книгу одного советского исследователя о народе майя, в которой мне глаз уколола фраза о том, что «в том или ином виде собирательство как средство обеспечения пропитанием сохранилось даже у цивилизованных народов до нынешних времён».

И тут я задумался о том, когда последний раз ходил в лес по грибы. Дальше подумал о том, каким собирательством занимается работающий житель Манхеттена или Майами. Они ж даже уже траву для покурить выращивают в горшочках. Никаким собирательством для пропитания не занимаются жители цивилизованных стран. Понятно, что для советского профа, которого директивно могли раз в год припахивать к сельхозработам и жившего при советском продуктовом изобилии, рыбалка и собирание грибов могли быть неплохим подспорьем к рациону. И потому он верил, что даже у цивилизованных народов собирательством ещё занимаются. Тут ошибка состоит в том, что не был СССР цивилизованной страной.

По-настоящему цивилизованное современное общество благоденствия не занимается собирательством, во всяком случае, для пропитания. И рыбалка, и собирательство, и даже охота в развитых странах — это не для пропитания, это досуг. Часто вообще без урона природе — когда рыбу выпускают в море, а для собирателей действуют жёсткие правила. Собирательством для пропитания занимаются только маргинализированные элементы общества и делают они это в городской экосистеме, а не в лесу. Сложно же потрошить мусорники в лесу, да?

Если человек смотрит на лес, речку, море, природу в общем, как первобытный человек, то ни о какой массовой заботе о природе или экологии речи быть не может. О природе заботится тот человек, который всё, что ему надо для тела и души, может купить в ближайшем супермаркете или заказать с доставкой на дом.

Технология, которая обеспечивает человека едой, дарит ему время задуматься обо всём остальном.

Для примера.

Рыболовство дольше всего оставалось в состоянии, наиболее приближённом к первобытному. Менялись размеры судов и технологии, но принцип оставался прежним. Сколько ни было разговоров о минимальном размере сетки, чрезмерном вылове рыбы, сколько ни ловили браконьеров — ничего не помогало. В некоторых районах Мирового океана наблюдается сокращение популяции промысловых рыб в 20 и более раз. Это в океане-то.

Продолжается опустошение прибрежных районов, подрывается экологическое равновесие рек и морей, нарушаются цепочки питания, рушатся целые экосистемы и т. д. Многие забывают о том, что сетка определённого размера тоже является острием естественного отбора, который ведёт к измельчанию пород. Например, средний размер выловленной воблы уменьшился в 2 раза за полвека.

В 1992 году в Канаде произошёл так называемый «тресковый кризис». Буквально за пару десятилетий популяция трески сократилась в сотню раз, вид оказался на грани вымирания (не потому, что переловили бы всю рыбу, а потому, что экологическую нишу занял бы другой вид). Канада была вынуждена ввести мораторий на вылов трески. Экономика Ньюфаундленда рухнула в пропасть, правительство вынуждено было ввести систему социальных компенсаций для жителей региона, рыбаки спустя пять лет перешли на вылов беспозвоночных (которые как раз и заменили треску в экосистеме).

Аналогичным образом произошёл «дрифтерный кризис» на Камчатке в 1960-х годах. Тогда японцы применили технологию дрифтерного лова в океане, а советская сторона помогла интенсификацией рыбного промысла в прибрежной зоне и реках. Как результат, численность лосося серьёзно упала и, несмотря на запрет дрифтерного лова и развал Совка, не восстановилась до сих пор.

Но поверьте, технология и тут найдёт выход, хотя произойдёт это, явно, не в ближайшее десятилетие.

Путь намечен.

Так, в Израиле на одной ферме «Карат Кавьяр» производят четыре тонны чёрной икры в год. Иран, несмотря на возможность вылова в Каспийском море, продуцирует около тонны икры на ферме. Понятно, что пока технологии не позволяют говорить именно о разведении рыбы — технология выгодна только для производства сверхмаржинальной чёрной икры и, соответственно, разведения осетровых. Но лиха беда — начало. Именно аквакультура на суше или в специально созданных искусственных прибрежных экосистемах будет обеспечивать человечество рыбой в будущем, а не бесконтрольный лов.

Как уже говорилось, можно вводить моратории, когда ситуация уже стала критической. Можно декларировать заботу об экологии, но, когда миллионам нужна еда каждый день, все эти декларации будут пустым звуком.

О том, что двигатели внутреннего сгорания вредны, говорили десятилетиями, но только появление электромобиля по конкурентной с автомобилем цене привело к каким-то подвижкам. И теперь уже открыто говорят о ранее немыслимом — полном запрете автомобилей на двигателях внутреннего сгорания. Четверть века назад на любого политика с подобным предложением посмотрели бы, как на психа или маргинала.

Когда-нибудь и аквакультура создаст такие условия, что экологические активисты будут требовать полного моратория на промышленный лов рыб во всём мире. И будут правы, потому что час настал. Потому технология создаст условия, а потом новое равновесие будут узаконивать борцы за права матушки-природы.

Все эти длинные размышления тут вот к чему.

The last great technological advancement that reshaped cities was the automobile (some might argue it was the elevator). In both cases, these technologies reshaped the physical aspects of living in cities – how far a person could travel or how high a building could climb. But the fundamentals of how cities worked remained the same.

The Future of Cities in the Internet Era, Christian Madera

К Киеву.

На город как таковой при определённом уровне технологического развития его жители могут смотреть примерно, как первобытный человек смотрит на лес или как капитан рыболовецкого судна (а это треть всего мирового гражданского флота) — на океан. «Тут я добуду пропитание, построю карьеру и получу социальный капитал», — говорит себе житель. И это то же самое, что говорил древний гоминид и что говорит современный капитан.

Взгляд на город как на комфортную среду обитания, как на место для жизни (в противовес взгляду как на место работы) возможен лишь при определённом технологическом уровне. А это, как мы помним, может обозначать, что стоимость реализации этих технологий ниже определённого порога.

И лишь доступность меняет взгляд массового человека. А не декларации и не пропаганда.

Так вот.

Урбанистика — наука хорошая и нужная. Урбанизм — штука нужная и правильная. Примерно, как права человека. Однако достаточный ли у нас технологический уровень для полноценного копирования всех наработок в этой сфере? Если говорить, например, об урбанизме как о градостроительстве конкретно новых городов (районов целиком), то очевидно, что уже достаточный. Пусть в Украине не строят новых городов, но новые районы могут получаться весьма неплохими (критики будут всегда, ну так пусть сначала посмотрят на наш ВВП на душу населения).

А что насчёт урбанизма для уже существующей застройки? Достаточный ли у нас технологический уровень для внедрения?

Не в смысле наличия технологий, конечно (в современном мире всё в наличии для всех), а в смысле доступности их цены для реализации и цены конкретного пострелизного сервиса, ремонта и т. д.

Идея нести декларацию прав человека диким племенам Амазонки, конечно, хорошая. И объяснять аборигенам, что девочка — это тоже человек, равный мальчику (а значит, не стоит торговать своими дочерьми или приносить их в жертву), — тоже дело нужное и хорошее. Но успех у этой деятельности будет или в случае, если вы будете пробивать несогласным в табло, или в том случае, если вы для начала начнёте системно доставлять в заброшенную деревню презервативы.

Мимоходом надо популяризировать использование презерватива и не забыть подождать, пока появится поколение, для которого применение контрацептива — это норма. Потому как, несмотря на то, что презервативы массово производят в мире вот уже полтора века, в селения амазонской сельвы их всё равно надо доставлять по воздуху, с соответствующей ценой.

Урбанизм как цель — штука идеальная, но стоит помнить о том, что сначала всегда должна идти доступная технология, а потом уже закрепление достижений технологии в соответствующих законах или социальных практиках.

Если технологический уровень и продуцируемое им массовое сознание в нашей стране выглядят, как орда на стаде железных коней с двигателями внутреннего сгорания, вторгающаяся в пространство города, чтобы добыть себе пропитание, то есть серьёзные сомнения, что благие цели урбанистов пойдут дальше деклараций.

Может, с введением некоторых замечательных нововведений надо подождать, пока у большинства железных коней не забьётся электрическое сердце, пока в метро не появятся параллельные ветки или пока децентрализация страны не достигнет определённого значения, а прочие технологические решения станут доступными при нашем среднем уровне доходов?

У меня нет машины, но идея пешеходного центра Киева приводит меня в ужас. Потому что как только это сделают, мне придётся купить машину (может, мотоцикл) ввиду того, что систему общественного транспорта будет ждать коллапс.

Технология превыше всего. Выше, чем технология, может стоять только цена на её реализацию и обслуживание.

А всякие благие мысли, декларации, пожелания и права уже потом.

После цены.

Антон Швец