Исповедь оператора дрона-убийцы

На самом деле, он был экспериментом. Одним из первых новобранцев, предназначенных для нового вида войны, в котором люди и машины сливаются воедино.

Он летал на множество миссий, но никогда не вставал из-за своего компьютера. Он охотился на главных террористов, спасал жизни, но всегда издалека. Он преследовал и убил бесчисленное количество людей, но не смог бы точно сказать, во что он попадал. Познакомьтесь с американской машиной убийства 21-го века, которая при этом (абсолютно и ужасающе) человек.

Из темноты коробки в пустыне Невады он наблюдал, как трое мужчин плелись по грунтовой дороге в Афганистане. В коробке было холодно – ровно 68 градусов (прим. перев. – 20°С) – и единственный свет внутри исходил от мониторов. В воздухе пахло несвежим потом и сигаретным дымом. На его ПК изображение показывало зимний пейзаж восточной афганской провинции Кунар – палитра коричневого и серого, стерня на полях, темные леса, поднимающиеся на скалистые предгорья Гиндукуша. Он увеличил изображение подозреваемых боевиков, одетых в традиционные шальвары, длинные рубашки и мешковатые штаны. Он больше ничего не знал о них: ни их имен, ни их мыслей, ни кучи рутинных и значительных подробностей их жизни.

Ему сказали, что они несли винтовки на плечах, но он знал, что они – пастухи. Тем не менее, директива откуда-то сверху, таинственная цепь приказов, отдаваемых непосредственно ему в наушники, была четкой: наличие оружия подтверждено. Он перешел от видимого спектра – приглушенных серого и коричневого дневного изображения – к резкому контрасту инфракрасного. И силуэты боевиков раскалились добела на холодном фоне черной земли. Наблюдатель про вопросам безопасности маячил позади него, чтобы убедиться, что «выпуск оружия» будет произведен по инструкции. Длинная устная проверка, его нацеливающий лазер зафиксирован на двух мужчинах, идущих впереди. Обратный отсчет – три ... два ... один ... – монотонная фраза «снаряды пущены». В семидесяти пяти сотнях миль «Хелфайр» (прим. перев. ­– HELLFIRE (Heliborne laser fire and forget missile) – ракета "Хелфайр" с лазерной системой наведения) опустился на землю, отделившись от своего носителя и за секунды достигнув сверхзвуковой скорости.

В темной, холодной коробке в пустыне было тихо, разве что низко гудели машины.

Он удерживал нацеливающий лазер наведенным на двух ведущих мужчин и так пристально всматривался, что видел каждый пиксель – светящиеся пуантилистические точки отдельно от изображения, которое они должны были формировать. Время стало почти гибким, секунды растягивались и замедлялись в странном электронном забвении. Пока он смотрел, как мужчины идут, тот, который отстал, казалось, услышал что-то и побежал, чтобы догнать остальных двух. Затем экран осветился белым пламенем, ярким и тихим, как фотовспышка.

Летчик первого класса Брэндон Брайант не мигая уставился на происходящее, в раскаленное белое инфракрасное изображение. Он вспоминает его и сейчас, спустя годы, выжженное в его памяти как негатив: «Дым рассеивается, и вокруг воронки лежат куски двух парней. А этот парень вот здесь, у него нет правой ноги выше колена. Он держит ее и катается по земле, и кровь брызжет из его ноги и льется на землю, она горячая. Его кровь горячая. Но когда она касается земли, она начинает остывать; она остывает быстро. Он долго умирал. Я просто смотрел на него. Я смотрел, как он становится такого же цвета, как земля, на которой он лежал».

Это было первый выстрел Брэндона Брайанта. Это было в начале 2007 года, через несколько недель после его двадцать первого дня рождения. Брайант был оператором датчиков беспилотного летательного аппарата – сокращенно «датчик» – частью авиаотряда ВВС США, пилотировавшего дроны «Хищник» (Predator) в небе над Ираком и Афганистаном. Начиная с 2006 года он работал в глухой металлической коробке Наземной станции управления (GKS) на Авиабазе Неллис, представляющей из себя обширную территорию на краю Лас-Вегаса, состоящую из перронов и ангаров для технического обслуживания.

В станции управления всегда было темно, чтобы летчики могли сосредоточиться на контроле своих MQ-1B «Хищников», кружащих на высоте в две мили над афганской сельской местностью. Брайант сидел в мягком кресле кабины. У него было сбитое сложение борца, гладко выбритая голова и пронзительный ледяной синий взгляд, часто компенсируемый улыбкой с ямочками. В качестве «датчика» он должен был работать в тандеме с пилотом дрона, который сидел в кресле рядом с ним. Пилот контролировал маневры дрона в полете, а Брайант был глазами «Хищника», фокусируя множество его камер и наводя лазер. Когда запускался «Хеллфайр», это была совместная операция: пилот жал на спусковой крючок, а Брайант наводил ракету на конечном участке траектории, направляя фугасную боевую часть с помощью лазера на ее желанную цель. Оба мужчины носили уставные зеленые летные костюмы – неироничный намек ВВС на преемственность военных правил в условиях войны дронов.

Программу дронов с самого момента создания сильно скрывали, ее рабочие детали можно было собрать по частям из сильно отредактированных засекреченных отчетов или срежиссированных военными агентами по связям с общественностью пресс-туров. Брайант – один из очень немногих людей с непосредственным опытом работы оператором, который захотел говорить открыто и описать все изнутри. B хотя Брайант считает разоблачителей типа Челси Мэннинга и Эдварда Сноудена героями, готовыми пожертвовать собой ради принципов, к обсуждению некоторых сверхсекретных деталей, к которым у него был доступ, он относится осторожно. Тем не менее, он приоткрывает завесу над программой, которая убила тысячи от нашего имени.

Несмотря на прямые заявления президента Обамы в начале этого года, что он свернет использование дронов, они продолжают стремительно атаковать в Пакистане, Йемене и Афганистане. С огромным потенциалом роста и огромными статьями расходов, в обозримом будущем дроны станут центром нашей политики. (К 2025 году дроны станут $ 82-миллиардным бизнесом, предоставляющим дополнительные 100 тыс. рабочих мест). Большинство американцев – 61 % по результатам последнего опроса, проведенного Исследовательским центром Pew ResearchCenter – поддерживают идею военных дронов – проекцию американской власти, которая не ставит под угрозу жизни американцев.

И все же беспокоит сама идея дронов. Они слишком легко становятся прототипом и олицетворением всех наших технологических страхов, вызывая крадущееся ощущение, что экраны и камеры забрали часть нашей души, что мы соскользнули в антиутопию разъединения. Может быть, еще слишком рано, чтобы понять, что означают дроны, какие непредвиденные моральные и этические трудности они несут. Даже их форма зловещая: тупой и невыразительный носовой конус, похожий на безглазое существо, родившееся в темноте.

Для Брайанта разговоры о них стали своего рода исповедальным катарсисом, способом пережить то, что он видел и делал за шесть лет работы в ВВС в роли экспериментального испытуемого в совершенно новой форме войны.

Оглядываясь назад, можно понять, что к работе в коробке в пустыне его привела немного больше, чем случайность. Его растила в бедности мать-одиночка, учитель средней школы в Миссуле, штат Монтана, и он кожи вон лез, чтобы получить образование в университете Монтаны. Летом 2005 года, когда он увязался за приятелем на призывной пункт армии, он забрел в офис ВВС по соседству. У его друга появилось плохое предчувствие, и он слинял в последний момент. Но Брайант уже подписал бумаги. Вскоре он носился по Базе ВВС Лэкленд по зною летнего Техаса в рамках недельного обучения бойцов ВВС. Он не был в восторге от военной иерархии, но он хорошо сдал тест на проверку способностей и его перевели на умственную работу, он учился на специалиста по анализу видовой информации. Ему сказали, что он будет как «ребята, которые дают Джеймсу Бонду всю необходимую для выполнения миссии информацию».

Большую часть летчиков из его класса направили на программу дронов. Они обучались на базе ВВС Крич в полынной пустыне, расположенной на час езды к северу от Лас-Вегаса. Брайанту сказали, что это самая большая из когда-либо принятых для такой работы групп. Его курс подготовки датчика-оператора длился десять недель и закончился финальными упражнениями, в ходе которых летчики вели «Хищников» и запускали учебные «Хелфайры» в картонном городе, построенном посреди пустыни. Ракеты, заполненные бетоном, подбивали заброшенные танки и разбитые автомобили, расположенные вокруг этих построек. «Это как играть в «Подземелья и Драконы», – говорит Брайант. – Кинь дайс, чтобы понять, попал ты туда, куда целился, или нет». Его обучающий инспектор, наблюдая через плечо, вел обратный отчет до столкновения и говорил: «Цель уничтожена! Ты всех убил».

По истечении нескольких месяцев он «пошел» на войну, летая на миссии над Ираком в разгар самой опасной части конфликта, хотя и не покидал Невады.

Его первый день на работе был еще и его самым худшим днем. Дрон вылетел с авиабазы Балад, расположенной в пятидесяти милях за пределами Багдада в «суннитском треугольнике». Приказы, которые Брайант получил во время брифинга перед миссией, были простыми: миссия боевого охранения, лететь нужно в роли «ангела-хранителя» над колонной джипов. Он будет выискивать СВУ (самодельное взрывное устройство), признаки деятельности боевиков и другие угрозы. В США была ночь, а в Ираке уже был день, когда конвой тронулся.

С высоты в 10 тыс. футов (прим. перев. – ≈ 3 км), Брайант рассматривал дорогу в инфракрасном режиме. Двигались спокойно. Все было нормально. А потом он увидел странный круг, слабо светящиеся на поверхности дороги. Обычно техника укладки СВУ боевиками заключалась в том, что они окунали покрышку в горючее, поджигали ее на дороге и подкапывали размягченную резину снизу. Но эта техника оставляет предательский тепловой след, видимый в инфракрасном диапазоне. Брайант, фанат «Властелина Колец», пошутил, что он похож на светящийся глаз Саурона.

Брайант указал на это пятно пилоту, который согласился – оно выглядело как неприятности. Но когда они попытались предупредить конвой, поняли, что не могут этого сделать. Хаммеры активировали свои «радио-глушилки», чтобы заглушить сигналы сотовых телефонов, используемых для детонации СВУ с расстояния. Попытки команды дрона выйти на радиосвязь были бесполезными, с таким же успехом можно было кричать в монитор. Брэндон и его пилот вышли на связь со своим руководителем, чтобы устроить мозговой штурм и придумать новый способ связаться. Они отчаянно набирали сообщения в групповом чате, спорили, к потоку сообщений вскоре подключилось начальство в США и Ираке. Минуты шли, конвой медленно приближался к светящемуся кругу. Брайант уставился на экран, сердце бешено колотилось, он почти не дышал. Ведущий «Хаммер» переехал через «глаз». «Ничего не происходит, – говорит Брайант. – И мы, такие, может быть, мы ошиблись. Все «ффух!», молодцы, что заметили, но мы рады, что оно оказалось не тем, о чем вы подумали». Он помнит, как все выдохнули, как отступало нервное напряжение.

«И вторая машина проезжает, и бум...»

Белая вспышка пламени расцвела на экране. Брайант увеличил масштаб изображения настолько, насколько мог, переключаясь между инфракрасным режимом и режимом дневного наблюдения, он не мигая в ужасе смотрел, как горел разорванный «Хаммер». Его гарнитура взорвалась от панической болтовни группы в Ираке: «Что, б**дь, случилось? У нас тут люди!» Отчаянные солдаты ходили кругами, пытаясь вытащить людей из тлеющих обломков. СВУ сработало или от нажимной крышки, или от ручного управления. «Глушилки» радиосигнала не смогли бы ничего с этим поделать. Трое солдат получили тяжелые ранения, а двое были убиты.

«Ночное оцепенение, как бы, закончилось, – говорит Брайант. – Потом ты просто идешь домой. Никто не разговаривал об этом. Никто не разговаривал о том, что они чувствовали после всего. Это было похоже на молчаливое согласие, что говорить о своих впечатлениях не стоит».

Темп работы в коробке нарушил у Брайанта восприятие времени. Двенадцатичасовые смены, часто ночные, шесть дней в неделю. В то время обе войны шли плохо, и ВВС в значительной степени полагались на свой новый беспилотный флот. Снаряженный дрон «Хищник» может находиться в воздухе в течение восемнадцати часов, и пилоты, и датчики должны быть такими же неутомимыми, как и техника, которую они контролируют. (Брайант утверждает, что он не собирался уходить первые четыре года службы.)

Даже запах этого маленького сарая в пустыне достал Брайанта. В загерметизированном центре управления почти постоянно было людно – нельзя было в перерыве принять душ, чтобы тебя оттуда не вытолкали – и воздух настолько был пронизан запахами сигаретного дыма и пота служивых, что никакое количество освежителя не могло это все замаскировать. Один заскучавший пилот даже подсчитал, какое количество пуков теоретически впитало в себя каждое сиденье в кабине.

В основном работа команд дронов заключалась в бесконечных циклах наблюдения: рассматривать дороги, кружиться над полевым лагерем, отслеживать подозрительную деятельность. Если войска находились в соприкосновении с противником – перестрелка – наземные войска могли вызвать удар, и «Хищник» Брайанта в считанные минуты мог появиться на сцене со своим смертоносным грузом. Но обычно время проходило в тумане обычных изображений крыш, огороженных дворов или пробок на перекрестках.

Сидя в темноте станции управления, Брайант наблюдал за людьми на другой стороне мира, за их повседневной жизнью. Они совершенно не подозревали о его всевидящем присутствии, наматывающем круги в небе над ними. Если его миссия заключалась в наблюдении за очень значимой целью, он мог неделями оставаться над крышей одного дома. Это была вуайеристическая близость. Он смотрел, как цель пьет чай с друзьями, играет со своими детьми, занимается сексом со своими женами на крышах, извивается под одеялами. Были футбольные матчи, и свадьбы тоже. Однажды он наблюдал, как мужчина выходит в поле и испражняется. И его испражнения светились белым в инфракрасном диапазоне.

Брайант придумывал маленькие уловки, чтобы скоротать долгие часы за пультом оператора: тайком проносил всякую еду, чинил свою униформу, спал по 20 минут по очереди с пилотом. Он научился читать романы и одновременно наблюдать за семью экранами своего рабочего места, бросая на них взгляд раз в минуту или две и возвращаясь к странице. Он подобрал странно подходящую для его работы программу. Он прочитал мрачную научно-фантастическую классику «Игра Эндера» о детях, чьи жестокие тренировочные игры оказались реальной войной. Потом был Азимов, Брайант примерял его три закона робототехники к «Хищникам» и «Хеллфайрам». Робот не может причинить вред человеку...

За первые девять месяцев работы Брайант сделал пять выстрелов. После попадания он должен был задерживаться над местом события на несколько последующих часов, получая информацию для доклада о результатах выполнения задачи. Он мог наблюдать, как люди собирали останки тех, кого он убил, и несли их на местное кладбище, или зачищали место происшествия, сбрасывая оружие в реку. В Ираке он следовал за командиром повстанцев, когда тот ехал через переполненный рынок. Человек, припарковавшийся на середине улицы, открыл багажник и вытащил из него двоих девочек. «Они были связаны, в ртах были кляпы, – говорит Брайант. – Он поставил их на колени, казнил посреди улицы и оставил там. Люди просто смотрели и ничего не делали». В другой раз Брайант наблюдал, как местного чиновника унижали в его собственной могиле два талибских боевика перед тем, как казнить.

В первые месяцы Брайанта охватывало волнение Большой Игры, когда кто-то в его отряде делал «сносящий крышу крутой выстрел, все выглядело так, что эти ребята были плохими и их нужно было победить». Но потихоньку закралась глубокая амбивалентность в отношении его работы. Часто он задумывался над тем, какой должна быть жизнь в тех городах и селах, над которыми скользили его «Хищники», как канюки, парящие на восходящих потоках. Как бы он чувствовал себя, живя под сенью роботизированного наблюдения? «Ужасно», – говорит он сейчас. Но вначале он верил, что миссия была жизненно важной, что дроны могли ограничить от страданий войны, спасая жизни людей. Когда такое представление начинало конфликтовать с тем, что он видел в высоком разрешении с высоты в два километра, он пытался выбросить это из головы. Со временем он обнаружил, что благодаря работе он стал бесчувственным: влезал в «режим зомби» так же легко, как и в свой летный костюм.

Второй выстрел Брайант сделал через несколько недель после того, как целился в трех мужчин на той грунтовке в провинции Кунар. Он работал в паре с пилотом, который ему не очень нравился. Ему было поручено следить за огражденной территорией, где, согласно имеющейся информации, находился некто очень важный – может быть, командир талибов или член Аль-Каиды. О деталях его никто не проинформировал. Там был типичный афганский дом из глинобитного кирпича, по центральному двору бродили козы и коровы. Наблюдали за углом главного дома, расположенного на этой территории. Предполагалось, что цель спит.

Потом тишина закончилась. «Нам отдают приказ стрелять, – говорит он. – Мы должны выстрелить и разрушить это здание. Они получили разведданные, что тот парень находится внутри». Экипажу дрона не дали больше никакой информации, никаких подробностей о том, кем была цель и чем она заслужила «Хеллфайр» себе на крышу.

Лазер Брайанта завис на углу здания. «Снаряды пущены». «Ничего не двигалось по всей территории, кроме устрашающе белых коров и коз. Брайант «подвис» над пикселями. Потом, секунд за шесть до удара, он увидел торопливое движение внутри. «Эта фигура выбегает из-за угла, снаружи, и бежит к передней части здания. И мне показалось, что эта фигура похожа на маленького ребенка. На маленького человечка».

Брайант уставился на экран, застыв. «Эта гигантская вспышка, и вдруг – нет там человека». Он посмотрел на пилота и спросил: «Тебе показалось, что эта фигура похожа на ребенка?». Они набрали сообщение в чате наблюдателю по вопросам безопасности, который мог следить за их выстрелом из любой точки мира – может быть, из Баграма, может быть, из Пентагона, Брайант ничего не подозревал, спрашивая, ребенок ли только что пробежал как раз туда, куда они стреляли.

«И он говорит: "По виду – это собака"».

Брайант и пилот пересмотрели запись выстрела с восьмимиллиметровой пленки. Они смотрели ее снова и снова. Фигура, выбегающая из-за угла. Брайант был уверен, что это не собака.

Если бы они увидели фигуру на несколько секунд раньше, они смогли бы остановить выстрел, отвести его с помощью лазера наведения от построек. Брайант не переживал бы, что потратил впустую «Хеллфайр» за $ 95 000, чтобы избежать того, что, как он полагал, случилось. Но поскольку официальный военный вариант развития событий был предвзятым, ничего из ряда вон выходящего не произошло. Пилот «был из тех парней, которые не спорят с командой», – говорит Брайант.  Так что в его докладе по результатам выполнения задачи говорилось, что здание было разрушено, важная цель поражена. И ничего не говорилось о собаке или любом другом живом существе. Ребенок, если это был ребенок, был инфракрасным призраком.

Ближе всего Брайант был к «реальным» боевым действиям ­– дорожным минам и минометному огню по боевым частям – когда добровольно отправиться в Ирак. Он провел палящее лето и осень 2007 года на аэродроме в Баладе, водя «Хищников» на миссии по защите базы – сканируя территорию в поисках боевиков. Некоторые солдаты благодарили команды дронов за то, что они были «ангелами в небе», но чаще всего над ними насмехались и называли «тыловыми рейнджерами», которые «могут получить Пурпурное сердце, только если обожгутся о бутерброд из микроволновки».

Брайант изо всех сил старался отвечать на эти шутки сценами, разворачивающимися на его мониторах. На одной из смен командование сказало, что нужно определить координаты места, где проводилась подготовка боевиков, и попросило обнаружить его. Он увидел, как группа бойцов вошла в одно здание. Оно было на расстоянии дальности стрельбы. Одной из проблем выслеживания боевиков было то, что они часто ездили со своими семьями, и невозможно было отличить, кто именно был в каждом конкретном здании. Брайант указал лазером на здание, как ему и было приказано. Спустя несколько мгновений гриб дыма поднялся высоко в воздух, взрывная волна сровняла все с землей. F-16 (прим. перев. – General Dynamics F-16 Fighting Falcon — американский многофункциональный лёгкий истребитель четвёртого поколения), используя указанные лазером Брайанта координаты для нацеливания, сбросил 1000-фунтовую бомбу на здание. Эта бомба была в десять раз больше «Хеллфайра». «Они на самом деле не сказали нам, что собирались взорвать его, – говорит Брайант. – Мы сказали: "Вау, было бы мило с вашей стороны сообщить нам об этом"».

В 2008 году Брайанта перевели на новую должность в «самое засранное место в мире», авиаотряд дронов базы ВВС Кэннона в Кловисе, Нью-Мексико, где, как говорит Брайант, «воздух – это не кислород, это в основном коровье дерьмо». Он продолжал работать оператором несколько лет, но директивы изменилось. Он теперь в основном отслеживал очень важные цели для Совместного командования специальных операций США – того самого секретного подразделения, которое возглавило охоту на Усаму бен Ладена. «Мы преследовали самых важных парней. Нам начали показывать презентации в PowerPoint о том, кто эти люди, – говорит он. – Почему мы за ними следим, и что они сделали. Мне это понравилось. Мне нравилось, что у меня есть возможность знать всякую такую фигню».

Брайант никогда не был настроен против использования дронов – он видит в них инструмент, такой же, как и все остальные, который может быть использован для благих целей, например, для борьбы с браконьерами или для мониторинга лесных пожаров. Для него дроны – это вопрос о том, кто управляет ими, и к чему это приведет. «Нельзя, чтобы небольшая группа людей решала, как их использовать, – говорит он. – Д​олжна быть прозрачность. Люди должны знать, как они используются, чтобы они использовались ответственно».

Прозрачность не была определяющей чертой политики США в отношении дронов в течение последнего десятилетия. Даже когда Брайант обучался работать с дронами в наших полностью открытых войнах в Ираке и Афганистане, параллельная и тайная беспилотная война велась в таких странах, как Пакистан, Йемен и Сомали. С 2004 года ЦРУ произвело сотни ударов на территории Пакистана, заключая секретные сделки с пакистанской разведкой, чтобы осуществить программу тайного убийства. Еще одна секретная база дронов ЦРУ действовала в Саудовской Аравии, производя удары по боевикам в беззаконных и горных районах Йемена. Хотя Брайант никогда не летал для самого ЦРУ, их операторы дронов набирались непосредственно из числа служащих ВВС.

Во время работы в городе Кловис среди самых важных целей, на которых охотилась команда Брайанта, был Анвар аль-Авлаки, рожденный в США имам Йемена и вербовщик Аль-Каиды. Аль-Авлаки был в конце концов убит выстрелом дрона, произведенным ЦРУ, в Йемене в сентябре 2011 года (как и его 16-летний сын Абдуррахман несколько недель спустя). Но Брайант утверждает, что его авиаотряд ВВС «сделал большую часть подготовительной работы» необходимой, чтобы точно определить его местоположение.

К 2011 году у Брайанта было уже около 6000 часов налета, сотни миссий, сотни обнаруженных врагов. Он был в таком состоянии, которое называет «фуга ума». У входа в центр полетов в Кловисе перед большим стендом, на котором были наклеены фотографии целей таких, как аль-Авлаки, он смотрел на лица и спрашивал: «Какая су**а сегодня сдохнет?»

Казалось, что говорил чужой голос, какое-то темное альтер эго. «Я знал, что должен был выбраться».

К весне 2011 года, спустя почти шесть лет с того момента, как он подписал бумаги, старший рядовой Брэндон Брайант покинул ВВС, отказавшись от доплаты в $ 109 000 за то, чтобы он продолжал летать. Ему дали своего рода оценочную карточку миссий его команды. «Они дали мне список достижений, – говорит он. – Убитых врагов столько-то, захваченных столько-то, важных целей убито или захвачено столько-то, все в таком духе». Он назвал это своим диплом. Он не направлял лазер и не жал на спусковой крючок во всех тех случаях, когда смерть ему засчитывалась. Но он понимал, что летая на миссии он сделал эти смерти возможными. «От цифры, – говорит он, – мне стало плохо».

Всего убитых врагов: 1626.

«После того первого ракетного удара я действительно пару недель ни с кем не разговаривал». Брайант говорил со мной и вел свой потрепанный черный Dodge Neon по петляющим, как курсив, кольцевым транспортным развязкам своего родного города Миссула. Желтый стикер «помоги нашим войскам» на бампере был скрыт за слоем дорожной соли. Интерьер автомобиля был украшен нашивками различных подразделений, в которых он служил. На заднем сиденье лежал военный рюкзак, набитый напополам грязным бельем и необходимым на случай выезда. Зимнее серое небо нависло над вереницей торговых центров и крупных супермаркетов; снежные зубцы хребта Биттеррут растянулись далеко на юг. Он смотрел вперед, как будто наблюдая бесконечно повторяемую сцену своего выстрела. «Я не знал, что это значит – убить кого-то. А наблюдать за последствиями, наблюдать, как кто-то истекает кровью, из-за чего-то, что сделал я?»

В ту ночь на пути домой он начал рыдать. Он остановился и позвонил своей матери. «Она просто сказала: "Все будет хорошо", – и я сказал ей, что убил кого-то, я убивал людей, и из-за этого я чувствую себя плохо. И она сказала: "Милый, это оно должно себя так чувствовать, а ты не должен"».

Другие члены его команды отреагировали по-разному на свою работу. Один оператор-датчик, всякий раз, когда убивал, шел домой и залпом выпивал целую бутылку виски. Женщина-оператор после своего первого выстрела отказались стрелять снова, даже под угрозой военного суда. Другому пилоту снились кошмары после того, как он увидел два обезглавленных тела, плывущих по Тигру. У самого Брайанта были странные сны, в которых персонажи из его любимой игры, World of Warcraft, были в инфракрасном диапазоне.

К середине 2011 года Брайант вернулся в Миссулу, только теперь он был злой, изолированный, в депрессии. Покупая игру в магазине Best Buy, он показал свой военный билет и кредитную карту. Подросток, который стоял за ним в очереди, заговорил. «Он говорит: "О, ты военный; мой брат, он морпех, он убил, вроде, тридцать шесть парней, и он все время рассказывает мне об этом». А я поворачиваюсь и говорю: "Если ты, бл**ь, еще когда-нибудь заговоришь со мной так, я тебя ударю. Никогда не относись так неуважительно к человеческой смерти"». Паренек побледнел, Брайант взял свою игру и ушел.

По настоянию ветерана Вьетнама, которого Брайант встретил в местном офисе Управления по делам участников войны, он наконец-то пошел к психотерапевту. После нескольких сеансов он просто сломался: «Я сказал ей, что хотел быть героем, но я не чувствую себя героем. Я хотел сделать что-то хорошее, но чувствую, что я просто впустую потратил последние шесть лет моей жизни». Она поставили ему диагноз – посттравматическое стрессовое расстройство.

Это был неожиданный диагноз. Десятилетиями ПТСР понимали, как «выработку условного рефлекса в связи с переживанием чувства страха»: буквально – продолжительные психологические последствия ужаса смерти. Но термин сейчас приобретает более широкое значение ­– «моральный вред». Он представляет собой структурную перестройку, переход от фокусирования на насилии, осуществленном в отношении человека в военное время, к его чувствам по поводу того, что он сделал для других (или что он оказался не в состоянии для них сделать). Концепцию приписывают клиническому психиатру Джонатану Шею, который в своей книге «Ахиллес во Вьетнаме» выводит это понятие аж от Троянской войны. Механизмы смерти могут измениться – от непосредственного, как удар штыком, до удаленного, как «Хеллфайр» – но кровавые факты, и их давление на человеческое сознание, остаются теми же. Диагноз Брайанта – ПТСР – хорошо вписывается в это новое понимание. Это, конечно, было оправданно в его случае. «Мне на самом деле не страшно, – говорит он сейчас. – Это больше похоже на то, что я пережил нечто душераздирающее. Получил опыт, который я не думал получать. Я никогда не готовился к тому, что буду отнимать жизнь».

В 2011 году психологи ВВС завершили обследование психического здоровья 600 операторов боевых дронов. У 42-х процентов экипажей беспилотников выявили умеренный или высокий уровень стресса, а 20 процентов продемонстрировали эмоциональное истощение или выгорание. Авторы исследования объяснили эти страшные результаты, в частности, «экзистенциальным конфликтом». Позже другое исследование показало, что операторы дронов страдали от таких же депрессий, тревоги, ПТСР, злоупотребления алкоголем, суицидальных мыслей, что и члены обычных боевых экипажей. У Брайанта эти поражающие факторы начали закрепляться как раз во время пребывания в зоне военных действий во время напряженной работы в Ираке. (Ужасно, но для того, чтобы смягчить эти последствия, исследователи предложили создать пользовательский интерфейс, похожий на Сири (прим. перев. – Siri (англ. Speech Interpretation and Recognition Interface) – персональный помощник и вопросно-ответная система, адаптированная для iOS. Данное приложение использует обработку естественной речи, чтобы отвечать на вопросы и давать рекомендации), виртуального второго пилота, который очеловечит дроны и позволит экипажам избавиться от чувства вины за все, что происходит. Это Сири убил тех людей.)

Летом 2012 года Брайант вернулся в ВВС в качестве резервиста с надеждой попасть в знаменитую программу школы выживания в экстремальных условиях и плену, где он мог бы помогать пилотам подготовиться к выживанию в тылу врага после того, как их сбили. После стольких убийств он хотел спасать людей. Но в результате тяжелой контузии после происшествия во время тренировочного полёта, он бросил учебу и вернулся еще раз в Миссулу. Он ходил с палочкой, у него были головные боли и провалы в памяти, у него началась ужасная депрессия.

В самый тяжелый ее период Брайант будет обходить десятки забегаловок Миссулы и упиваться там до потери памяти виски с колой, исчезая на несколько дней или недель подряд. Много раз теми ночами он брал выданный правительством спальный мешок на минус сорок градусов и ехал на парковку в центре города рядом с рекой Кларк-Форк. Там был небольшой парк с деревянным игровым комплексом, построенный в виде дракона со спускающимися с него горками и лестницами. Он, мертвецки пьяный, лез на маленькую смотровую палубу наверху этого комплекса и спал там, ночь за ночью.

Он почти не помнит, что происходило в тот смутный период прошлым летом, но его мать, ЛэнЭнн, помнит. Пару раз он оставлял странный закрытый ящик на кухонном столе в ее доме, и она относила его обратно в чулан. На третий день она проснулась и увидела, что ящик открыт, увидела, что заряженный полуавтоматический пистолет Sig Sauer P226 лежал снаружи. Испугавшись, что он может убить себя, она отдала пистолет другу, у которого был сейф для оружия. Она сказала об этом сыну только неделю назад. Он ничего об этом не помнил.

«Я действительно думала, что мы его потеряем», – говорит сейчас ЛэнЭнн Брайант.

Что-то нужно было менять. Брайант надеялся, что при помощи прессы люди поймут, какой опыт войны получают команды дронов, что для них это «больше, чем просто видеоигры». Осенью он разговаривал с репортером немецкого еженедельника Der Spiegel. Рассказ был переведен на английский, и британский таблоид Daily Mail взял его и разместил с очень некорректным заголовком: «Оператор дрона выполнил приказ убить ребенка… и решил, что должен уйти». Материал стал вирусным.

Ответная реакция сообщества людей, связанных с дронами, была немедленной и жесткой. В течение нескольких дней 157 человек расфрендили Брайанта на Facebook. «Ты сраный лжец. Катись в ад», – написал бывший товарищ из ВВС. В качестве своего рода цифрового самобичевания Брайант прочитал тысячи комментариев о себе на Reddit, многие из которых были полны сарказма и взаимных обвинений. «Я прочитал каждый комментарий, – говорит он. – Я пытался просто привыкнуть к негативным чувствам». Критики варьировались от тех, кто считал беспилотную войну преступлением против человечности, до боевых ветеранов, которые считали Брайанта нытиком. Потому что для него не было угрозы смерти (такой, чтобы воспринимать ее всерьез). А другие говорили, что его нужно обвинить в государственной измене и казнить за выступление в средствах массовой информации. В один из дней, когда проходило наше интервью, The New York Times опубликовал статью о военных исследованиях в области ПТСР среди операторов дронов. Я смотрел, как он просматривает шквал комментариев в Facebook, высмеивающих саму идею того, что операторы дронов могут получить травму:

> Я сломал чертов ноготь на последней миссии!

> Может быть, им нужно носить ремни безопасности

> у них может быть ПТСР, поскольку им нужно «собирать и идентифицировать тела»

А потом Брайант включился:

> Мне стыдно, что я называл таких говнюков, как вы, братьями по оружию.

> Сражение – это сражение. Убийство – это убийство. Это не видеоигра. Кто из вас убивал группы людей, наблюдая, как другие подбирают их тела, как хоронят, а потом убивал и их тоже?

> Да, это не то же самое, что на земле. Ну так, бл**ь, и что? Пока вы не знаете, на что это похоже, и не можете дать обоснованную содержательную оценку, закройте свои е****ые рты, пока кто-то не закрыл их за вас.

Защита Брайанта – виртуальный бой по поводу реальной войны – привязывает его к клавиатуре. Он говорит, что когда летал на миссии, иногда чувствовал, что сливается с техникой, воображая себя роботом, зомби, самим дроном. Но у них нет сознания или сознательности; дрон не волнует, что это значит, но Брайанта, безусловно, волнует. Теперь он планирует учиться на младшего специалиста по оказанию первой медицинской помощи, может быть, получить работу в скорой. Наконец-то получить возможность спасать людей, как он всегда и хотел. Он больше не видит инфракрасных снов, больше не видит, как эти странные поляризованные тени мелькают, когда он закрывает глаза.

Брайант закрыл ноутбук и вышел во двор, бросая теннисный мяч своему невероятно огромному прыгающему японскому мастифу. Снежные пальцы тянулись вниз сквозь темные леса Биттеррута, и высоко в небе белые инверсионные следы самолета поймали вечерний солнечный свет. Ландшафт западной Монтаны, как подметил Брайант, имеет поразительное сходство с Гиндукушем в восточном Афганистане – местом, которое он видел только через пиксели монитора. Его чувства были когнитивным диссонансом, последствия которого он все еще испытывает – когда он летал на миссии, когда пытался напомнить себе, что мир одинаково реален, если смотреть на его зернистое изображение или если видеть его невооруженным глазом, не смотря на то, что прошел ли он через расстояние и технологии. Это над юдолью смертной тени кружат наши дроны. Мы смотрим на мир через них и в конечном счете смотрим на самих себя.

Мэтью Пауэр для GQ