Перейти к основному содержанию

Внуки воевали

Жаркий солнечный день. Маршрутка подъезжает к остановке. Захожу, сажусь возле окна. Слушая музыку, смотрю в окно на шумные улицы Киева. Через несколько остановок в салон входит полненький пожилой мужчина. Одет довольно прилично, через плечо небольшая сумк

Жаркий солнечный день. Маршрутка подъезжает к остановке. Захожу, сажусь возле окна. Слушая музыку, смотрю в окно на шумные улицы Киева. Через несколько остановок в салон входит полненький пожилой мужчина. Одет довольно прилично, через плечо небольшая сумка. В руке держит бутылку с пивом. «Очередное быдло», — сразу думаю я и продолжаю смотреть в окно. Вижу: садится возле меня; уже готовлюсь вдыхать эти гадостные ароматы пива. Через очки краем глаза наблюдаю за поведением соседа. Тот считает деньги, чтобы заплатить за проезд. Нашел и передает наперед водителю. Тут замечаю ту гадкую бутылку с пивом. Она еще закрытая — с надеждой на лучшее констатирую я. Мужик начинает упорно что-то искать в сумке. Находит и вытаскивает оттуда ключи. Перебирает их, будто реально намерен открывать замок. Останавливается на большом ключе и тянет его к руке с пивом. «Извините!» — громко кричу я. «А вам не кажется, что это общественный транспорт, а не пункт питания, где можно выпивать?!» — всё также с повышенным голосом произношу ему фактически на ухо, не скрывая своего возмущения. Дядя медленно поворачивает голову в мою сторону. Говорит: «Ах, значит, геройский», — прячет ключи и молча едет дальше. Вернувшись к наушникам, еду себе спокойненько.

Через остановку дядя толкает меня в плечо. Вынув наушник, вопросительно смотрю на него. «Сынок, знаешь, а ведь я за жизнь это первый раз хотел в маршрутке пива попить». С видом глубоко обиженного человека он продолжает: «Сын у меня в Широкино погиб. Знаешь, где это?» На что я утвердительно качаю головой. «Вчера сорок дней было, да вот я и решил выпить, а ты меня унизил. Пусть стыдно тебе будет». Я говорю: «Примите мои соболезнованья, но…». На этих словах он встает и переседает куда-то на задние места в маршрутке. Догонять я его не стал, продолжаю слушать музыку, размышляя об этой ситуации.

Вот же, думаю, фигня: обидел человека. Не люблю я обижать людей, но и пиво в маршрутке мне крайне неприятно нюхать. Потом думаю: да нет же, разберу-ка я по полочкам.

1. Совсем еще не факт, что у него есть или был сын. Подтверждающих документов у меня нет. Одни его слова, которые можно оценить как самозащиту в ответ на неловкое положение, в которое я его поставил.

2. Даже представив, что все им сказанное – правда, есть неловкий момент. Число погибших в нашей войне уже давно превысило две тысячи человек, и это только официальные данные. Если все родственники погибших посчитают, что теперь им закон не писан, — будет крайне хреново. А ведь есть еще и раненые, есть еще и здоровые мужики, и пацаны, которые прошли через котел войны. Они ведь тоже могут захотеть творить что вздумается, ведь они видели смерть. Как же быть тем, у кого нет участника боевых и похоронок на родственников. Закрывать глаза и прощать? Нет, уж если и случилось так, что свои границы, флаги и людей нам приходится в прямом смысле отвоевывать, то уж не ради того, чтоб закрывать глаза на все поделки как гражданских, так и военных.

3. Сам я призывного возраста. Имею звание за счет военной кафедры в университете. В военкомат сходил, билет военный получил. Адрес мой там есть, телефон тоже оставил. Если что — я всегда в зоне досягаемости. Придет повестка – пойду, так для себя решил и живу себе спокойненько дальше. И вот думаю, даже если бы случилось так, что меня призвали и в ходе жизни там и убили, я бы все равно не хотел, чтобы чьи-то дети нюхали это гадское пиво в маршрутке. И не важно — был бы это мой отец или чей-то другой. Ведь боремся мы не только и не столько за территорию, как за правила игры на этой самой территории. За то, чтобы правила были одинаковыми для всех, независимо от вида деятельности.

4. «Пусть стыдно тебе будет» — крутится дальше в моей голове. А за что стыдно то? Что, черт возьми, я такого грешного-то сделал? Ведь нельзя пить в маршрутке, нельзя и точка. Потом думаю: блин! Ведь маршрутка почти полная, то есть, в ней около двадцати людей. Из всех на слово пробило только меня, почему? Ведь остальным это пиво воняло бы точно так же, как и мне. Почему они молчали — я так и не понял. А потом, уже после этого, случайно набрел на видео с Кузьмою Скрябиным. Он описывал ситуацию, когда в кинотеатре у одного из зрителей зазвонил телефон. Тот взял трубку и начал рассказывать всему залу подробности своей роботы. На что Кузьма в жесткой форме попросил последнего покинуть зал. Так вот, после фильма все очень благодарили его за этот поступок. А он их всех спрашивал: «А что же вы, как телята, молчали?». И в принципе, в вопросе и был уложен ответ…

Конечная остановка. Встаю, подхожу к двери и вижу моего случайного собеседника. Тот медленно выходит из маршрутки. Из незакрытой сумки торчит горловина бутылки с тем самым роковым пивом. Бутылка осталась закрытая. Моя маленькая победа на большущем фронте жизненных ситуаций.

Война — это всегда плохо. Это всегда потери, маленькие или большие, поправимые или безвозвратные. И даже в ходе успешных операций есть потери. Горькие и чудовищные там, в домах этих уже покойных ребят. Но, как по мне, главное задание любых людей в любой войне – это в потоке потерь не потерять лицо, лицо человечности.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.

У самурая нет цели, есть только путь. Мы боремся за объективную информацию.
Поддержите? Кнопки под статьей.