Закулисье реформ полиции

Примечание редакции. Из уважения к автору, просившему поделиться этим материалом, и учитывая социальную значимость текста, ставим его в таком виде, в котором он был опубликован на её странице в Facebook. Готовы последовательно дать стороне Национальной полиции площадку для ответа такого же объёма.

Я, полицейский 2-го взвода 1-й роты 3-го батальона патрульной полиции Одесской области, хочу сделать публичное заявление.

Объяснить то, что происходит сейчас без предистории, к сожалению, не получится, поэтому будет очень много текста.

Полтора года назад мы изымали детей из страшного вонючего притона, с кучей зависимых, с лужей крови пьяного суицидника, по которой голыми ногами бегали совсем маленькие, голодные и голые ребятишки. Писала об этом здесь.

И только сейчас я решилась написать, что тогда происходило на самом деле. Понимаю, что зря терпела, что слишком поздно, что о таком нужно было трубить сразу и рубить на корню, привлекая внимание общественности, незаконные действия людей, которые (ещё вчера будучи никем, станут всем, едва получив маленькую крохотную власть) возомнили себя богами. Богами, живущими на налоги граждан, которых они очень быстро научились презирать и ненавидеть. Особенно заявителей.

Но тогда мне всё ещё не хотелось «выносить сор из избы», да и не знала, что всё зайдёт настолько далеко и «боги» окончательно потеряют совесть, честь и человеческий облик.

Прибыв на вызов, мы выявили троих голодных детей, которых мать бросила без еды, воды на наркозависимую подругу, кормившую их прокисшими макаронами. Я вызвала на место службу, ювенальную превенцию, медиков (именно с ними происходит изъятие детей при угрозе жизни и здоровью) и волонтёров (Катю Ножевникову), чтобы накормить и одеть детей. Естественно, на всё это требовалось какое-то время.

В то время моя новая реформированная патрульная полиция только начинала процесс превращения из новых в старых добрых колядныков на дороге, но это уже тогда очень сильно сказывалось на качестве работы.

Планы были уже тогда, вызовы 102, где семейки, кражи, грабежи, драки, бытовые конфликты, насилие и т.д. либо не обрабатывались, либо обрабатывались кое-как, поскольку командиры заявляли: «У нас главное — постановления и протоколы».

Комбаты устроили себе соревнование, кто больше сделает постановлений, так как им нужна карьера и показатели. А на вызовах 102 их, конечно же, не сделаешь. Да и «визиток» на семейках, пьяных драках не дают (что такое «визитки» — здесь).

Да, закон гласит, что жизнь и здоровье граждан должны быть в приоритете, но когда я об этом говорила нашим руководителям, они разве что пальцем у виска не крутили.

Изъятие детей — процесс длительный, нужно дождаться приезда службы (у которой транспорта нет) и ювенала (у которых так же транспорта нет). Далее составлять по три акта на каждого ребёнка, поскольку у ювенала нет транспорта (это полиция, которая занимается только детьми и которая менее всего обеспечена, а потом мы плачем за погибшими детьми, ага).

Я принимаю решение доставить детей нашим патрульным автомобилем.

Пока я ждала службу и ювеналов, пытаясь выяснить, чьи дети, где мать и т.д., мне начали звонить командиры с требованием побыстрее закончить задание, так как куча вызовов и некому работать.

Вызовов действительно было много, но, во-первых, принимаю решение закончить вызов или нет на месте я, поскольку именно я вижу происходящее и несу за него ответственность, что и ответила командирам.

А ещё сказала, чтобы они посмотрели, нет ли у них свободных экипажей, которые в это время, пока на районе куча вызовов, стоят под знаком и к̶о̶с̶я̶т̶ ̶к̶а̶п̶у̶с̶т̶у̶ уже несколько часов, не отработав ни единого вызова.

Иерархия в полиции выстроена примерно так: «Я — начальник, ты — дурак».

Абсолютное большинство командиров страдают самодурством и очень сильно оскорбляются, когда им начинают перечить. Мне звонили много раз, мешали работать, в итоге доложили комбату. Новому комбату, которого только поставили после смены руководства.

Комбату объяснила ситуацию. Он головой покивал, сделал вид, что понял, а на следующий день я увидела себя в расстановке — на базе (на калитке у входа — открывать и закрывать шлагбаум, куда ранее ставили либо «залётчиков», либо тех, кто слабо работал, не очень знал и не хотел учить законы, имел проблемы с общением с гражданами, не умел водить автомобиль и т.д.).

Ни среди тех, ни среди других я никогда до этого не была, а имела хорошую репутацию, справлялась с работой, имела благодарность от министра МВД, хорошие навыки вождения и водительский стаж (за 4 года ни единой царапины на служебной машине). Работу любила, ни единой жалобы на неприбытие или ненадлежащее реагирование, и прекрасную характеристику, да и с «показателями» было всё довольно неплохо, по мнению руководства.

У меня забрали автомобиль, отдали тем, кто умеет молча «делать планы», а не перечит мудрым руководителям.

За изъятых детей показателя у меня никакого не будет, галочку не поставят, я плохой сотрудник, без показателей.

– Ты делаешь работу райотделов, — ворчали командиры. — Тебе нужно было оставить на ювенала и уехать.

Все мои рассказы, что нельзя оставлять сотрудника с 3 детьми и кучей не совсем адекватных людей, что у ювенала нет машины, что это небезопасно — один сотрудник в притоне, что детей нужно было во что-то одеть и накормить, ничего не дали.

Меня наказали. Самое бесполезное место — на калитке. Стой, открывай и закрывай шлагбаум.

Больше всего на свете я ненавижу бесполезную работу и впустую потраченное время.

Я была очень зла. Хотелось плюнуть на всё и уволиться. Работать нормально всё равно не дают.

В тот день я поняла, что наша служба деградирует и становится абсолютно бессмысленной — когда планы и постановления важнее жизни и здоровья детей.

Помните случай, где российские врачи, чтобы не портить статистику, убили недоношенного новорождённого? Вот примерно такие ассоциации.

Масса убийств на бытовой почве, в результате домашнего насилия, масса детей, погибших от голода или рук неадекватов, а полиция стоит под знаками и делает показатели.

Далее меня ставили на какие-то дурацкие задания, в пеший, например — охранять полицейскую станцию (а то вдруг украдут).

Коллеги скинули фото аптечки с одной из таких станций. В аптечке было мыльные пузыри и крестики. И больше ничего.

В обязанности полиции входят в том числе и оказание медпомощи, которую я, кстати, умею оказывать, проходила обучение на частных курсах неоднократно а также обучена и в полиции.

Фото аптечки я выложила в сеть, предварительно договорившись с коллегами, что в случае чего фото сделала я.

В нашем управлении начался переполох. А потом и в департаменте. Звонки, истерики...

На посте появилась тут же новая аптечка.

Начальник отдела мониторинга тут же появился у меня в комментариях с фоткой аптечки и доказывал, что она там была, но был разоблачён (аптечка была запечатанной и нетронутой), на него налетело пол Facebook-сообщества — и он вынужден был ретироваться.

Тогдашний начальник ГУНП, говорят, думал, что я засланный шпион, который хочет его дискредитировать.

Ребята, из-за аптечки — внимание!!! — допрашивали.

Валить на меня у них не получилось, признались.

Позвонил комбат. Кричал. Орал. Требовал, чтобы я немедленно удалила пост.

Я ответила, что ничего удалять не буду. Это не служебная информация, а он не мой редактор. И не его дело, что я пишу у себя на Facebook.

Что люди должны знать, как на самом деле полицейские могут им оказать помощь. Что мне как человеку, который знает как и неоднократно оказывающего медицинскую / домедицинскую помощь, это очень важно и обидно, что у нас нет нормальных аптечек.

Потом меня позвали к начальнику. Долго говорили. Руководство милостиво согласилось оставить меня в покое с показателями и дать мне спокойно работать со своими детьми, семейками и т.д.

И всем стало хорошо. Мы даже неплохо сотрудничали поначалу.

Руководству хорошо — так как я перестала писать о его грехах и проблемах реформы.

Патрульным — поскольку они с удовольствием избавлялись от семеек и вызовов касательно детей (вызовов на домашнее насилие), перебрасывая мне их — это хлопотная работа, которая не ценится, и мало кто хочет возиться.

Детям, людям — которым удавалось помочь.

И мне — так как я занималась тем, что мне приносит удовольствие, а не «косила» под знаками и была неприкасаемая. Ценой молчания.

Но работать всё равно было сложнее. Дело в том, что экипажей, которые не работали и совершенно не ездили на вызовы, становилось всё больше.

Соответственно, тех, кто ездил — всё меньше. И с них тоже требовали показатели. Не снимали людей со смены больше 14 часов, пока не те не поймают пьяного за рулём.

Если ранее на район было 10 автомобилей и их иногда не хватало, особенно летом, то сейчас всего 1 или 2 на вызовы ездят, естественно, вызовы накапливаются, как снежный ком. Я то и дело видела жалобы на неприбытие, но на них, похоже, никто не реагировал.

Люди всё больше и больше жаловались на полицию. Доходило до маразма и абсурда — я приезжала на вызовы, «висевшие» по 3–4 часа, выслушивала много гадостей, проклятий в сторону полиции.

Спустя какое-то время, не дав даже доработать и довести до суда наработанные материалы, меня снова отправили в пеший и охранять корабли НАТО в одесском порту.

Впрочем, как и всех, кто не выполнял планы или не собирал «визитки».

Известных визиточников никогда никто не трогал. Они вечно попадались кому-то, то и дело ходили на допросы, но всё как с гуся вода. У них всегда были автомобили, причём новые, аутлендеры.

Неугодным же шили служебки, создавали невыносимые условия для работы. Например, меня в пешем патруле держали больше 14 часов на морвокзале, на сквозняке. Я брала с собой в пеший патруль личный автомобиль, чтобы было где погреться ночью. Но нас проверяли чуть ли не каждый час, когда мы прятались и отдыхали, снимали на видео. Открывали служебки по любому поводу и без повода.

Потом я промёрзла и около месяца лечила пиелонефрит (воспаление почек). Для защиты своих прав вступила в независимый профсоюз (полицейские знают, это профсоюз Сергея Джихура).

Понятно, что я вряд ли буду здесь работать после всего написанного.

Но это ещё не всё.

После того, как моё терпение лопнуло и я начала писать публично о том, что происходит внутри, мне пытались устроить провокации какие-то активисты.

Удивительным образом эти активисты оказались очень дружны с сотрудниками полиции, работавшими на весовом контроле, где недавно происходили очень интересные события, а управление патрульной полиции воюет с Укртрансбезпекой, обвиняя друг друга в коррупции.

На сотрудников Укртрансбезпеки даже совершали вооружённое нападение в то время, как на полицейском посту погас свет.

Активисты, которые меня преследовали, по чудесному стечению обстоятельств, так же воюют с Укртрансбезпекой.

После этого я начала ещё больше писать на Facebook о том, что происходит у нас в управлении, и однажды вышла в прямой эфир на телеканале «1+1», рассказав, что происходит внутри.

Сразу после эфира со стороны руководства были попытки со мной поговорить, я отказалась.

На следующий день после этого по ночам начали звонить с угрозами мне, моему имуществу и моему ребёнку. Угрозы записала — на видео ниже.

Я написала заявление в УВБ, но прекрасно понимаю перспективу расследования таких дел.

Исходя из всего вышеизложенного, понимая всю абсурдность ситуации, как бы это нелепо не звучало — «сотрудник полиции просит помощи у общественности», всё-таки прошу поддержать информационно и дать максимальную огласку происходящему.

Другого способа защищаться, кроме как огласки, у меня, к сожалению, нет.

P.S. от редакции. К моменту сдачи материала реакция от руководства полиции последовала вот в таком виде. Надеемся, будет и более полный ответ.