Не закончившийся август

Как-то незаметно, безо всякого шума и пафоса накатил четвертьвековой юбилей ГКЧП. Юбилей августовского путча. Того самого, после которого распад СССР стал практически неизбежным. Наверное, случись эта круглая дата в каких-то иных условиях, её бы обсуждали куда более вдумчиво и куда более основательно, ибо, как ни крути, а веха была очень важная. Но сейчас и на вдумчивость, и на основательность особо надеяться не приходится – времена не те. И дело не в войне между РФ и Украиной (которая ещё совсем недавно показалась бы абсолютным абсурдом). Причина глубже и злокачественней.

Ведь мемуары пишут лишь о том, что уже осталось в прошлом. А август 91-го – это не прошлое. Это настоящее. По крайней мере, для РФ. Да и для Украины. Да и много ещё для кого на пространстве бывшего (?) СССР.

Что было в головах тех людей, кто объявил о создании ГКЧП, сейчас сказать едва ли не труднее, чем двадцать пять лет назад. Судя по всему, винегрет там был порядочный. И, наверное, менее всего носители этого внутричерепного винегрета думали, что являются творцами новой реальности и новой идеи, которой суждено стать стержнем переродившейся советской системы и которую некоторые, включая сюда и автора статьи, называют необольшевизмом. А меж тем получилось именно так.

Сейчас особенно среди людей девяностых годов рождения (хотя и не только среди них) весьма распространена точка зрения: мол, гэкачеписты хотели вернуть страну – тогда ещё единую – во времена брежневского застоя. Хотели реставрировать классический Совок. Однако это неверно, по крайней мере, не до конца верно. Историческое банкротство советской системы головке ГКЧП было вполне очевидно. И их официальное обещание развивать «многоукладную экономику», а равно и некоторое шарканье ножкой по адресу «курса реформ», едва ли было лишь уловкой или демагогией. Вопрос не стоял о том, должны ли быть перемены. Речь шла о том, какими они будут.

ГКЧП было воплощением того пути, который ещё в 90-х годах в РФ получил название китайского. Коммунистическая идеология, с неизменной борьбой за построение социализма во всём мире, по факту отходила на второй план. Но номинально вся идейно-политическая шелуха осталась бы на своих местах. Частному бизнесу дали бы зелёный свет, но только в строго отведённых рамках и при сохранении за государством «командных высот». И, конечно же, главным было сохранение территориальной целостности СССР. Державы. Именно советское державничество, а не вечная борьба за коммунизм, становилось основой государственной политики. А советская идентичность превращалась в самоценность, уже не привязанную жёстко к марксической догматике.

Кажется, мы где-то это уже видели? Да, мы это много где видели. Гэкачеписты, сами того не подозревая (впрочем, что вообще подразумевали эти странные люди с трясущимися конечностями?), оказались очень успешными идеологами. Та идея, которая вырисовалась в их судорожным метаниях в августовские дни 1991-го года, не только не умерла, но и обернулась подлинной гидрой, у которой вместо одной отрубленной головы вырастают две новые, а каждый отрубленный кусок становится той спорой, из которой легко вырастает новый монстр. Впервые эта идеология открыто и явно процвела в Беларуси в 90-е. Но во всей своей полноте раскрылась на исторической родине в городе Москве.

Регенерация гидры происходила по одной и той же схеме. Сначала – символическая ресоветизация. Мол, давайте вернём красные знамена и кусочек товарища Ленина, ибо ветераны это очень котируют. Затем начинают звучать требования усилить и наделить тех, кто отвечает за нашу безопасность, ибо демократия демократией, а ходить опасно нам всем очень даже не хочется. Потом – зачистка информационного пространства, и тут уж пакетом: установление госконтроля над экономикой и начало вполне уже открытых политических репрессий.

«Никогда такого не было, и вот опять».

А за этим – за этим идёт финальный этап: борьба за территориальную целостность СССР. Собирание земель советских. До недавнего времени сама возможность этого финального этапа казалась бредом, абсурдом. Да она и является таковым. Но, однако, мы все уже два года наблюдаем, как этот абсурд реализуется ценой крови.

Как такое стало возможным? А почему, собственно, этому всему не быть возможным?

Революцию тяжело начать. Но ещё сложнее – её успешно завершить. Август 1991-го мог, по крайней мере, теоретически стать началом российской антикоммунистической революции. И, может быть, даже и стал. Но и только. Танки уехали, Дзержинский на Лубянке клюнул асфальт, над Москвой взвились триколоры… Враг, казалось, был разбит. Но тут произошло самое интересное. Разбитого врага никто не стал преследовать. Да, Дзержинского скинули, но Лубянка осталась не взятой. Красные флаги спустили, но коммунистические партноменклатура и партаппарат остались, за редчайшим исключением, на своих местах. А вскоре первые секретари обкомов, как оборотни, перекувыркнулись и обернулись «демократическими» губернаторами. Обкомы таким же макаром стали областными администрациями, а чекисты и вовсе не кувыркались, открыто декларируя верность традициям ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ.

Всем этим людям и «аппаратам» мировоззрение ГКЧП было безмерно ближе, чем мировоззрение всех тех, кто ему противостоял. Почему же они не порвали, как тузик грелку, «демократуру» в московском Белом доме? Как ни странно, они сразу же и честно ответили: не было приказа. Это следует понимать буквально. И у КГБ, и у Минобороны в 1991-м было более чем достаточно сил и средств для того, чтобы покрошить в труху Верховный Совет со всеми защитниками, а равно и всех, кто стал бы на их сторону. Собственно, для этого всё было готово. Войска ждали приказа – и в Москве, и везде. Даже в моей родной Чите (где там были расставлены пулемёты, я знаю не из СМИ). И в латвийской Лиепае, где я сейчас живу. И много где ещё. Оставалось дать команду – и по всему СССР пролилась бы кровь – жертвенная кровь, необходимая для оживления великого советского кадавра.

Но команду не дали. И люди радовались и поздравляли друг друга. «Революция свершилась». Почти безкровно (лишь трое погибших). Большинство не заметило подвоха – возможно, потому, что замечать его не хотело. Потому, что боялось. Потому, что устало.

Но старую истину никто не отменял: власть не отдают без борьбы. А уж такую власть, о которой шла речь, так и подавно. И если борьбы нет, это может означать только одно – вам ничего и не отдали. И как знать, что советскому кадавру в исторической перспективе было надежнее: двинуть танки в толпу, чтобы устроить московский Тяньаньмэнь или втолкнуть в тело только-только нарождающегося демократического государства старую «элиту» и старый госаппарат. Пожалуй, что последнее было и мудрее, и изящнее, и эффективнее. Что и было сделано.

И тут уж поехало, как по рельсам. В РФ – 1993-й год, силовики, впрягающиеся за Ельцина, суперпрезидентская Конституция, наследный нацлидер Путин… А там уже и неприкрытый, всем очевидный необольшевизм. Украина, по сути, прошла тот же самый путь. Ведь чем был Янукович, как не дешёвой копией Путина? И чем были оба Майдана, как не попыткой, наконец, довести до конца ту революцию, которая началась в августе 91-го?

Тогда, именно тогда, в 91-м должны были пасть на землю идолы Ленина и его подельников. Тогда должны были приниматься – и безпощадно проводиться в жизнь – законы о люстрации. Тогда нужно было взрывать остатки плановой экономики и, сжавши до хруста зубы, с воем и слезами, но строить нормальную рыночную систему. Тогда нужно было сажать коммунистических преступников.

Но этого не было ни в Москве, ни в Киеве, ни в Минске. Разве что вой со слезами был, а всего остального не случилось.

Те, кто должен был довершить начатое в августе 91-го в Москве и в Киеве, этого не сделали. И кто как, но автор этих строк не желает посылать по сему поводу упрёки предыдущему поколению. Ибо у этого поколения было много причин поступить именно так. И слишком много оправдывающих их факторов.

Но главного это не отменяет: та историческая работа, которая не была сделана одним поколением, неизбежно должна быть выполнена следующим. Там, где отцам нужно было действовать жёстко, детям придётся действовать жестоко. Если не справятся и дети, то внукам придётся отвоёвывать уже каждый сантиметр – каждый сантиметр той верёвки, которую затянут на их шеях.

Что, собственно говоря, мы и наблюдаем на Донбассе. Те, кому сейчас двадцать пять – тридцать лет, с оружием в руках вынуждены доделывать то, что не доделали те, кому двадцать пять – тридцать было в августе 91-го.

А здесь, в латвийской Лиепае, всё совсем по-другому. Там, где была база советского флота, успешно развивается морской порт. Свободная экономическая зона, кстати. Почему? Потому что в Латвии август 91-го уже закончился. Пусть криво, пусть косо, но закончился. И началась другая жизнь. Может быть, сложная, для кого-то и бедная, а всё-таки человеческая.

А для России, как и для Украины, август 91-го ещё продолжается. Это, собственно, и есть главный урок августа 91-го, который и надо извлечь, как извлекают отравленную пулю. Извлечь, пока ещё не совсем поздно...

Димитрий Саввин