Фетишизация сыра

Рассудительный Луганчанин

Уничтожение санкционных (правильно, конечно, было бы писать контрсанкционных) продуктов стало своеобразным шоком для российского общества. Сожжённая свинина потеснила в умах россиян одесситов, спаленных заживо «шоколадной хунтой», а раздавленный бульдозерами сыр занял место автомобилей и домов, раздавленных танками укро-карателей. Минсельхоз России в лице Александра Ткачёва тут же поспешил заявить, что санкционная продукция, как правило, сомнительного качества, а потому может представлять угрозу для здоровья россиян. Правда, отвечая на вопрос, почему нельзя раздать еду бедным, Ткачёв почему-то уже забыл об угрозе здоровью и начал рассуждать о коррупции и превышении полномочий. Не забыл, впрочем, Дмитрий Песков: «Первая цель, которая преследуется, – это пресечь контрабанду, это обеспечить выполнение ограничительных мер Российской Федерации в отношении ряда стран. Вторая – это защита экономических интересов страны, потому что контрабанда есть контрабанда, это наносит ущерб экономическим интересам. И третья, а точнее, даже, наверное, самая главная – это забота о здоровье граждан».

Принялся оправдывать уничтожение продуктов коррупцией Антон Хреков: «Праотцы российских антисанкций прекрасно понимают: как только всё это (от яблок до пармезана) физически попало в РФ, оно может быть кем-то кому-то продано. Или украдено, а потом продано. А если подарено, то потом всё равно украдено и опять-таки продано. Тут кричат: отдайте бедным! Дайте детдомам! Что-то отдать, конечно, можно и нужно. Но в целом картина не изменится: пока это продаваемо, оно будет продаваться, а не дариться». В общем, только уничтоженное не купят, не продадут и не украдут. А старый добрый российский олигарх для российского детдома пусть лучше купит отечественный родимый товар, нежели связываться «с этой мутной историей». И посему, делает вывод Хреков, «ничего не остаётся, как жечь и давить, если мы не хотим, чтобы кто-то на этом тупо заработал на «Лексус» любовнице и себе на дом на Лазурке».

Схожую позицию представил у себя в ЖЖ давний рупор кремлёвской пропаганды Сергей Лукьяненко: «Единственный путь борьбы с контрабандой – её показательное уничтожение. Нет, к сожалению, «сертифицировать и отправить в детские дома и больницы» не выйдет. Потому, что сиротам не хватает родителей, а не пармезана; больным нужны кашки и бульоны, а не хамон иберико. Но главным образом, потому что на пути к сиротам и болящим пармезан чудесным образом превратится в костромской сыр, а пармезан появится на Дорогомиловском рынке».

Олег Лурье припоминает, что в прошлые годы российской властью было уничтожено две тонны красной икры, сорок тонн королевского краба и одиннадцать тонн деликатесного сыра, но никто этому не возмущался, поскольку уничтожение контрабанды – это внутреннее дело каждой страны. Следовательно, что? Следовательно, те, кто сейчас требуют отдавать контрабанду неимущим, либо идиоты, либо отрабатывают «заказуху». «А вы своих детей накормили бы именно этими продуктами, доставленными из Европы (и из Европы ли?) по тайным контрабандистским тропам?» – вопрошает нас журналист.

«Не оголодает Россия без контрабанды, – успокаивает поэт и переводчик Игорь Караулов. – В продовольственном импорте мы нуждаемся, но есть на свете множество стран, в которых импортёры могут закупать еду легально, без подкупа чиновников, без переклейки этикеток и без циничных ухмылок в сторону государства».

Таким образом, забота о здоровье и борьба с коррупцией – вот то, что предлагают россиянам принять в качестве рационального объяснения ликвидации еды. Вернее, даже не объяснения, а самооправдания. Россиянам, на самом деле, не привыкать последнее время к рациональному самооправданию. У сепаратистов российское оружие? Нет, они его купили или захватили у ВСУ! В Луганской и Донецкой области российские войска? Нет, это просто отпускники или уволившиеся! А свинину жгут и сыр давят, но не раздают бедным и детдомам, потому что заботятся о здоровье и борются с коррупцией! И вообще, оплот сил ада и прочей демократии на земле (то бишь США) вон тоже еду уничтожал и не стеснялся: «Во время Великой депрессии в штатах свиней засыпали известью, картошку топили в реке, и не подпускали тех, кто хотел её выловить, а апельсины поливали керосином», – сообщает нам обозреватель Алексей Осин. На эту аналогию уже ответила Юлия Латынина.

Разумеется, пытаются раскрыть и истинную подоплёку происходящего, поскольку, в сущности, «забота о здоровье и борьба с коррупцией» могли происходить не так публично. К чему же такое освещение в российских медиа и такая концентрация внимания российской общественности к уничтожению контрабанды, словно это и не в РФ происходит, а в Украине?

Артём Бородничий видит в уничтожении реализацию схемы по «крышеванию» грузопотоков со стороны «серьёзных людей». Введённые год назад контрсанкции, полагает автор, не привели к ожидаемому спросу на «крышевание» ввоза продуктов, поскольку российский бизнес наловчился легально обходить преграды на своём пути. Поэтому «августовский гром» был вполне ожидаем: оставлять без присмотра миллиардные потоки никто не собирался, требовался лишь подходящий «инструмент». Бородничий подчёркивает три фактора, которые, по его мнению, повлияли на такую радикальную форму «инструмента»: «Грядущие выборы (и необходимость активных «чёрных» финансовых вливаний), пауза в реализации инфраструктурных проектов (и возможности пышных распилов), наконец, определённый кризис в традиционных сферах, контролируемых контролёрами (нефть, экспорт сырья, работа крупных промышленных предприятий)». При всей логичности и рациональности объяснения вопрос о причинах публичной и масс-медиальной демонстрации ликвидации еды остаётся.

Максим Вихров сравнивает уничтожение санкционных продуктов в России с топтанием конфет Roshen и украинских флагов в Донецке, видя сепаратистскую идеологему в происходящем: «Это тот же сепаратизм, только в профиль. Это то же безумное желание порвать с ненавистным внешним миром и жить по-своему». Иначе говоря, отказ от западных товаров – это некий символ отказа от западных стандартов общественной и государственной жизни: «Демократия, свободные выборы, верховенство права – всё это тоже попадает под каток вместе с санкционным сыром». Действительно, идеологический компонент российской пропаганды как важный элемент контрсанкционной политики стоит брать во внимание и в данном случае, поскольку уничтожение выставляется напоказ, оно демонстративно и, следовательно, не воспринимается теми, кто в системе росСМИ создаёт картину мира, как противоречащий компонент этой картины.

Алексей Овчинников, например, видит в публичности уничтожения политическое решение, которое рассчитано не только на внутреннего потребителя, но и на международное сообщество. Публичность – это демарш против политики Запада, парадигму противостояния с которым поддерживает российская власть. Овчинников заодно раскрывает, как должна видеться эта публичность внутренним потребителем: «Участники пикетов [против уничтожения санкционных продуктов] считают, что такие действия являются прямым пренебрежением истории, в частности — истории Ленинграда в блокаде. И как раз этот вот сюжет выглядит нелогичным. Все помнят о резонансном опросе «Дождя» о том, нужно ли было во время войны сдать Ленинград фашистам, чтобы избежать многомиллионных жертв. И большинство граждан, в том числе и жителей Петербурга, тогда восприняли этот опрос негативно, а само существование такого рода вопросов – как оскорбление памяти павших в войне». Поэтому, указывает автор, в парадигме противостояния с Западом уничтожение продуктов – это не пренебрежение историей, а логичное ей следование.

Собственно, можно предположить, что уничтожение санкционных продуктов в контексте рационального, идеологического и политического конструирования российской картины мира – это именно символизация, обозначение определённого стиля мышления, который предлагается россиянам как нормативный и нормальный в нынешней ситуации, а именно – мифический стиль. И если некоторые всё ещё думают, что своими действиями российская власть подрывает одну из двух моральных опор России – уважение к еде, взращённой трудом (вторая – «это понимание общего врага, того абсолютного зла, против которого мог выступить каждый гражданин независимо от пола, религии и политических взглядов»), то они просто до конца ещё не мыслят мифом, одним из элементов которого является та самая парадигма противостояния с Западом.

Иначе говоря, если ты мифично принимаешь Запад как абсолютное зло, которое борется против России, то ты должен воспринимать как абсолютное зло любой элемент, что связан с Западом (в том числе и западный контрсанкционный товар).

Мир мифа – это в первую очередь мир, полный ужасных разрушительных иррациональных и сверхъестественных сил хаоса, которые постоянно угрожают существованию человека. С хаосом и порождёнными им чудовищами борются боги и герои, и в ходе этой борьбы в мире устанавливается и поддерживается порядок. Поскольку боги и их потомки-герои по своему происхождению также являются порождениями хаоса, их действия могут также быть разрушительными, иррациональными и сверхъестественными.

Эти представления лежат в основе семантики мифического мышления. Как показал Альгирдас-Жюльен Греймас, мифические модели описания действительности продолжают существовать и в современных дискурсивных манифестациях – не только мифологических, но и, например, в экономических. Иными словами, миф может не только лежать в основе мышления, но и в основе описания действительности, тем самым внедряя мифические структуры в сознание, которое начинает использовать такие описания.

Рационализация жизни вследствие развития общества привела к антропоморфизации мифического мышления, к превращению несоразмерных чудовищных сил хаоса природы в гармоничные понятные структуры социального порядка. Античные герои эпоса в итоге превратились в более скучных гениев эпохи Романтизма, последние же – в ещё более скучных профессионалов эпохи Модерна. В конечном счёте космический хаос трансформировался в хаос социальный.

Информационная война против Украины, которую уже давно ведёт Россия, была построена как раз на интенсификации мифических моделей при описании политических, экономических и социальных событий, а эти модели – на последовательной дерационализации и деантропоморфизации Украины и украинцев в мифическом дискурсе информационной войны. Образ Украины соотносится с мифическим хаосом, проукраинские силы – с порождёнными хаосом чудовищами. Но предоставлять нашей стране космический масштаб создатели российской картины мира не стали. Мифология Украины в этой картине – это хтоническая анимистическая мифология, которая предполагает, что Украину контролируют отделённые и отдалённые от неё демонические сущности. Как тут не вспомнить мифический текст Александра Проханова с его чёрной спермой фашизма, которая пролилась на Киев.

Однако стоит понимать, что при этом дерационализировался и деантропоморфизировался образ России, который пропагандировался как в информационном пространстве Украины, так и в информационном пространстве РФ. Этот образ, разумеется, соотносится с мифическим порядком, а пророссийские силы – с мифическими героями, что должны бороться с чудовищами и хаосом. Эта героическая мифология вообще прекрасно выражена в тексте «Русский гений». Здесь и борьба с мировой Тьмой, и спасение мира, и сверхъестественная иррациональность гуманного русского мышления. Заодно представлена и анимистическая мифология Украины: корень творящегося зла – понятное дело, это американская поддержка киевской «хунты».

Судя по всему, изначально российская власть собиралась поддерживать мифо-образ России для внутреннего потребления в первую очередь на основе героической мифологии, однако неудача с проектом «Новороссия», который из мифической модели в итоге превратился в симулякр, и усиливающаяся конфронтация с Западом из-за аннексии Крыма и оккупации отдельных регионов Донецкой и Луганской областей вынудила Кремль более активно использовать анимистическую мифологию по отношению к самой РФ. Поскольку существующий социум мифизирован как космический порядок, персонификатором которого выступает Путин («Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России»), то любой выступающий против сложившегося устройства – посланник хаоса, подлежащий искоренению и уничтожению. В свою очередь, тем, кто может выступить против порядка, может оказаться любой, связанный с хаосом (например, НКО, получающие иностранное финансирование).

Собственно, всё это вполне объяснимо и могло бы функционировать с точки зрения политической и идеологической. Однако использование мифических моделей и способов описания реальности позволяет иррационализировать представления и мышления, а также соединять несоединимое и противоречивое. Казалось бы, должно быть смешно слышать рассуждения об импортозамещении от людей, которые носят иностранные костюмы, ездят на заграничных машинах и забавляются айпадами. Казалось бы, люди, которые выступают за противостояние с Западом, должны забрать своих детей и родственников с Запада. Казалось бы, заявляющие о том, что предлагают альтернативную западной систему мировых отношений, основанную на традиционных ценностях, должны сами же воплощать эти традиционные ценности. Но формула «Что дозволено Путину Юпитеру, не дозволено быку» – это мифическая формула, которая как раз и выражает причину обращения к мифическим моделям российской власти. И не стоит забывать о том, что лишь в мифе обладают значимостью и оправданностью фразы вроде «Древняя Корсунь, Херсонес имеют огромное цивилизационное и сакральное значение так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам и иудаизм. И именно так мы будем к этому относиться отныне и навсегда».

Поэтому в рамках мифической картины мира для россиян уничтожение, скажем, санкционного сыра должно быть не только нормальным, но и должным, ведь это уже уничтожение не сыра, а мифического фетиша, в котором воплощён Запад. В рамках мифа это практически контагиозное магическое действо – уничтожение части вместо целого с целью навредить целому, а именно – противостоящего российскому порядку западного хаоса.

Фетишизация сыра – это не только прямое продолжение мифизации российской картины мира, которой требуются победы над хаосом. Это ещё и формирование определённого строя психики, соответствующего уровню фетишистской мифологии. А это не только стихийный коллективизм, но и редуцирование относящихся к внутреннему миру человека процессов психической области к общим биосоциальным функциям человека. Иначе говоря, упрощение «Я», примитивизация самосознания – то, что мы так ярко могли наблюдать в охваченных сепаратистским безумием областях Украины в прошлом году. Признание фетишизации сыра – это признание лежащей в его основании мифической модели и языка описания на основе этой модели. И, как следствие, фетишизация сознания, что открывает ещё больше возможностей для манипуляции общественным мнением, особенно в условиях продолжающейся конфронтации и изоляции.

Таким образом, именно в контексте мифологики публичная демонстрация уничтожения санкционных продуктов обретает наибольший смысл.

А чему это должно научить нас?

В принципе, тому, что даже героическая мифология – это всё равно ещё мифология. И что с помощью мифов проблемы решаются не реально, а только идеально. И даже если мы начинаем строить нашу картину мира на мифологии героической, то рискуем завершить её мифологией фетишистской.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.