Боснийский лабиринт. Часть четвертая: рождение Дейтонлэнда

Предыдущая статья закончилась на том, что провозглашение независимой Республики Босния и Герцеговина сделало войну неизбежной. Разумеется, читатель вправе спросить: а почему, собственно, так? Ведь в то время на карте мира появилось немало независимых государств, и немалое число из них стало таковыми без войны.

Однако боснийский случай, как уж не раз было сказано, – особый. Неизбежной войну делали следующие причины:

1) Независимая Босния и Герцеговина (БиГ) была мусульманским проектом, который возглавлял пусть и не ультрарадикальный, но последовательный исламист Алия Изетбегович. При этом даже по самым оптимистичным подсчетам мусульман было менее 50% среди населения БиГ.

2) Две другие крупнейшие национальные общины Боснии, хорваты и сербы, к середине 1992 года имели свои национальные государства, граничившие с БиГ с запада и востока. При этом и те, и другие считали Боснию исторически своей территорией. В совокупности, это создавало мощнейшее ирредентистское искушение у обеих сторон, которое к тому же поддерживалось Белградом и Загребом. В марте 1991 г. лидеры Хорватии и Югославии Франьо Туджман и Слободан Милошевич заключили тайное соглашение, согласно которому Босния должна была быть разделена между их государствами.

3) Все три народа имели очень острое чувство этнонациональной идентичности. Показательно, что на первых же свободных выборах первые места взяли три националистические партии – от мусульман-бошняков, хорватов и сербов. Межэтническая и межконфессиональная коммуникация (по крайней мере, в политической сфере) практически отсутствовала.

4) Мощнейшая – и очень мрачная – историческая память. Концлагерь Ясеновац продолжал функционировать до весны 1945 г. То есть в 1992 г. прошло менее сорока лет с момента прекращения усташеского геноцида сербов. Было ещё живо множество людей, как прошедших через концлагеря НГХ, так и просто имевших сомнительное удовольствие пожить под властью Павелича. При этом сербы помнили и о том хорватско-мусульманском союзе, который существовал в годы усташеского режима. Распад Югославии, провозглашение независимой Хорватии, над которой теперь развивался флаг с «шаховницей» – почти такой же, какой некогда был у НГХ – всё это вызывало очень определённые и очень тревожные ассоциации. Многие сербы всерьёз опасались повторения геноцида; как показала практика, эти опасения были не совсем уж безпочвенны.

Впрочем, надо сказать, что преступления партизан-коммунистов, совершённые во время войны, также остались безнаказанными. И у боснийских мусульман и хорватов на сей счёт тоже имелись достаточно весомые претензии.

5) Этническая и конфессиональная чересполосица. В Боснии и Герцеговине почти невозможно было выделить районы, в которых однозначно преобладали бы сербы, хорваты или бошняки-мусульмане. Ещё со времён османского правления сложилось так, что во многих городах мусульмане составляли значительную часть населения (иногда – большую). Но при этом сёла вокруг этих городов было преимущественно православными (сербскими). Поскольку лучшие земли турки отдавали мусульманам, то нередко бывало и так, что в долине располагалось мусульманское село, а чуть выше, в горах – сербское. Все три национальные общины не проживали компактно на определенных территориях, они были более-менее равномерно распылены по всей Боснии. Так сложилось исторически. В этой ситуации провести сколько-нибудь справедливые границы между боснийскими сербами, хорватами и мусульманами было практически невозможно. И хотя никто не хотел в этом признаваться, но единственным способом, который позволял такие границы установить, были этнические чистки.

6) Специфическая военная система социалистической Югославии. В 1969 г. (под впечатлением от вояжа войск Варшавского договора (ОВД) в Прагу) Тито утвердил новую военную доктрину. Главными вероятными противниками считались НАТО и ОВД. Поскольку было ясно, что в лобовом столкновении Югославская народная армия (ЮНА) ни первому, ни второму блоку противостоять не сможет, то основная ставка была сделана на подготовку к партизанской войне. Помимо ЮНА (бывшей федеральной структурой), создавались части Территориальной обороны (ТО) – ополчения, которые, в случае внешней агрессии, должны были развернуть партизанскую войну. При этом, в отличие от ЮНА, ТО подчинялись руководству республик.

При Тито в Армии сознательно культивировались партизанские традиции, и все её бойцы, включая и солдат-срочников, готовились, главным образом, именно к партизанской войне. А Босния, в виду своего географического положения и особенностей рельефа, рассматривалась как идеальная база для возможной герильи. (Каковой она и была в 1941-45 гг.) Поэтому здесь было расположено немало складов с вооружением, которыми в случае большой войны должны были воспользоваться новые югославские партизаны.

Благодаря этой системе в 1992 г. БиГ имела собственные, не подчиняющиеся Белграду, вооруженные формирования (Территориальную оборону), определенные запасы оружия – и взрослое мужское население, за время срочной службы прошедшее подготовку к партизанской войне.

7) К 1992 г. среди стран НАТО уже сложился консенсус относительно Югославии, которую решено было разобрать. Если Словения и Хорватия действовали во многом на свой страх и риск, то Алия Изетбегович в БиГ был уже твердо уверен, что его стремление к независимости будет поддержано и в Брюсселе, и в Вашингтоне.

8) Активную поддержку боснийским мусульманам были готовы оказать (и оказали) многие мусульманские страны – как суннитские, так и шиитский Иран – вдохновленные идеей возобновления джихада в Европе.

Совокупность всех этих факторов и сделала войну неизбежной.

О хороших и плохих парнях

 Излагать ход военных действий в Боснии и Герцеговине в данной статье будет не совсем уместно, да и ни к чему (в Инете есть сравнительно много книг, где эта тема освещается сравнительно подробно). Но есть один вопрос, которого невозможно не коснуться: кого считать в данном случае «хорошими», а кого – «плохими парнями»?

Не секрет, что симпатии США и Западной Европы всецело были на стороне хорватов и мусульман, в то время как РФ поддерживала (хотя и не слишком активно) сербов. Соответственно, значительная часть российских либералов (и «либералов»), склонная во всём и во вся ориентироваться на Соединенные Штаты, также демонстративно заявила о своих симпатиях к хорватам и мусульманам.

При этом для православных людей – что русских, что украинцев – немаловажным остаётся тот факт, что в Боснии православными были всё-таки сербы.

Сербская пропагандистская песня времён войны от Родолюба Вуловича

 Но если отбросить все симпатии и антипатии, можно ли выделить в той войне какую-то сторону, которую можно считать good guys?

Полагаю, что ответ здесь может быть один, отрицательный. В партизанской войне, замешанной на межнациональных и межконфессиональных противоречиях, «хорошим» остаться невозможно. Приблизительно совсем. Все стороны, участвовавшие в боснийской войне, ответственны за совершение военных преступлений. В том числе, и сербы, но далеко не только сербы. При этом большинство таких преступлений имеет изнанку, о которой не принято говорить. Например, сегодня весь мир знает так называемый геноцид в Сребренице – массовое убийство тамошних мусульман сербами, в 1995 г. захватившими этот мусульманский анклав.

Но при этом, как правило, забывают рассказать, что на протяжении двух с половиной лет до того Сребреница была базой для мусульманских подразделений Территориальной обороны под командой Насера Орича, которые всё это время совершали набеги на окружавшие Сребреницу сербские села. В результате зверской резни местного православного населения было уничтожено от 50 до 136 сербских сёл. Только поименно известны 3 тыс. 262 жертв мусульманских отрядов Насера Орича, общее же их число наверняка существенно превышает эту цифру.

С учетом этих фактов, неудивительно, что сербы, добравшись, наконец, до Сребреницы, не всегда вели там себя по-джентльменски. Да, одно военное преступление не оправдывает другое военное преступление. Но объясняет. И чёрно-белая картинка, делящая все стороны на хороших и плохих, после этого неизбежно наполняется множеством новых красок.

Поэтому уместно будет поставить вопрос иначе. Основную вину несёт не та сторона, которая замешана в военных преступлениях (ибо в условиях партизанской войны в них будут замешаны все стороны). Основная вина лежит на тех, кто сделал войну неизбежной.

А тут уже всё очевидно. Если бы не мусульманские радикалы во главе с Изетбеговичем, провозгласившие независимость и решившие построить унитарное исламское государство – в стране, где мусульмане составляли меньше половины населения! – то войны можно было бы избежать. Дальше, думаю, понятно.

Бошняцко-мусульманская военная агитация

Что же касается позиции НАТО, то она, как это часто бывает с НАТО, была продиктована не морально-психологическими, а сугубо прагматическими соображениями. После разделения Югославии и США, и западноевропейским странам надо было найти опору в образовывавшихся на её месте государствах. Германия с самого начала сделала ставку на хорватов. Могли ли, например, США опереться на сербов, вступив в конфликт с ФРГ? К тому же сербы ассоциировались с Югославией, которую, в той или иной форме, они пытались сохранить. А это не совпадало с общим для всего НАТО планом, который к 1992 г. предполагал закрытие югославского проекта. С другой стороны, у США были неплохие наработки в исламском мире, и наладить коммуникацию с балканскими мусульманами для них было несложно. Новые исламские государства на Балканах неизбежно должны были быть слабыми, и потому нуждаться в сильном защитнике и покровителе. Каковым могли стать и стали США, получившие взамен мощный рычаг для контроля политической ситуации в регионе.

Кроме того, для Северо-Атлантического альянса было принципиально важно, чтобы Босния и Герцеговина, став независимой, сохранила прежние границы. Ведь в противном случае речь бы шла уже об откровенном пересмотре послевоенных границ в Европе, а это для европейской и американской дипломатии было табу. А единственной силой в Боснии, по-настоящему заинтересованной в её единстве, были мусульмане.

Соответственно, если хорваты и мусульмане получили статус своих (пусть даже своих сукиных сынов, но всё же, своих), то сербы оказались чужими. А стало быть, именно им и предстояло играть роль плохих.

Дейтонский компромисс

Попытки остановить войну в Боснии начались ещё до её начала. Поскольку невозможность существования БиГ в виде единого унитарного государства была очевидна практически всем участникам процесса. В марте 1992 г. был предложен первый план урегулирования боснийского кризиса – план Кутильеро. БиГ должна была стать конфедерацией, разделенной на национальные районы: мусульманский, хорватский и сербский. (Как впоследствии отмечал Кутильеро, предложенные им границы были почти идентичны границам, установленным в 1995 г. в Дейтоне.)

План поддержали лидеры всех трёх национальных общин. Но вскоре вождь мусульман-бошняков Алия Изетбегович отозвал свою подпись. Урегулирование провалилось, и война началась.

В январе 1993 г. был предложен второй вариант – план Вэнса-Оуэна. Он предполагал раздел БиГ по швейцарскому образцу, на десять кантонов. Это уже не устроило сербов, которые к весне 1993 г. поставили под свой контроль до 70% территории Боснии и Герцеговины, и 43% территории, которые им сулили Оуэн и Вэнса, их не устраивали. (К тому же, по мнению сербов, им норовили подсунуть бедные земли, которые к тому же были бы отрезаны друг от друга хорватскими и мусульманскими кантонами.)

В июле был предложен третий план – Оуэна-Столтенберга. Он предполагал, что в составе БиГ будет три республики – бошняцкая-мусульманская, хорватская и сербская. (В это время боснийские хорваты активно продвигали свой собственный проект, который в августе того же года станет известен как Хорватская республика Герцег-Босна – своего рода аналог Республики Сербской.) Столковаться не смогли и в этот раз, и опять в этом сыграл немалую роль Алия Изетбегович, прервавший переговоры.

Вариантом, на котором сошлись политики Западной Европы и США, было создание в Боснии конфедерации швейцарского образца, где каждый кантон будет пользоваться большой внутренней автономией (то есть концептуально это план Вэнса-Оуэна). В марте 1994 г. удалось навязать эту схему мусульманам и хорватам, до того времени успевшим основательно друг с другом повоевать. Так появилась Федерация Боснии и Герцеговины, состоящая из ряда кантонов, пользующихся широкой автономией; сербы к ней присоединиться отказались.

Потребовалась военная операция НАТО и даже подключение Югославии к санкциям против Республики Сербской, чтобы переговоры сдвинулись с мертвой точки, и даже увенчались успехом – соглашением на американской военной базе в Дейтоне 21 ноября 1995 г.

Дейтонское соглашение стало своеобразным гибридом планов Кутильеро, Вэнса-Оуэна и Вэнса-Столтенберга. С одной стороны, идея федерации a-la Швейцария таки была реализована – мусульмане и хорваты, получившие 51% территории БиГ, были объединены в Федерацию Боснии и Герцеговины, которая стала одним из двух субъектов, или энтитетов, единого государства, которое также называется Босния и Герцеговина. Вторым энтитетом, получившим 49% земель, стала унитарная Республика Сербская. Кроме Федерации и Республики Сербской, в составе Боснии и Герцеговины есть также третья административная единица – автономный округ Брчко, находящийся под международным управлением.

Вся государственная система БиГ, если называть вещи своими именами, выстроена по принципу жесткого этнического (этноконфессионального) национализма. В боснийском Парламенте, помимо Палаты представителей, есть Палата народов, в которой в равном количестве присутствуют представители мусульман-бошняков, сербов и хорватов. При этом также существует «вето народа» – ни одно законодательное решение не может быть принято, если против него высказывается большинство депутатов от той или другой нации. Исполнительную власть возглавляет Президиум из трех человек – обязательно мусульманина, серба и хорвата.

И Федерация, и Республика Сербская изначально имели чрезвычайно широкие полномочия. Вернее сказать, основная власть и реальный суверенитет были принадлежностью именно энтитетов, а не единого руководства БиГ, выполняющего, скорее, координирующие функции. И Федерация, и Республика Сербская первоначально имели собственные вооруженные формирования (сейчас, правда, от этого всё же отказываются), собственные представительства за рубежом, и даже заключали, правда, с разрешение Сараево, международные договоры, например, о двойном гражданстве. Само собой, что у каждого энтитета были и остаются собственные Конституции и собственное законодательство.

Фактически речь идет о двух государствах, чьё политическое устройство и внутренняя политическая жизнь радикально отличаются друг от друга, но которые объединены общей границей в рамках «мягкой федерации». Изначально общей у них была только монетарная и таможенная политика, международная и межгосударственная правоохранительная деятельность, вопросы связи и лишь отчасти – внешняя политика. Всё остальное решали самостоятельно государства-энтитеты. В каждом из них были и остаются свои партии и свои политические лидеры. БиГ по-прежнему остаётся жёстко поделенной по национальному признаку, и многочисленные попытки наладить эффективное наднациональное взаимодействие, в частности, создать сколько-нибудь влиятельные наднациональные партии, успеха пока что не принесли.

Помимо четкого национального размежевания и широчайшей автономии энтитетов, другой характерной особенностью Боснии и Герцеговины является активное участие международных институтов в её политической жизни. Участие это столь активно, что БиГ можно рассматривать как своего рода международный протекторат.

В 1995 году в Боснии появились:

1) Временная избирательная комиссия, четыре представителя которой назначались ОБСЕ (остальные – от национальных общин; сначала остальных было трое, потом число постепенно дошло до двенадцати). Планировалось, что она организует только первые выборы, однако вышло иначе: первый национальный избирком появился с БиГ только в 2002 г.

2) Избирательная апелляционная комиссия, в состав которой назначался международный представитель.

3) Независимая медиакомиссия, контролировавшая уровень толерантности в прессе и каравшая недостаточно толерантных (международные структуры назначали её четырёх из семи её членов, включая и главу комиссии).

4) Трое из девяти судей Конституционного суда назначались Европейским судом по правам человека сроком на пять лет.

5) Глава Центробанка назначался Международным валютным фондом на шесть лет.

6) Омбудсмен, назначенный на пять лет.

7) Восемь из четырнадцати членов Палаты по правам человека назначались комитетом министров Совета Европы.

8) В Комиссию по национальным памятникам двух представителей назначало ЮНЕСКО (ещё трое – от мусульман, сербов и хорватов).

9) В Комиссию по государственным компаниям Европейский банк реконструкции и развития назначал двух членов (в том числе, главу Комиссии), помимо трёх представителей от мусульман, сербов и хорватов.

Правда, замена международных структур на боснийские идёт, но идёт чрезвычайно медленно. БиГ по-прежнему опекает Совет по выполнению мирного соглашения. А в Боснии от этого Совета присутствует Верховный (Высокий) представитель.

Изначально предполагалось, что таковой Верховный представитель – явление временное, и что он будет контролировать жизнь нового государства сравнительно недолго. Но вышло всё ровно наоборот. В 1997 г. в Бонне полномочия Верховного представителя были существенно расширены, а с 2008 г. его мандат был продлен на неопределенный срок.

По факту, за скромной вывеской «представительства» скрывается генерал-губернатор с чрезвычайно широкими полномочиями в сфере законодательной и исполнительной власти, неподконтрольный ни одному боснийскому государственному институту. Например, Верховный представитель может самостоятельно принимать (и активно принимает) законы и накладывать вето на законы, принятые парламентом, увольнять чиновников и выборных должностных лиц, создавать и закрывать компании и банки и накладывать денежные штрафы. Основанием для принятия тех или иных мер может служить их соответствие или несоответствие «духу Дейтона». Духовные измерения, разумеется, Верховный представитель производит единолично. О том, как далеко простирается его власть, свидетельствует, например, тот факт, что в 1999 г. решением Верховного представителя был снят с поста избранный президент Республики Сербской Никола Поплашен.

Вся эта громоздкая структура была призвана обезпечить компромисс между тремя основными нациями Боснии, а равно и между заинтересованными внешними силами. Компромисс удался в том смысле, что в этом году будет ровно 20 лет, как в БиГ наступил мир. Но вот удалось ли добиться чего-то большего, чем прекратить стрелять друг в друга?

В июне этого года, в связи с неожиданно начавшимися скитаниями, судьба привела меня в Баня-Луку – столицу Республики Сербской. И у меня появилась возможность на месте ознакомиться с жизнью страны, которую некоторые её жители иронически именуют Дейтонлэндом…

Продолжение следует…

Димитрий Саввин