Старообрядчество: невыученный урок

О староверах вообще и об их роли в российской политике и экономике в XVIII-XIX вв. написано не так, чтобы очень много, но кое-что все же написано.

Причем не только откровенный треш (хотя и сейчас, и двести лет назад пользуется популярностью именно треш от «Розыска о брынской вере» до агиток покойного о. Даниила Сысоева и писанины разных малограмотных блогеров). Однако, опыт старообрядцев в деле построения собственных эффективных гражданских структуры – кстати, вполне национальных и, кстати, вполне сетевых – в должной мере не оценен до сей поры.

А это очень жаль. По той причине, что кое-что из этого опыта можно с пользой употребить современному русскому гражданскому обществу, в том числе и на Украине.

Национальное гражданское общество против государства

Движение, которое принято именовать Старообрядчеством, безусловно, имело религиозные истоки. И, разумеется, нужно быть либо паталогическим русофобом, либо просто дураком, чтобы думать, что сотни тысяч русских людей побежали кто в леса, кто за пределы родной страны, а кто-то и пошел на плаху только потому, что не могли определиться с нужным количеством пальцев. Богословские и мировоззренческие причины раскола 1654-1666 гг. – отдельная и важная тема, о которой написано достаточно. А для интересующего нас предмета важен лишь один, но очень существенный ее аспект: конфликт между никонианами и старообрядцами в социальном и политическом плане был конфликтом двух частей общества, одна из которых признает безусловное и де-факто неограниченное право государства контролировать религиозные убеждения и вообще мировоззрение своих подданных, а другая часть – таковое право отрицает. Политически никонианство ставило государственную (в реалиях XVII в. – царскую и боярскую) власть превыше всего. Старообрядчество утверждало примат религиозных и традиционных ценностей, государственной власти не подконтрольных.

Причем речь шла именно о ценностях, а не о религиозных или каких-либо иных институтах и лицах. В рамках данной мировоззренческой парадигмы, неприкосновенен был не Патриарх или тот или иной наставник – неприкосновенны были догматы и каноны. А Патриарх или наставник обладал авторитетом настолько, насколько проповедуемое им учение или личный образ жизни догматам и канонам соответствовали.

В силу этого, с политической точки зрения, старообрядческое сопротивление никонианским «новинам» было первой битвой молодого национально-русского гражданского общества против государства. Тот факт, что именно после торжества никониан из русской государственной жизни исчез, например, институт Земских соборов (на тот момент, вполне сопоставимый с французскими Генеральными штатами или британским Парламентом) – неслучайно и показательно.

Национальное русское гражданское общество погнали на плаху и в леса. (Естественно, во имя прогресса, реформ и открытости – впрочем, это почти всегда так делается.) В силу этого, в повестке дня была одна, простая, задача: выжить.

Структура и метод

После 1666 г. все люди, не принявшие погромной церковной реформы, официально оказались вне закона. В последующем, в 1685 г., «Двенадцать статей» царевны Софьи вообще узаконили массовое истребление староверов. В этих условиях выживание было, действительно, непростой задачей.

Естественной реакцией на подобные нововведения было массовое бегство старообрядцев на окраины Руссии-России и за рубеж. Кроме того, русским людям впервые пришлось всерьез – и опять же массово – осваивать некоторые навыки конспирации. Эти факторы во многом и определили структуру старообрядческого социума XVII-XVIII в.

Центрами старообрядческого мира стали новые монастыри – обители, основанные либо на российской окраине, либо за границей. Именно там собирались наиболее стойкие в вере, там творили выдающиеся старообрядческие публицисты, которые, говоря современным языком, были лидерами мнений и формировали дискурс. Там же начали закладываться основы тех старообрядческих капиталов, которые столь удачно «выстрелят» уже в XIX в. В качестве общепринятых и, так сказать, формальных органов управления можно указать на традиционный для Православной Церкви институт – соборы. При этом своеобразного антагонизма между соборной системой управления и властью епископата (явление, не редкое в кризисные моменты истории Церкви) не случилось по той простой причине, что епископства в старообрядческой среде не было вплоть до 1846 г. (до перехода к староверам-поповцам митрополита Амвросия). Выглядело это примерно так: «На соборы съезжались игумены монастырей, священноиноки, иереи приходских церквей, почетные старцы (иноки) и уполномоченные от приходов мирские люди… В соборных заседаниях принимали участие и благоговейные инокини. Соборы объединяли в себе все церковное управление…» (Ф.Е. Мельников, «Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви».) Отметим, что под церковным управлением следует понимать вообще всякое администрирование в рамках старообрядческой общины, церковной по определению. Своего рода конституцией старообрядческого мира была «Кормчая книга», объединявшая в себе и канонические нормы, и ряд византийских законов, в основе которых лежало римское право (в частности, в «Кормчей» печати Патриарха Иосифа, которой до сих пор пользуются старообрядцы всех согласий, есть некоторые законы Императора Юстиниана; а принципы «Кодекса Юстиниана» впоследствии были использованы в «Кодексе Наполеона», оказавшего весьма значительное влияние на формирование современной европейской правовой системы).

При этом никакого единого центра управления не было. Изначально старообрядческая среда развивалась по типу классической сетевой структуры. Были определенные центры – духовно-идеологические и экономические (как уже было сказано, как правило, это были монастыри), но административно они были независимы и никак друг другу не подчинялись. Помимо них, существовало множество общин, где-то более крупных и влиятельных, где-то – менее. В соответствии с принятыми в них богословскими установками они ориентировались на те или иные центры, чей вероучительный авторитет ими признавался, и таким образом формировалось то или иное «согласие». Общины поддерживали друг с другом связь и активно помогали друг другу, но во внутренней своей жизни, в смысле административно-экономическом, были полностью автономны. Соответственно, и лидеры старообрядческого мира – это, как правило, либо наставники в вере, богословы и начетчики, «лидеры мнений», либо купцы и благотворители, своего рода капиталисты-технократы, занимающиеся материальным обезпечением своей общины, не претендуя на статус духовных отцов. Фигура вождя-гуру, который контролирует всех и все, выстроив жесткую вертикаль – это фигура для исторического старообрядчества нетипичная.

На протяжении первых десятилетий после оформления раскола старообрядцы перебрали различные методы противостояния враждебному им государству и обществу. В частности, в некоторых случаях имело место силовое сопротивление – и стрелецкий бунт 1682 г., и восстание Булавина 1707-09 гг. можно рассматривать в том числе и как вооруженные выступления староверов. Однако очень скоро безперспективность такого рода действий стала очевидной. И тогда старообрядцы стали активно действовать в той единственной сфере, которая была для них не вполне закрыта: в экономике.

Для лучшего понимания того, как это было и как работало, приведу цитату из «Истории Выговской пустыни» Иоанна Филиппова:

«Оный же Андрей (Андрей Дионисьевич, князь Мышецкий, один из выдающихся старообрядческих деятелей)… нача у добрых людей, на торг с половины денег просити (пользуясь своими обширными связями и знакомствами, - Д.С.): добрые же люди денег ему в торг даяху, он же своих людей избрав и начат посылати в низовые городы хлебы покупати и в Санкт Питербурх ставити… и бысть сперва торг малой и от того торгу начаша братству споможение чинити… Потом изволи его императорское величество первый Петр суды строити всем новоманерныя для Шведской войны… и все людие начаша суды строить новоманерные и хлеб  снизу чрез Вытегру ставити и в Питербурх воизит. Такожде и общежители (насельники Выговского пустыни, - Д.С.) построиша суды новоманерные… и оттого быша велия помощь и пособие братству… настоятели (Выговской пустыни, - Д.С.) Даниил и Андрей… всегда посылающе своих посланных с письмами и с гостинцами к его императорскому величеству, с живыми и стрелянными оленями и со птицами, ово коней серых пару, а ово быков болших подгнаша ему, и являхуся и письма подаваху. И императорское величество все у них милостивно и весело приимаше…»

Собственно, в этом фрагменте коротко изложена та политико-экономическая стратегия, которой староверы будут придерживаться вплоть до 1917 года:

1) Необходимый для развития собственных экономических проектов капитал аккумулируется за счет сбора средств со старообрядческих общин – «от христолюбцев». По сути, речь идет о кредите и основных банковских операциях.

2) Далее выбирается наиболее перспективная и многообещающая, с экономической точки зрения, сфера, куда и направляются собранные средства.

3) Капитал не является собственностью какого-либо одного лица, он принадлежит «братству» и используется для его нужд. Фактически, речь идет о форме кооператива.

4) В отношениях с властью – подчеркнутая лояльность и готовность к конструктивному взаимодействию во всех вопросах, кроме религиозных.

5) Полученные средства в значительной степени расходуются на «гостинцы»: для того, чтобы обезпечить себе сносные условия существования, староверы, по крайней мере, до 1905 г. вынуждены были коррумпировать множество чиновников, закрывавших глаза на деятельность «раскольников».

Подобный метод оказался весьма эффективен: тот же Петр I, введший весьма суровые ограничения в отношении старообрядцев, сам же фактически отменил их в отношении вышеупомянутой Выговской пустыни. Ибо слишком уж экономически она была ему выгодна. В последующем, старообрядческие согласия постепенно наращивали свою экономическую мощь, и в XIX в. староверы играли исключительно значимую роль во многих секторах российской экономики (например, в текстильной промышленности, банковской сфере и т.д.). Считается, что в последующем корпоративная система хозяйствования была несколько размыта, однако едва ли это вполне верно: ведь все времена центром жизни Старообрядчества оставалась церковь или моленная. И именно через церковные структуры происходило социальное перераспределение капитала, пусть даже заработанного уже не «братством», а конкретным промышленником-старовером. В итоге, путь, начавшийся с «торга малого», накануне 1917 года привел к формированию собственных картелей и синдикатов, и к политическому представительству: старообрядцы (в том числе и единоверцы) были представлены в Государственной Думе, немалое их количество состояло в правых и правоцентристских партиях (Союз 17 октября, Союз Русского Народа и т.д.). После 1917 г., в то время, когда ожидался созыв Учредительного собрания, рассматривался вопрос о создании собственной политической структуры.

Плюрализм – национализм – лояльность 

Характерной особенностью Старообрядчества как явления был его своеобразный внутренний плюрализм. Изначально старообрядческое движение, будучи, безусловно, движением религиозным, не было идеологически монолитным. Довольно быстро (где-то в первой половине XVIII в.) оно окончательно разделилось на два больших потока – поповцев и безпоповцев. В свою очередь, оба эти течения стали распадаться на различные «согласия» (поморцы-брачники, старопоморцы-федосеевцы и т.д.), каждое из которых лишь само себя считало принадлежащим к истинной Церкви, а всех остальных рассматривало как раздорников, еретиков, а то и язычников.

Но что примечательно, такое дробление старообрядческой среды не привело к атомизации Старообрядчества. Староверы разных согласий продолжали воспринимать себя как представителей некоего единого целого. И несмотря на расхождения в вопросах вероучения, активно взаимодействовали между собой и помогали друг другу. Примечательно, в что в период религиозных свобод (после 1905 г.) всерьез стали рассматриваться проекты создания старообрядческого университета для всех согласий, а вышеупомянутая партия, которую думали сформировать к Учредительному собранию, также должна была быть общестарообрядческой.

Другой важнейшей чертой староверов был присущий им этнический национализм. Не солидаризуясь с остальным русским обществом в религиозном плане, старообрядцы всегда идентифицировали себя как русских, а своей исторической Родиной считали Россию. Даже в том случае, если на протяжении многих поколений жили за ее пределами. Показательный пример: среди казаков-некрасовцев, ушедших после поражения Булавинского восстания на подконтрольную туркам территорию и служивших в войсках Османской империи, было правило: «На войне в русских не стрелять. Против крови не ходить». Не то, чтобы этот «завет» всегда строго соблюдался, но известно, что в 1864 г. османское правительство лишило некрасовцев привилегий именно из-за того, что они отказались когда бы то ни было воевать против русских.

Проживая столетиями за пределами России, старообрядческие общины сохраняли свою этническую русскую идентичность, что очень существенно и выгодно отличает их, например, от Белой эмиграции, ассимилировавшейся в странах проживания в 3-4 поколении.

По отношению к российской монархии большинство старообрядцев (за вычетом наиболее радикальных безпоповских согласий, считавших, что в мире, включая и Россию, царствует духовный антихрист) было настроено достаточно лояльно, а вернее сказать – конструктивно. Поповские согласия были безусловно монархичны, подчеркнуто лояльны во всех вопросах, кроме церковных, и были ориентированы на сотрудничество с государством. При этом, однако, это была именно конструктивная и, так сказать, договорная позиция: старообрядцы были готовы искренне служить русским Императорам, но при условии религиозной свободы.

Аналогичным образом строились взаимоотношения зарубежных общин староверов и с австрийским Императорам, и даже с турецким султаном: в обмен на свободу вероисповедания и внутреннюю автономию своих общин старообрядцы были лояльны правительствам тех стран, в которых они жили. А подчас были не просто лояльны, но и полезны: турки ценили некрасовцев как хороших воинов, а в Польше и Австрии старообрядцам удалось добиться определенных экономических успехов. (Поговорка: «православный боится поляка, поляк трепещет перед жидом, а жид трясется перед старовером», - возникла не на пустом месте.)

Мы видим в старообрядческом сознании четыре уровня идентичности, которые совершенно четко понимались и не смешивались:

1) Религиозная идентичность – в рамках своего согласия.

2) Общестарообрядческая идентичность – в рамках единой духовной и культурной традиции.

3) Этнонациональная идентичность («по крови») – всегда и везде русская.

4) Гражданская идентичность – лояльность стране проживания при условии невмешательства властей в религиозные вопросы и внутренний уклад староверов.

В целом, можно утверждать, что староверы являются первыми этническими националистами в русской истории, которые четко отделяли безусловную преданность своей нации (этносу) от лояльности государству (всегда обусловленной политикой оного). В этом отношении, старообрядцы обогнали условно никонианскую часть русского общества примерно на двести лет – в частности, тот кровавый балаган, который случился на Донбассе, во многом объясняется тем, что и сегодня многие русские патриоты путают лояльность нации с лояльностью политическому режиму.

Невыученный урок

Может ли быть сегодня востребован гражданский опыт исторического Старообрядчества? Очевидно, что сегодня он менее актуален, чем сто лет назад: слишком многое изменилось, а главное, изменились сами староверы, и те, кто хочет найти среди них новых аввакумов и ковылиных, жестоко ошибутся. Основой данного движения была прежде всего горячая, искренняя вера – и без нее попытки слепого копирования социально-экономических старообрядческих структур будут очередными ролевыми играми с переодеванием (в азямы).

Но кое-чему актуально и сегодня.

Прежде всего, всем русским людям (а живущим на Украине – в первую очередь) нужно научиться также четко, как это было у старообрядцев, разделять свою религиозную, этническую и гражданскую идентичность. Как это выглядит? Примерно так: можно быть старовером, но признавать своих братьев по крови в никонианах (и даже атеистах). Можно и нужно быть лояльным гражданином Украины, но не становиться при этом «русскоязычным украинцем» и помнить, что мы все – русские.

Во-вторых, как старообрядцам в XVII-XVIII вв., русским людям нужно выстраивать не «жесткие вертикали» с очередным придурковатым клоуном в качестве вождя, увенчивающего эту вертикаль, а сетевые структуры. Нужны не вожди и отцы-командиры, а лидеры мнений и технократы от экономики и политики: одни обозначают границы дискурса и общие задачи, другие в рамках эти границ реализуют свои проекты.

В-третьих, хорошо было бы воспользоваться опытом старообрядческой кооперации, который во многом похож на столь популярный сейчас (в узких кругах) Мондрагон. (Правда, не факт, что это сейчас возможно…)

В-четвертых, нужно запомнить еще одно неписанное правило старообрядцев: для того, чтобы быть успешными в чужой и даже враждебной среде, нужно быть не просто лояльными, но полезными. Выговская пустынь сумела получить привилегии у Петра I потому, что Петр был в ней заинтересован – староверы работали на его заводах и вообще активно развивали экономику региона. Турки благоволили к некрасовцам потому, что им были нужны хорошие бойцы. И т.д. Точно также современным русским активистам на Украине нужно быть не просто формально-лояльными, но – полезными Украине.

Но при этом, однако, оставаться не «русскоязычными», а русскими и, будучи полезными Украине, в первую очередь быть верными своему народу и отстаивать русские интересы.

Вероятно, именно это и можно назвать тем уроком, который нам преподали староверы, и который, как показала практика, так и остался невыученным. Но, быть может, сейчас еще не поздно его выучить – и применить полученные знания в деле…

Димитрий Саввин