13:28 12.07.2016

Не грози Брюсселю, попивая эль у себя в Сохо. Часть 2

После теоретического описания из прошлой части можно сделать вывод о том, что любая современная экономика для того, чтобы быть по-настоящему успешной, должна иметь не «высокий уровень ВВП», а развитые четыре контура, ну или четыре уровня пирамиды.

Balthazar Pinky

Первую часть читайте здесь.

Высокопрыги и низкопрыги

На самом верху – финансовый сектор, распределяющий финансовые потоки по экономике. Крыша дома: то есть и базироваться на нём нельзя, и без него — никак. Нет, можно, конечно, в короткий промежуток времени и с крыши начать (Швейцария), но с определённого момента её должно поддерживать что-то внутри страны. Плюс для входа в казино нужен какой-то стартовый капитал в другом секторе (Дубай). Иначе финансовый сектор завалит всю систему.
Производство и международные грузоперевозки. Тут всё понятно. Причём есть закономерность, что финансисты почти неконкурентоспособны без опоры на этот сектор, который сам без финансистов будет иметь обрезанную экономическую эффективность.
Сельское хозяйство и внутренняя инфраструктура. Первое обеспечивает продовольственную безопасность, второе — экономическую мобильность. Где-то рядом сфера услуг, которая тоже в какой-то мере является инфраструктурой.
Всех снизу подпирает энергетика.

В UK в конце 90-х первый сектор был топ-3 в мире, второй медленно деградировал со времён ВМВ, третий – чуть выше среднего по Европе, но ниже, чем в топ-странах, а энергетика тянула уровень за счёт атомных станций и газа Северного моря, но впритык, да и обходилась недёшево. Фактически у правительства был в руках крутой атомный реактор финансового сектора, который давал очень многое, но при этом работал уже практически на пиковой мощности.

После прихода к власти в 1997 году, лейбористы во главе с Тони Блэром объявили о начале так называемой политики «Cool Britannia». Одним из её принципов провозглашалось создание ещё более дружелюбной инвестиционной среды и отмена немногих ограничений, оставшихся со времён Стерлингового блока. В переводе на русский это означало: «Вырубить противно пищащие датчики перегрева реактора и наслаждаться тишиной». Через несколько лет на британский рынок с его высочайшей репутацией посыпались как нефтедоллары, так и не находящие себе места виртуальные деньги, появившиеся в США после внесения в 1999 поправок в закон Гласса-Стиголла. После реформ Тэтчер Соединённое Королевство превратилось в рай для очень крупных инвесторов — в Штатах при всех налоговых послаблениях и схемах с деривативами всё же было адекватнее. О различиях между странами написал бы, если бы вписался в объём. Скажу только, что, несмотря на попытки считать Британию американским «засланным казачком» в Евросоюзе, союз Лондона и Вашингтона в нулевых и особенно начале десятых нисколько не напоминал отношения Брежнева и Хонеккера. И схемы кризиса 2008 года в обеих странах различались очень сильно.

Чтобы понять, что именно произошло в июне 2016, нужно вернуться назад в февраль 2003.

Начало операции НАТО в Ираке привело к подъёму цен на нефть и газ. По Британии это толком не попало, однако, поскольку большинство стран Европы были импортерами, то в любом случае это привело к общему подъёму цен в ЕС, как и в США. А там тем временем также происходили весьма интересные вещи. К 2003 году на рынке скопилась огромная сумма ничем не обеспеченных денег, которая после прорыва пузыря доткомов хлынула не только в недвижимость, но и ушла на описанный в первой части merging. Лучше всего происходившее описывает история компании AIG, которая фактически была чуть ли не главным мировым оператором по перекачке горячих денег. В основном как раз между США и Британией. Ещё одна примета времени — всеобщее помешательство на математике, когда все считали, что графики функций и логарифмы являются панацеей от проблем и можно обойтись без знания схем, экономических связей и номенклатуры активов.

В итоге получалось так, что те, кто не имел доступа в казино (а туда пускали далеко не всех), даже при хороших показателях своей деятельности, либо разорялись, либо захватывались крупными компаниями, а кредиты тратились на скупку конкурентов, при этом разбалансировка экономики никого не волновала. Вообще-то, подобный «фукуямовский» дарвинизм (это как раз и есть трампизм) в экономике был едва ли не мейнстримом для предыдущего десятилетия – Британия и США в нулевых просто зашли дальше всех на этом пути.

В Английском Канале туман — континент изолирован

Спусковой крючок был нажат ближе к середине нулевых. Дело в том, что для легальной деятельности в Соединённом Королевстве иностранцам (кроме граждан Ирландии) нужно было получить work permit – разрешение на работу. В 2004 году это правило под давлением властей ЕС было отменено парламентом лейбористов как противоречащее принципу ЕС о свободном перемещении граждан. После того как одновременно с двумя расширениями ЕС на Восток были отменены ограничения на перемещение рабочей силы и инвестиций через Ла-Манш, котел пошёл нагреваться с всё возрастающим бульканьем.

Приехавшие работники из континентальной Европы просто сломали сложившиеся расценки, а потоки горячих денег, инвестируемых в британскую экономику условными Чиннаватами, привели к эффекту, похожему одновременно на голландскую «тюльпаноманию» и на кризис в Испании XVI века, когда огромные потоки золота привели только к чудовищной инфляции и отмиранию почти всех отраслей производства. Одновременно государство подняло расходы на социальную политику, раздавая benefits налево-направо всем — от новоприбывших семей пакистанских беженцев, в которых было по 10 человек, до потомственных местных сидельцев на пособии, у которых ещё дед испробовал сей метод, когда его завод закрылся в 70-х. Фактически представителю среднего класса все внушало мысль: если ты не высокооплачиваемый клерк из Сити, барристер топ-уровня или chav из council estate, то экономике ты не нужен. Из-за запредельной себестоимости многие производства превратились в папуасских «отверточников», только для внутреннего рынка, квалифицированные работники не находили себе места, а для старта собственного бизнеса сложнее музыкального лейбла нужен был sugar daddy.

Либидные пляски англосаксонских туристов

В момент перед самым кризисом некий российский «гуру» финансов Avanturist, потрясая распальцовкой, в типичном стиле пытался объяснить плебсу, почему финансовый прорыв невозможен. А на самом деле всё десятилетие 2000-2010 прошло под знаком постоянных прорывов массы «горячих денег» на рынки в реальном секторе и сфере недвижимости.

Так обстояли дела во всём мире, но Британия оказалась впереди планеты всей — даже США с их безумными инвестиционными банками трясло меньше. Немонетарная инфляция в стране приняла такой характер, что рассказы о стоимости земли под небоскрёбом в районе Гинза в центре Токио, так удивлявшие всех в мире в начале 90-х, показались детской сказкой. Всё это привело к тому, что не только малый и средний бизнес, но и часть крупных компаний начали испытывать серьёзные проблемы, не выдерживая всё более раскручивающейся гонки кошельков. Но с точки зрения той модели экономики, про которую было сказано в предыдущей части статьи, беспокоиться никто и не думал – обанкротившиеся (в числе которых чудом не оказались такие столпы с громкими именами, как Cunard Line) просто были сочтены «не вписавшимися в рынок».

Хотя ещё летом 2004, когда какодемоны пошиба небезызвестного Киавана Джурабчиана только начали сыпаться на британский финансовый рынок, как орехи из дырявого мешка, некие толковые молодые экономисты увидели надвигающиеся проблемы и предложили свой вариант их решения. Причём он был не новым и уже имевшим место в британской истории. Было предложено ввести в оборот вторую валюту – что-то вроде аналога уже существовавших гиней, в которой должны были проводиться расчёты по сделкам в некоторых областях, а для всего остального остался бы фунт. Мотив был в том, что в условиях начавшегося роста пузыря на британском финансовом рынке и усиления притока инвестиций из-за рубежа в экономику в недалёком будущем будет, вероятно, затопление всех остальных секторов хлынувшей денежной волной. Тогда я не понял замысла – из Восточной Европы британская экономика казалась незыблемой, именно потому, что Британия в тот момент имела статус едва ли не лучшего в мире места для крупных инвестиций, и проект показался попыткой починить то, что не сломано. Однако уже через 3 года смысл стал кристально ясен. А вот в 2004 всю эту идею (похожие мысли высказывал кто-то из крупных американских «капитанов бизнеса» – отсюда и пошли разговоры про валюту амеро, любимые постсоветскими конспирологами) дружно подняли на смех с «фирменным британским юмором».

Как в 2007 было сказано одним анонимным автором, хоть и по другому поводу: «Очевидно, что на Альбионе надули пузырь. Причём даже не из мыла». Увеличение доходов Сити и медиарынка компенсировалось тем, что остальная Британия переплачивала буквально за всё.

Даже в первом полугодии 2008 разговоров о грядущем кризисе ещё практически не велось, разве только некоторые профессиональные пессимисты и часть опытных инвесторов «что-то чувствовали». Вероятность проблем в столь сильных и богатых экономиках оценивалась как почти нулевая (всё купим!), матан-аналитики продолжали увлеченно играться в подсчёт индикаторов на графиках, а все остальные — бухать по пятницам, читать «The Sun» и думать, что так будет всегда. Впрочем, если изначально брать не те исходные данные, то и Максимус Хэкл не попадёт с прогнозом.

Курсом на крах

И тут наступил август 2008 года, к которому экономика Британии за пределами финансового сектора превратилась в «Rolls-Royce и пустота». Точнее, очень многое там работало, но из-за чудовищной дороговизны любое предприятие, сложнее Harrod’s, испытывало серьёзные проблемы, а к моменту начала кризиса едва ли не треть британских компаний уже находилась в состоянии, близком к техническому банкротству. Правительство же, в отличие от непонятных потуг двух американских администраций, в первый год после наступления кризиса делало полное ничего. Что, с одной стороны, логично. Ведь на самом деле пузырь лопнул лишь в паре секторов, а в напёрсток играли далеко не все британцы, с другой — в отличие от США с их более сбалансированной экономикой, тут к тому моменту мало что осталось помимо Сити и BBC, а многое из оставшегося принадлежало иностранцам вроде VW, семьи аль-Файед или непонятных персонажей уровня упомянутого Чиннавата. Сначала казалось, что ничего страшного не происходит: завалились (и то, частично) только переоцененные, да фунт слегка упал с почти 2 до 1,5 за доллар. То есть прошёл обычный прокол пузыря, наказавший только «тюльпаноманов» и не отразившийся на остальных. Но, как выяснилось, проблемы гораздо серьёзнее: раздутые всего за 5 с небольшим лет расходы (как государственные, так и частные) без дальнейших поступлений оплачивать уже просто нечем, а многие выстоявшие компании погрязли в серьёзных долгах. Ибо причины проблем никуда не делись. Нужно было либо изыскивать новые инвестиции, либо затягивать пояса.

Апогеем политики «Cool Britannia» стало предложение лидера либералов Ника Клегга, выдвинутое на предвыборных дебатах в 2010 году, отказаться от модернизации ядерных ракет Trident и урезать программу перевооружения флота. Вот этого уже избиратели не вынесли, несмотря на то, что сэкономленные деньги предлагалось пустить именно на социальные программы, т.е. фактически проесть. Естественно, что после такого Клегг продул бы выборы с треском, если бы не то, что от лейбористов во главе с абсолютно недееспособным посмешищем Гордоном Брауном устали уже вообще все. К тому моменту во многих умах уже появилась нехитрая идея, что все британские проблемы от чрезмерной открытости экономики и страны в целом, превращающейся в проходной двор. Нужна была полноценная санация.