Rage against the machine

Сущенко Георгий

Многие остряки разных видов и моделей и, отличающиеся один от одного только степенью похожести на юмориста-Петросяна, пытались дополнить список Извечных Российских Вопросов и довести их, вопросов, численность хотя бы до трёх.

То есть, «Кто виноват?», «Что делать?», ну, и тут одни предлагали, «Третьим будешь?», другие – «Кто крайний?», третьи – ещё чего-нибудь. Собственно, вопросы-то никакие не «российские», вопросы очень даже общечеловеческие, и, как полагается, пирамида стоит на вершине, а не на основании. И если первым вопросом назначить «А что, вообще происходит?», то вся конструкция как-то в целом начинает работать.

А что же происходит? А происходит смена парадигмы. Можно назвать сменой общественно-политического строя, но это как-то уж сильно похоже на лекцию по «Истории КПСС», предмет такой в ВУЗовской программе был во времена моей молодости. Говорят, что чуть ли не самый главный. Я бы назвал то, что происходит, переходом на оптимизированную, то есть, более удобную систему хозяйствования. Много говорят сейчас о приходе информационного века, о демонтаже индустриальной эпохи, и, как полагается, вовсю разгорелся конфликт между средствами производства информационной эпохи и производственными отношениями из индустриальной. В нашем, ещё и суровом колониально-феодальном исполнении. Западный мир под ударами промышленной революции вынужден был полностью избавиться от признаков феодализма. Ну, за исключением некоторых его фетишей, типа, их величеств, «потешных» монархов без власти, с конституциями и без права влиять на политические процессы. А там, где монаршие особы продолжали удерживать всю полноту власти, смешивая несмешиваемое, то есть взаимоисключающие капиталистические производства с феодальными производственными отношениями, получался витиеватый слоистый коктейль по вкусу более напоминавший отвратный шмурдяк. Такова была Российская Империя, советская империя, долго пыталось таковым остаться постсоветское пространство, но если индустриальный век ещё как-то феодальные замашки власти терпел, то информационный век настоял, что, мол, ваши императорские величества, высочества, сиятельства, благородия, а также преосвященства и товарищи первые секретари, пора бы вам и честь знать. То есть, пора ваших крепостных переводить в разряд наёмных работников, в смысле, давать им возможность безраздельно обладать некоей собственностью, платить заработную плату, присваивая продукты их труда, и (неслыханно!) не препятствовать в случае соответствующего волеизъявления переходить в класс свободных предпринимателей.

И вполне естественно, что феодалы и духовенство не могут просто так отказаться от барщины, церковной десятины и прочих благ, окуная свои претензии то в соус «православия и единонародия», то демонстрируя якобы подобранный на Майдане страшный и окровавленный кистень с надписью «укроЇнский фошІзм», то стеная о том, как «дедываевале». И среди крепостных находятся те, кто плохо представляет себе, как это можно: отказаться от уплаты барщины, права «первой ночи», субботних порок на конюшне и т.д. Крепостные, конечно же, не сразу, но через некоторое время исчезнут, кто-то вымрет, кто-то добровольно, кто-то под давлением перейдёт в категорию «работающих за деньги». Станет-таки «дешёвой рабочей силой для Запада». Понятно, что бесконечно бесплатно работать на Ахметова с Ефремовым или на их российские аналоги просто не получится. Хочется, конечно же, да, никак. Прогресс, если вдуматься, хуже пожара и потопа вместе взятых. Раба, которого выкупили, можно понять. Раб, становится свободным, с него снимают все положенные рабу вериги и говорят, гордо эдак говорят, с пафосом: «Ты свободен!». И уходят. А тут ещё и погода портится, а в старый сарай с другими рабами уже нельзя. Ибо, это они всё ещё рабы, он-то уже свободен. Урчит в животе, начинается дождь, активно работают надпочечники, выделяя адреналин, мысли грустные: пайки не будет, крыши над головой не будет, свобода, брат. Стой голодный, свободный и под дождём.

Суть нынешнего российско-украинского конфликта коротко с позиции «знати» можно озвучить таким образом: «Подождите - не спешите, какой прогресс, какие такие либеральные ценности? А как же мы, у нас семьи во Флориде, в Каннах, счета в Лозанне, вилла в Ницце, в конце концов… Нет, так нельзя!». Тут подпрягаются голодные освобождённые: «А похлёбка? А сарай с сеном? Какой прогресс?»

В истории всё уже было. Было и это. В Англии, в эпоху роста мануфактур, и превращения их в заводы и фабрики, когда массово появлялись станки, машины различного рода направлений деятельности, заменявшие собой десятки, а то и сотни пар рабочих рук, появилось движение против машин. Рабочие, оставшиеся не у дел, в связи с тем, что хозяева взамен них стали использовать станки, врывались в свои недавние цеха и в отчаянии крушили станки – «причину» своего увольнения. Движение было массовым, но совершенно бесполезным, капиталисты устанавливали новые станки, а смутьянами занималась полиция. Бунтари, быстро смекнувшие, что портить станки глупо, опасно и бессмысленно, сами через некоторое время пополнили ряды капиталистов, яростно отстаивая «священные» принципы частной собственности на средства производства, как наиболее эффективные. Далее были трейд-юнионы, профсоюзная борьба, стачки, искалеченные штрейкбрехеры, полицейские дубинки и прочие вехи становления капитализма. Это уже, как принято говорить, совершенно другая история.

Важно то, что крепостных, не желающих становиться наёмными рабочими, очень трудно, а порой почти невозможно убедить поработать за деньги, они так и будут искать барина или попа в надежде всучить им десятину или поработать в счёт оброка. Ничего не попишешь, люди сложные существа. Никто никого не заставляет выживать, но, чтобы выжить, придётся меняться.

NB! Мнение редакции может не совпадать со мнением автора‏.