Перейти к основному содержанию

Как международные средства массовой информации способствуют российской агрессии в Украине

Примечание редакции. Точное слово — оружие юриста. Оно служит не только для нападения, но и для защиты. Но часто бывает, что и юрист, и подзащитный (невиновный, на которого клевещут) не могут его найти.

Примечание редакции. Точное слово — оружие юриста. Оно служит не только для нападения, но и для защиты. Но часто бывает, что и юрист, и подзащитный (невиновный, на которого клевещут) не могут его найти. А ведь от этого зависит судьба последнего.

Жаль, что наш «юрист» — Запад — так и не смог до конца определиться с терминологией защиты нашего государства (на фоне российской агрессии) на международном уровне.

Публикуем интересную статью Питера Дикинсона (в изложении переводчика InformNapalm Александра Охрименко), в которой он рассуждает на эту тему.

20160803_peter_large-642x336

Военнослужащий самопровозглашённой «Луганской Народной Республики» («ЛНР») помогает ставить на стоянку танк после отведения его от линии фронта. Украина, 3 октября 2015 года. REUTERS / Александр Ермоченко

Существуют ли термины для описания событий на востоке Украины и почему российская агрессия сегодня, спустя более чем два года конфликта, для довольно многих в мире остаётся неочевидной? Представляем размышления Питера Дикинсона (Peter Dickinson), издателя журнала Business Ukraine и Lviv Today, колумниста в The Odessa Review, в прошлом — главного редактора Ukraine Today и What’s On Kyiv.

Если бы кто-то попытался рассказать о «поддерживаемых Германией силах» в оккупированной нацистами Франции или о «просоветских силах» во время «Пражской весны», автор такого мнения никогда бы не был воспринят всерьёз в силу его безнадёжного невежества или глубокой неискренности. Хотя в обеих этих странах было достаточно местных коллаборационистов и удобных эвфемизмов, не существовало никаких сомнений относительно того, кто на самом деле управляет ситуацией. Похоже, однако, что этот здравый подход не нашёл своего места в Украине, где международные средства массовой информации сыграли ключевую роль в отсутствии однозначного понимания ситуации, что позволило России добиться успеха в своей гибридной войне.

Почему средства массовой информации так осторожны, говоря о роли Москвы в конфликте? Причина не в отсутствии доказательств. С первых дней боевых действий на востоке Украины было выявлено более чем достаточно подтверждений российского участия. Почти все первые лидеры сепаратистских республик были гражданами России. Международные журналисты своими глазами видели пересекающие границу конвои, полные российского оружия, и брали интервью у российских офицеров в зоне конфликта. Даже прокремлёвские журналисты в Украине не раз ошибались, показывая технику и вооружение, имеющиеся только у российской армии.

На основании доступной в интернете информации частные расследователи собрали убедительные доказательства артиллерийских обстрелов украинских позиций, производившихся с российской территории, а селфи российских солдат, выложенные в социальных сетях, продемонстрировали их присутствие в Украине. Были случаи захвата целых групп российских войск глубоко внутри украинской зоны боевых действий. От некоторых из них Кремль просто отрёкся, а о других утверждал, что они «заблудились».

Инцидент с MH17 достоин отдельного обсуждения: сложные зенитные системы не переезжают через международные границы в зоны конфликтов сами по себе.

Кроме того, существует целая отдельная тема российских «добровольцев» и «отпускников», сборной «солянки» из российских военнослужащих, действующих в одном ряду с ветеранами армии, наёмниками, крайне правыми фанатиками и криминальными отбросами. Их номинальные лидеры многократно подтверждали, что в сумме их набирается примерно пятьдесят тысяч — огромная цифра, если вспомнить, что олицетворявший раннюю стадию сепаратизма Игорь «Стрелков» Гиркин признался в разгар боевых действий в мае 2014 года, что он с трудом набрал на Донбассе тысячу бойцов.

Из всего этого получается картина искусственно созданного восстания, инспирированного кремлёвскими агентами, вооружённого российской армией, укомплектованного преимущественно российскими бойцами и управляемого из Москвы. Тем не менее, большинство международных новостных агентств продолжают перестраховываться. Многие сообщают о «пророссийских силах», несмотря на бессмысленность подобных терминов при обсуждении российских граждан. Такие тяжеловесы, как BBC и канадская CBC, признают российский фактор, но продолжают рассказывать о «гражданской войне в Украине».

Есть множество причин, почему СМИ оказались настолько беспомощными в выборе формулировок. Одним из ключевых факторов является приверженность к объективности, которая характерна для западной журналистики (по крайней мере, в теории). Такое упорство в необходимости освещать события «с обеих сторон» было мастерски использовано Кремлём, который добился сдвига в общественном консенсусе, протащив туда свою собственную интерпретацию ситуации. Классическим примером этого стало изображение украинского народного восстания против авторитарного режима как фашистского переворота под руководством ЦРУ.

Имея такую поразительную разницу в интерпретациях событий, невозможно найти между ними осмысленный баланс. Вместо этого журналисты вынуждены либо выносить собственные суждения, либо придерживаться строгого нейтралитета. Подавляющее большинство выбрали последнее. Поступить иначе означало бы отказаться от основных этических обязательств современной журналистики. Однако, отказавшись делать выводы на основании простого здравого смысла, они сослужили Кремлю бесценную службу.

Помимо этого, международные средства массовой информации следуют ещё и происходящему на политической арене. Отрицание Россией своего участия в конфликте дополнительных объяснений не требует, но часть ответственности здесь лежит и на Украине. Киев отказался официально ввести военное положение и решил изобразить конфликт как антитеррористическую операцию. Для этого существует целый ряд юридических и стратегических доводов, не в последнюю очередь желание сохранить международные каналы финансирования, при этом не предоставляя Кремлю поводов для полномасштабного военного вторжения. Тем не менее, это создало ещё большую путаницу.

Сложнее понять причины скупости в позициях международных политических лидеров. Некоторые из них откровенно высказались о российской военной агрессии, тогда как другие предпочли не рисковать и ограничились общими упоминаниями «российского участия», призывая все стороны прекратить военные действия. Возможно, этим они надеются сохранить пути для выхода России из конфликта и избежать полномасштабной военной конфронтации с Кремлём.

Тем не менее, нельзя сказать, что прогресс отсутствует. В первые дни конфликта многие СМИ решили изобразить боевые столкновения как исключительно внутреннее дело Украины, используя такие термины, как «украинские повстанцы» и «антикиевские сепаратисты». Эти названия постепенно сменились на «поддерживаемые Россией силы» и «пророссийские силы». Государственный департамент США попытался сделать следующий шаг в этом процессе, весной 2015 года введя фразу «объединённые российско-сепаратистские силы». Этот технически точный, но несколько неуклюжий термин не смог изменить восприятия происходящего. Он не даёт ясности, а только ставит новые вопросы: предоставляет ли Россия только военных советников? Какова пропорция участников в этих объединённых силах? Сторонние наблюдатели могут прийти к выводу, что роль России вовсе не решающая.

В свете проблем, порождённых гибридным подходом России к международным конфликтам, международное сообщество явно нуждается в новом лексиконе. Концепция российской гибридной войны стала общепринятой за последние два с половиной года, но она до сих пор не привела к появлению недвусмысленной терминологии, способной точно описать действия России в восточной части Украины. Одним из новых терминов для описания военных подразделений в восточной Украине могли быть стать «гибридные российские силы»: это подчеркнуло бы общую ответственность России, признавая при этом, что силы, о которых идёт речь, неоднородны и отличаются от обычных вооружённых сил. Точно так же то, что разные источники называют «украинским кризисом» или «украинским конфликтом», более точно было бы охарактеризовать как «российскую гибридную войну».

Издавна говорится, что перо сильнее меча, и эта фраза никогда не была ближе к истине, чем в век информации. Международная пресса сыграла ключевую роль в поддержке гибридной войны России против Украины; теперь она может помочь переломить ситуацию, приняв терминологию,  которая точно отразит реалии кровопролитного конфликта.

Автор: Питер Дикинсон.

Перевод: Александр Охрименко.

Источник: InformNapalm.

У самурая нет цели, есть только путь. Мы боремся за объективную информацию.
Поддержите? Кнопки под статьей.