Как в ЕС видят Россию

Примечание редакции. В этом материале наши эстонские коллеги кратко изложили недавнее исследование Европейского совета по международным отношениям. Уж очень интересно, сколько стран ЕС всерьёз воспринимают угрозу от России, а сколько прямо сейчас готовы к коллаборационизму. И как так вышло.

ЕС и Россия вступили в открытую борьбу за нормы международного поведения. Это столкновение между либеральным универсализмом и авторитарным этатизмом, либеральным международным порядком и realpolitik.

Эта борьба разворачивается на нескольких линиях фронта. Первая из них — вмешательство России во внутренние дела Европы, Москва пытается подорвать западный либеральный консенсус изнутри.

Россия поддерживает в Европе силы, выступающие «против истеблишмента», поскольку в основных партиях она обычно не находит себе друзей. Она часто использует неконвенциональные методы, однако это отражает не какую-то креативную стратегию, но является лишь способом компенсировать невозможность прямого влияния на европейскую политику.

Среди стран ЕС наблюдаются некоторые расхождения в оценке опасности российского вмешательства в их внутреннюю политику. Так, наиболее резкую позицию в этом вопросе занимают 7 стран, полагающих, что российское вмешательство осуществлялось всегда — Великобритания, Нидерланды, Эстония, Латвия, Литва, Польша и Румыния. Большинство европейских государств (Финляндия, Швеция, Ирландия, Бельгия, Испания, Португалия, Чехия, Венгрия, Хорватия, Болгария и Мальта) считают, что в последнее время эта угроза возрастает. Но многие, в том числе весьма значимые страны-члены ЕС до сих пор убеждены, что серьёзность российского вмешательства слишком преувеличена — например, это Германия, Франция, Италия, Австрия, Дания, Словакия, Словения и Греция. А Кипр уверен, что такой проблемы вообще не существует.

Показателен также разброс социологических ответов в разных странах ЕС на вопрос: «В чём вы видите отличия России от Европы?» В большинстве стран ответили, что нынешняя Россия представляет собой вызов Европе, потому что она отрицает мировой порядок, сложившийся после Холодной войны, и хочет утвердить собственную систему. В 10 странах уточняют, что эта российская «собственная система» представляет собой попытку возрождения прежней империи. Но в 4 странах утверждают, что Запад сам принизил Россию и тем самым спровоцировал её на желание «дать ответ».

На вопрос: «Озабочена ли ваша страна тем, что Россия наращивает свой военный бюджет и осуществляет попытки вторжения в соседние страны?» также были получены разные ответы. В 10 государствах ЕС признали, что Россия может иметь агрессивные намерения относительно других европейских стран, но их страны это не касается. В 6 странах (в том числе в Эстонии) заявили, что Россия представляет собой военную угрозу — как их стране, так и Евросоюзу в целом. Но в 5 странах считают, что милитаризация России угрожает лишь тем государствам, которые не входят в ЕС, но сам Евросоюз находится в безопасности.

Государства-члены ЕС нуждаются в том, чтобы превратить своё организационное единство в политическую стратегию, которая не только отражала бы общие европейские ценности, но также знала российские реалии. Путь к победе в нормативной войне — это не столько противостояние России как таковое, сколько повышение устойчивости Европы и оживление западной модели.

Пример выборов президента Франции выглядел довольно успешно. Проевропейский кандидат Макрон, зная о прямой поддержке Кремлём некоторых кандидатов, не делал его основной темой своей кампании. Вместо этого он сосредоточился на проблемах Франции и необходимости усиления Европы. Такая позитивная повестка оказалась эффективным способом привлечь французских избирателей и справиться с российским вмешательством.

Российское влияние на европейскую политику необходимо отслеживать и учитывать, но интерпретировать все события «через российскую линзу» контрпродуктивно. Россия умеет играть на объективно существующих противоречиях в Европе. Но если сами эти противоречия также считать результатом влияния России — это будет играть на руку Кремлю, который пытается утвердить свою глобальную значимость и влиятельность.

Затрагивая причины нормативного расхождения Европы и России, автор пишет, что в начале 1990-х годов Москва попыталась интегрироваться с Западом. Однако западные либеральные принципы столкнулись с российской политической целесообразностью — желанием её правителей остаться у власти. Кремль изобрёл термин «суверенная демократия», который означал подделку демократических институтов.

Российское понимание «суверенитета» предусматривает авторитарную власть из единого центра, изолированную от влияния как снаружи, так и снизу, от собственных граждан. Это путинское представление о суверенитете неизбежно столкнулось с европейской трактовкой, где суверенитет стран совместен и базируется на принципах прав человека и свободы выбора.

Путинский Кремль представляет международную политику в стиле ХХ века, с глобальным делением мира на «сферы влияния» различных «великих держав». Эта трактовка может нравиться Трампу и некоторым консерваторам в США, но для Европы она совершенно неприемлема. Поскольку ЕС сформировался именно на принципе добровольно разделяемого суверенитета и отказе от «великодержавных» амбиций. Поэтому Европа обречена на нормативное соперничество с Россией.

В отличие от эпохи прежней Холодной войны Запада с СССР сегодняшнее противостояние ЕС и РФ усложняется тем, что российский капитал (в отличие от российской политики) давно «интегрировался» на Западе, присутствует во множестве фондов, и с их помощью оказывает своё влияние. Новое пропагандистское наступление России началось после Оранжевой революции 2004-2005 годов в Украине, изначально оно сводилось к попыткам удержания постсоветских стран в «сфере влияния» Кремля.

Однако после войны 2008 года против Грузии это пропагандистское влияние резко усилилось и расширилось. Тогда появились каналы вроде RT, стратегией которых стало не столько продвижение российских нарративов, сколько разрушение западных. Возник целый массив пропагандистских сайтов на разных языках под эгидой таких организаций, как Россотрудничество и Институт демократии и сотрудничества.

Зачастую эта пропаганда опирается на собственно европейские традиции, укоренённые в ряде стран. Например, во Франции ещё со времён де Голля было принято воспринимать Россию некоторым «противовесом» влиянию США. И нынешняя российская пропаганда формирует у своих потребителей представление о России как о важном международном акторе, с которым Европа должна «найти общий язык».

Общие ценности ЕС нуждаются в более активном выражении на языке конкретной политики. Но здесь зачастую возникают проблемы. Например, между различными странами существует путаница в отношении методов диалога с Россией, есть также вопросы разделения компетенции между различными странами ЕС и общеевропейскими институтами.

Русские часто пытаются использовать свои энергетические отношения с различными европейскими государствами для того, чтобы коррумпировать и разделить ЕС. В этом процессе ставится под вопрос нормативная приверженность ЕС верховенству закона. Кремль пытается доказать, что мотив экономической прибыли важнее правовых норм, и поэтому европейское общество «ничем не отличается» от российского. Если эта точка зрения восторжествует, это будет означать российскую победу в нормативной войне.

«Нам не нужна политика в отношении ЕС, мы будем вести диалог с отдельными государствами», — заметил один высокопоставленный российский чиновник. Поэтому европейским политикам жизненно необходимо проводить стратегию укрепления устойчивости Европы. Конкретные пути: координация национальных институтов и разведок стран ЕС, совершенствование законодательства об отмывании денег, развитие кибербезопасности.

В медийной сфере самое эффективное орудие — спокойное и правдивое объяснение действий России, без эмоциональных преувеличений. Эта информация станет надёжным противоядием против невежества и паранойи. Также была бы полезной организация курсов для журналистов и редакторов, которые помогут развивать критическое отношение к методам российских СМИ. В целом, европейские страны нуждаются в постоянном и активном согласовании своей политики именно в тех областях, которые наиболее уязвимы для российского влияния.

Внушает оптимизм, что население большинства (21) стран Евросоюза поддерживают принятые в 2016 году «5 принципов ЕС по отношению к России». Это, напомним, требование полного исполнения Минских соглашений, укрепление «Восточного партнёрства» ЕС, укрепление внутренней устойчивости в самом Евросоюзе, выборочное сотрудничество с Россией — там, где оно не противоречит европейским интересам, и поддержка гражданского общества в самой России.

Во второй части работы автор перечисляет методы российского влияния на различные страны ЕС. В частности, для Эстонии основными опасностями названы: кибервмешательство, влияние на бизнес и лидеров мнений, манипулирование местными СМИ.

Автор указывает, что многие русскоязычные жители Эстонии находятся под сильным влиянием российских и местных пророссийских СМИ, но при этом отмечает парадокс — они сами не хотели бы присоединения к России. Большинство эстонцев относится к российской политике весьма критично, памятуя о 50-летней советской оккупации. Они по-прежнему считают Россию военной угрозой и замечают, что Россия в информационной сфере относится к Эстонии крайне недружественно. Эта недружественность резко возросла после инцидента с «Бронзовым солдатом» в 2007 году, но стала стабильной и системной после 2014 года, когда Россия совершила аннексию Крыма и развязала войну на Донбассе. Эстония тогда активно поддержала Украину, и автор приводит мнение эстонских политиков о том, что снятие санкций ЕС с России возможно только после того, как Украина получит возможность восстановить контроль над своими границами.

Полный аналитический отчёт Европейского совета по международным отношениям, подготовленный экспертом Кадри Лийк, можно прочесть по этой ссылке.