Будущее международное положение Украины: шесть внешнеполитических сценариев для ключевого государства Восточной Европы

Главный вопрос о будущем Украины, на который до сих пор нет чёткого ответа, касается не только и не столько её внутренних дел, экономической трансформации и социальной стабильности — тем, часто звучащих в СМИ и обсуждениях экспертов¹. В конечном счёте решающим вызовом перед Киевом на следующие несколько лет остаётся вопрос защиты национальной безопасности от российской гибридной войны против Украины². В первую очередь это касается сдерживания возможных дальнейших военных действий Москвы, таких как воздушные бомбардировки, артиллерийские обстрелы, ракетные удары или продвижения войск за пределы сегодняшних оккупированных территорий. Последнее могло бы, например, произойти, если Кремль решит создать сухопутную связь между Россией и Крымом вдоль Азовского моря в случае неудачи российского строительства стабильного и функционирующего моста через Керченский пролив.

В этой связи имеет смысл обозначить шесть возможных вариантов будущего международного позиционирования Украины. Эти сценарии потребуют от Киева, Запада и Москвы разных концептуальных подходов, взаимных сигналов и совместных или же антагонистических действий. Они могут привести к самым различным последствиям не только для Украины, но и для всей Европы — если не для всего мира (ввиду изложенной ниже связи между территориальной целостностью Украины и международным режимом по нераспространению ядерного оружия).

Как будет проиллюстрировано, относительные шансы, риски и возможности воплощения того или иного сценария резко отличаются друг от друга. Тем не менее, имеет смысл обсудить все шесть сценариев в примерно равной мере, так как они все активно обсуждаются в экспертной среде и международной дипломатии, а также иногда в масс-медиа. Имеет и смысл сравнить сегодняшнюю относительную вероятность их воплощения и открыто сказать об утопичности, желательности, рискованности, привлекательности, мрачности и т.д. их будущей реализации.

Более того, в следующие годы нельзя исключить ни новые потрясения или трансформации международной системы безопасности, ни резкие изменения во внутреннем раскладе вовлеченных в «украинский кризис» государств и межгосударственных организаций. В результате изменений условий для изложенных шести сценариев — например, после ухода Путина — относительная вероятность их реализаций может снизиться или повыситься по сравнению с теперешней ситуацией. Некоторые из представленных сценариев могут на фоне сегодняшней международной ситуации показаться несбыточными. Тем не менее, их предварительное обсуждение уже сегодня имеет смысл на тот случай, если в следующие годы произойдут резкие повороты, например, внутри Украины, России, США и/или Европейского Союза. Последние годы научили тому, что нельзя полностью исключать даже самых, казалось бы, невероятных новых развитий.

Такого рода, с одной стороны, политические катаклизмы или же, с другой стороны, прогрессивные прыжки могут предоставить новые «окна возможностей» для Украины и её друзей. Если такое окно действительно вдруг откроется — Киеву, Брюсселю, Вашингтону и другим игрокам нужно будет действовать, возможно, быстро и решительно, чтобы не упустить исторический момент. Именно на этот случай, то есть чтобы быть готовым и к самому резкому повороту событий, здесь обсуждаются пока лишь гипотетические варианты украинского будущего. Они могут остаться такими же фантастическими, какими они представляются на сегодня — или же, наоборот, стать вполне возможными, если мир существенно изменится. Помимо продолжения сегодняшнего состояния невключённости в значимые международные структуры безопасности, у Украины есть пять альтернативных сценариев: «финляндизация», вступление в ЕС, присоединение к НАТО, отдельный договор с США, создание коалиции «Междуморья».

Первый сценарий: Украина (совместно с Грузией и Молдовой) остаётся в нынешней геополитической «серой зоне» Европы и получает со стороны Запада только неформальную поддержку своей безопасности

Простая экстраполяция нынешнего положения Украины, Молдовы и Грузии без существенного изменения их международного статуса является, на сегодняшний день, наиболее вероятным сценарием на ближайшие годы. Возможны новые развития внутри этого сценария, как, например, разные двухсторонние партнёрства, проекты и договорённости. Но в итоге такие отдельные инициативы, скорее всего, оставят уровень институциональной встроенности всех трёх стран, то есть отсутствие их организационного включения в европейскую систему безопасности, аналогичным сегодняшнему. С одной стороны, можно утверждать, что только обсуждение разных вариантов будущего в рамках этого первого сценария событий — действительно реалистичная дискуссия, и что только попытки улучшения именно этого сценария имеют политический смысл для Украины.

С другой стороны, очевидным недостатком этого украинского, грузинского и молдавского будущего является то, что оно будет, по сути, продолжением ситуации, сложившейся после 1991 года³. Этот сценарий будет и далее воспроизводить тот набор обстоятельств, который привёл к катастрофе 2014 года. Частичная западная помощь Украине, Молдове и Грузии в виде финансовой поддержки, различных схем сотрудничества и поставки некоторого оружия в худшем случае, когда-то будет рассматриваться как отвлечение от задачи более креативного и существенного решения принципиальной проблемы международного положения этих трёх стран.

Скрупулёзная работа над постепенным улучшением сценария «серой зоны» ввиду его высокой вероятности на следующие годы, конечно, нужна — и, ввиду неясности альтернатив ему, является даже первоочерёдной. Однако чрезмерное или даже исключительное внимание к этой цели может привести как в Украине, так и на Западе к забывчивости о том, что этот сценарий в конечном счёте будет означать сохранение опасной геополитической «дыры» в Европе. Пока эта хрупкая модель международных отношений Восточной Европы не будет заменена некой серьёзной структурой, она может привести к ещё большему краху, чем тот, который произошёл в 2014 году.

Идея о том, что Украина, Молдова и Грузия должны и могут сами по себе стать достаточно сильными, чтобы противостоять России — почётная и привлекательная. Но она в конечном счёте наивна, если не легкомысленна. То, что эти страны самостоятельно могут справиться с новым полномасштабным российским военным вторжением, включая воздушные и ракетные удары — а именно об этом кошмарном сценарии нужно говорить, если серьёзно обсуждать вопросы базовой национальной безопасности трёх стран — всего лишь необоснованная мечта⁴.

Второй сценарий: В рамках большой сделки между Россией и Западом Украина получит некие общие гарантии безопасности, но может потерять часть своей территории и/или суверенитета

Тогда как первый вариант является на сегодняшний день наиболее вероятным, то второй, иногда называемый «финляндизацией», стал за последние три года наиболее популярным среди многих политиков, дипломатов, наблюдателей в Западной Европе и некоторых аналитиков в России. Идея о большой сделке между Москвой и Западом часто упоминается как в СМИ, так и в экспертных дискуссиях. В принципе, Украина должна быть самой заинтересованной страной в стабильном, всеобъемлющем и справедливом мире с Россией. Однако устойчивая сделка с Москвой кажется маловероятной без фундаментальных изменений в нынешнем политическом режиме России или, по крайней мере, в её внешнеполитических приоритетах. Сегодняшний Кремль вряд ли по-настоящему признает суверенитет Украины или согласится на разрешение проблемы Крыма. Разве что можно предположить возможный будущий уход России из украинского Донбасса в обмен на снятие большинства западных санкций.

Вероятно, что Москва потребует и для этого прогресса добавочных уступок со стороны Запада, как, например, официального исключения возможности будущего вступления Украины в ЕС и/или НАТО. Кремль также, скорее всего, не откажется от Крыма и не прекратит поддержку своих марионеточных режимов в Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии. Таким образом, такая асимметричная сделка, игнорирующая интересы Киева, стала бы фактическим отказом США и Великобритании от их обещаний в известном Будапештском меморандуме о заверениях безопасности Украины 1994 года. (Название этого документа часто неправильно переводится в Украине как «Меморандум о [якобы] гарантиях безопасности», хотя в английском варианте текста говорится о «security assurances», а не о «security guarantees».) Тем самым такое возможное соглашение ещё больше подорвало бы уже давший трещину в 2014 году всемирный режим нераспространения ядерного оружия, о чём ниже будет рассказано более подробно⁵.

К тому же, такая сделка повторила бы предыдущие неудачные попытки прийти к взаимопониманию между Западом и Кремлём о постсоветском пространстве путём коллективных переговоров и подписания многосторонних документов. В Будапештском меморандуме 1994 года с США, Великобританией и Украиной Кремль — в обмен на полную передачу украинского ядерного арсенала России — заверил мир о своём уважении территориальной целостности, государственных границ и политического суверенитета Украины. В Стамбульском документе ОБСЕ 1999 года Россия пообещала вывести свою небольшую воинскую часть из Приднестровья. В российско-грузинском мирном договоре 2008 года, достигнутом при посредничестве ЕС (так называемый «план Саркози»), руководство России согласилось вывести свои войска из Южной Осетии и Абхазии. В Женевской декларации, Минском протоколе и Минском меморандуме 2014 года, и в Минском соглашении 2015 года Москва согласилась на деоккупацию Донбасса.

Ни одно из российских обещаний в этих многосторонних соглашениях (как и в целом ряду двухсторонних договоров России с Украиной, Молдовой и Грузией) не было выполнено, хотя Москва в той или иной степени принимала участие в инициации подписания и разработке текстов этих документов. Заключение ещё одного подобного соглашения с Москвой может иметь такой же разочаровывающий результат. В худшем случае оно может соблазнить Запад подписаться под перманентным нарушением политического суверенитета Украины в обмен на несущественное улучшение безопасности Восточной Европе. Такой результат на фоне событий и соглашений касательно украинского ядерного арсенала 1990-х годов ещё глубже подорвал бы логику демонстративно нарушаемого Москвой с 2014 года международного режима нераспространении ядерного оружия.

Третий сценарий: Следуя своему обещанию на Бухарестском саммите 2008 года, НАТО предоставляет Украине и Грузии Планы действий по членству (ПДЧ) и в конечном итоге принимает эти страны в НАТО

Тогда как большая сделка между Россией и Западом является предпочтительным вариантом разрешения конфликта вокруг Украины среди многих западных и российских наблюдателей, в самой Украине и Грузии наиболее популярным вариантом решения проблемы безопасности этих стран является их как можно более скорое присоединение к НАТО. (Молдова в 1994 году, в статье 11 своей Конституции, провозгласила себя перманентно внеблоковым государством.) Относительное большинство не только политиков и интеллигенции двух стран, но и украинского, и грузинского обществ сегодня стабильно поддерживают вступление в НАТО. Уже в 2008 году Украина и Грузия официально подали заявку на членство в НАТО, но эти заявления не привели к предоставлению аппликантам ПДЧ и реальных возможностей вступления в НАТО. Правда, альянс пообещал в заключительной декларации своего Бухарестского саммита, что Украина и Грузия «станут членами» альянса — однако он не уточнил, как и когда это случится.

Принципиальная проблема подобного сценария состоит в том, что НАТО не является наднациональной организацией. Решение о принятии новых членов решают не натовские бюрократы или военные, среди которых много друзей Украины и Грузии. Вместо этого все страны-члены альянса в рамках Североатлантического совета должны единогласно согласиться на расширение. Перед гипотетическим голосованием в Североатлантическом совете заявления Грузии и Украины о вступлении в НАТО, наверное, нашли бы значительную поддержку среди политических элит стран-членов альянса из Восточной Европы и Северной Америки. Однако, поскольку каждая страна имеет право на вето, шансы на единодушно позитивное голосование были бы, тем не менее, ничтожны сегодня и в близком будущем. По крайней мере, несколько западноевропейских стран наложили бы своё вето на такое расширение НАТО — до того момента, пока не решатся территориальные споры Киева и Тбилиси с Москвой.

Парадоксальным образом Украина и Грузия, видимо, только тогда смогут стать членами НАТО, когда им это уже не будет так нужно, то есть если и когда они решат свои конфликты с Россией. Несмотря на это, многие украинские и грузинские политики, эксперты и дипломаты сегодня вкладывают большую часть своего времени и своей энергии в то, чтобы продвигать идею как можно более быстрого вступления их стран в НАТО. Пронатовские активисты не только пропагандируют этот пока что туманный сценарий в своих странах, но и давят на своих коллег на Западе, чтобы они каким-то образом решили проблему членства, несмотря на то, что вероятность единодушной поддержки этого шага всеми 29 членами альянса на ближайшие годы близка к нулю⁶.

Хотя мотивация пронатовских грузинских и украинских политиков, экспертов и дипломатов понятна, их постоянные попытки достичь в этом плане кардинальный прорыв в данный момент не только бесполезны. Они частично контрпродуктивны, поскольку отвлекают Киев, Тбилиси и их западных партнёров от поиска более перспективных путей повышения структурной безопасности Грузии и Украины в течение того периода времени, пока вступление в НАТО в конечном итоге не станет действительно возможным. Решающий вопрос для Украины в том, что делать до того, как все страны-члены НАТО могут, без исключения, согласиться на новое большое восточное расширение альянса.

Четвёртый сценарий: Присоединение к ЕС как инструмент укрепления безопасности Украины, Грузии и Молдовы

В отличие от, видимо, непреодолимых геополитических препятствий для присоединения Украины и Грузии к НАТО до тех пор, пока продолжается их конфликт с Россией, будущее вступление в ЕС трёх ассоциированных стран Восточного партнёрства — намного менее политизированный вопрос. Правда, действующий Лиссабонский договор ЕС включает в себя новую статью 42 о взаимной военной помощи (параграф 7) и тем самым предоставляет членам Союза гарантии, напоминающие положения известной статьи 5 Вашингтонского договора НАТО. Тем не менее, ЕС не является в первую очередь оборонным альянсом и не включает в себя США, что делает его расширение менее геополитически значимым, менее рискованным для стран-членов Союза и менее угрожающим для россиян, большинство которых до недавнего времени испытывало значимый уровень симпатии в отношении ЕС, а не боязнь — как в случае с НАТО. На этом фоне шансы, вызовы и траектории вступления в ЕС, с одной стороны, и в НАТО, с другой, отличаются.

Как известно, официальной и однозначной перспективы членства в ЕС у Киева, Тбилиси и Кишинёва, конечно, до сих пор нет. Но всё же в тот момент, когда эти три страны выполнят большинство статьей своих уже подписанных и ратифицированных больших соглашений об ассоциации с ЕС и таким образом «европеизируют» свои законодательства, общественные структуры и государственные управления, в вопросе присоединения Украины, Грузии и Молдовы к Союзу появится много сторонников, как в Центрально-Восточной, так и в Западной Европе. Поэтому, вопреки сегодня широко распространённому мнению, будущее вступление этих трёх стран в ЕС не так уж маловероятно; и такой шаг был бы не тривиальным в отношении обеспечения безопасности трёх стран.

Соглашения об ассоциации, заключённые этими тремя постсоветскими республиками в 2014 году, являются исключительно детализированными и всеобъемлющими договорами, которые в ближайшие годы будут постепенно усиливать их связи с ЕС. Фактически имплементация этих суперпактов уже сама по себе сделает Украину, Молдову и Грузию участниками европейского экономического и правового пространства⁷. Когда соглашения будут полностью воплощены и будут действовать во многих сферах общественной жизни трёх стран, финальный шаг к полному членству в ЕС будет уже относительно небольшим.

На этом фоне вероятно, что после того, как большинство глав соглашений об ассоциации будут реализованы, три страны получат официальный статус кандидата в члены от Брюсселя. Вероятно также, что последующие за этим переговоры о вступлении будут короче, чем в случае более ранних подготовительных процедур для вступления тех или иных стран в ЕС, поскольку многие ключевые вопросы уже будут решены в процессе воплощения действующих обширных соглашений об ассоциации. Хотя эти договоры официально не заключены для того, чтобы подготовить три страны Восточного партнёрства к членству в ЕС, фактически они делают именно это.

ЕС, правда, не является таким мощным и однозначно оборонным союзом, как НАТО, и, следовательно, не может предоставлять таких же однозначных гарантий военной безопасности, как намного более подготовленный к этому Североатлантический альянс. Тем не менее, члены ЕС институционально связаны между собой настолько прочно и многосторонне, что они не могут не быть теснейшими геополитическими союзниками. Это особенно важно ввиду того, что Союз имеет эффективные инструменты экономического давления на своих возможных противников. Таким образом, присоединение Украины, Грузии и Молдовы к ЕС значительно улучшило бы их положение в сфере безопасности и было бы геополитически менее сложным, чем дальнейшее расширение НАТО на восток.

Некоторые политики, дипломаты и эксперты Европы понимают потенциальное значение членства в ЕС не только для экономического развития Украины, Молдовы и Грузии, но и для разрешения проблемы безопасности Киева, Тбилиси и Кишинёва, и поэтому активно над этим работают. Тем не менее, особенная глубина и широта трёх новых соглашений об ассоциации с ЕС означают, что их имплементация потребует много лет. Это значит, что — хотя политически вступление в ЕС легче, чем в НАТО — Украина, Грузия и Молдова ещё не скоро смогут претендовать на полное членство в ЕС. Как и в случае с НАТО, остаётся вопрос, что делать до момента их вероятного будущего вступления в Союз.

Пятый сценарий: Получение Украиной статуса так называемого Основного союзника США вне НАТО или/и заключение трёхстороннего пакта на базе Будапештского меморандума

После распада СССР Украина унаследовала третий по величине в мире арсенал ядерного оружия, который значительно превысил суммарное количество атомных боеголовок, находящихся тогда в распоряжении Китая, Великобритании и Франции. Разумеется, у Киева в начале 1990-х не было возможности использовать большую часть этого оружия. Тем не менее, этот огромный арсенал, как и значительные производственные мощности и инженерно-технологический опыт Украины, позволили бы Киеву создать свои собственные небольшие, но функциональные и достаточно угрожающие ядерные войска.

Однако Киев решил отказаться от всего своего ядерного оружия, оборудования и материалов, чтобы присоединиться в середине 1990-х к всемирному Договору о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в качестве государства без атомного оружия. Уже тогда, предчувствуя российскую ирредентистскую угрозу, украинское правительство в ходе международных переговоров о разоружении Украины в 1993–1994 годах настаивало на том, чтобы Киев за отказ от своего ядерного арсенала получил гарантии безопасности со стороны так называемых стран-«депозиторов» ДНЯО, то есть от США, Великобритании и России. В декабре 1994 года, во время Будапештского саммита КБСЕ, эти три страны, как гаранты режима нераспространения атомного оружия, и подписали судьбоносный Меморандум с Украиной⁸.

Безусловно, Будапештский меморандум не является полноценным международным договором. Он предоставил Украине не «гарантии», как часто утверждается в украинских СМИ, а «заверения» (assurances) о безопасности. Тем не менее, поскольку четырёхсторонний документ в свою очередь тесно связан с ДНЯО, Москва в 2014 году нарушила не только территориальную целостность Украины. Опосредованной жертвой российской открытой аннексии Крыма и скрытой интервенции на Донбассе также стали юридическая логика действенности ДНЯО и международное доверие в эффективность одного из самых важных соглашений мирового сообщества⁹. На этом фоне Украине стоит в будущем попробовать убедить Вашингтон и Лондон подтвердить свои заверения 1994 года более формально и однозначно, и сделать это не только и не столько из-за солидарности с Украиной, а ради сохранения будущей прочности всемирного режима нераспространения¹⁰.

Стандартный формат обеспечения безопасности, который США применяет к избранным партнёрам по всему миру — это так называемый статус Основного союзника вне НАТО (MNNA), который предусматривает ряд особых возможностей по сотрудничеству в сфере национальной безопасности и может сопровождаться пактом о военной помощи между Вашингтоном и его союзником. В декабре 2014 года в Конгрессе США уже серьёзно рассматривали предоставление этого статуса Украине, но в последний момент это положение было исключено из соответствующего законопроекта. В марте 2017 года Верховная Рада приняла резолюцию, в которой она прямо просит Вашингтон объявить Украину своим Основным союзником вне НАТО. В будущем, возможно, Киеву даже стоит стремиться к трёхстороннему договору между Украиной, США и Великобританией на основании обещаний Вашингтона и Лондона Киеву в Будапештском меморандуме 1994 года.

Очевидная причина, почему такого нового договора и полноценного военного сотрудничества ещё нет — это то, что США и Великобритания в таком случае рискуют быть втянутыми в конфликт Украины с Россией. С другой стороны, такой шаг повысил бы ставки для России в её гибридной войне против Украины, и тем самым мог бы помочь сдержать будущие атаки Москвы. Более того, предоставление Украине более серьёзных гарантий безопасности, чем заверения США и Великобритании в рамках Будапештского меморандума, усилило бы всеобщее доверие к международному праву в целом и к ДНЯО в частности. На этом фоне Вашингтон и Лондон однажды смогут решить, что им всё же стоит принять такой риск и произвести «апгрейд» Будапештского меморандума 1994 года — не только и не столько ради безопасности украинцев, сколько в интересах дальнейшего функционирования режима нераспространения. В таком случае Украина сможет существенно усилить свою международную включенность и отойти от своего сегодняшнего положения в европейской «серой зоне» безопасности.

Парадоксальным образом, такое развитие было бы и в коренных стратегических интересах российского государства — факт, который, конечно, циничная «кремлёвская политология» бы решительно отрицала. Восприятие России как мировой державы и её международный вес более тесно связаны с относительной грозностью и эксклюзивностью её ядерного арсенала, чем, например, в случае таких атомных государств, как США, Китай, Франция и Великобритания. Международный вес и влияние этих четырёх стран, правда, тоже базируется на их статусе официальных ядерных держав в рамках ДНЯО и соответствующих арсеналах оружия массового поражения. Но их статус и репутация связаны не только с их ядерными ракетами, бомбами и снарядами, но и с другими факторами, как, например, со значимой экономической мощью, высоким академическим потенциалом и разными технологическими инновациями этих наций.

Сохранение статуса и веса России как страны, достижения которой во вневоенных сферах более скромны, чем у других официальных ядерных держав, поэтому особенно тесно связано с будущим соблюдением ДНЯО. Если разные страны мира будут терять свою веру в эффективность ДНЯО и, соответственно, начнут сами приобретать оружие массового поражения, то это снизит в первую очередь относительный международный вес России. Москве будет труднее, чем другим официальным ядерным державам компенсировать постепенное снижение значения своего ядерного арсенала другими рычагами влияния. Относительные статусные потери России от возможного будущего роста количества стран с ядерным оружием будут превышать такого рода потери у других стран мира. Поэтому Москва должна была бы быть — ввиду специфического международного политического и правового положения России — самым ярым гарантом ДНЯО. Но, конечно, последние операции Кремля в Украине противоречат также многим другим установкам, которых можно было бы обозначить как коренные национальные интересы России — и не только в сфере её относительного международного веса.

Шестой сценарий: Украина, Грузия и Молдова, а также ряд посткоммунистических государств-членов НАТО создадут коалицию, воплощающую старую польскую идею Междуморья («Интермариум»)

Геополитическая ситуация Киева, Кишинёва и Тбилиси — на абстрактном уровне — похожа на ситуацию новых государств Центрально-Восточной Европы, образовавшихся после Первой мировой войны, таких как Польша, Чехословакия, Литва, Латвия, Эстония. Как и эти государства в межвоенный период, Украина, Молдова и Грузия сейчас находятся в некой геополитической «дыре», и их суверенитету угрожает соседняя ревизионистская держава. Россия уже успела сделать из всех этих трёх стран «несостоявшиеся государства» путём активного подстрекательства и целенаправленной поддержки в них сепаратистских движений. Без помощи Москвы пяти сепаратистских единиц на территории этих стран, скорее всего, не было бы. Опосредованно Россия также причастна к сепаратизму в Азербайджане, где Москва помогает Армении, которая в свою очередь поддерживает сепаратистов Нагорного Карабаха.

Грузия, Украина, Азербайджан и Молдова в настоящее время уже входят в так называемую Организацию за демократию и экономическое развитие, известную под аббревиатурой ГУАМ. Объединение четырёх стран в этой коалиции отдалённо напоминает межвоенный восточноевропейский проект под названием «Интермариум» (так называемые земли между морями). После распада старых многонациональных государств польские и другие политики бывших зависимых территорий разных империй в Европе развили идею объединения их наций между Балтийским, Чёрным и Адриатическим морями. Основная цель Междуморья и подобных проектов заключалась в том, чтобы усилить относительную безопасность этих самих по себе слабых стран, создав союз, который сделал бы буферную зону между потенциальными ревизионистскими Германией и Россией/СССР более безопасной. Но эта идея так и не была воплощена между 1918 и 1938 годами — и не смогла предотвратить Мюнхенский договор, пакт Молотова-Риббентропа и начало Второй мировой войны.

ГУАМ же, как и другая, частично аналогичная организация, созданная в конце 2005 года, так называемое Сообщество демократического выбора (Украина, Молдова, Латвия, Литва, Эстония, Словения, Македония, Румыния, Грузия), стали реальностью. Однако эти коалиции по своим составам и статусам слишком слабые, чтобы противостоять военному вмешательству и другим так называемым «активным действиям» России в нынешней «серой зоне» между НАТО, с одной стороны, и Организацией договора о коллективной безопасности, с другой. Это несмотря на то, что ближайшие западные соседи Украины — Польша, Словакия, Венгрия, Румыния — и другие восточные страны-члены НАТО должны быть коренным образом заинтересованы в стабильности и безопасности особенно Украины. Возможный крах украинского государства в результате агрессивной политики Кремля сказался бы на них в самых разных отношениях.

Несмотря на такую общность интересов большинства наций всей Центрально-Восточной Европы, до сих пор не было каких-либо существенных действий для создания соответствующей объемлющей структуры безопасности стран этого региона. Это тем более удивляет на фоне того, что уже существует некая модель для такого соглашения между членом и не-членом НАТО в регионе. В 2010 году Азербайджану удалось подписать с Турцией Договор о стратегическом партнёрстве и взаимопомощи, который включает в себя и статью о возможной военной поддержки Анкары для Баку. Таким образом, не только США в своих разнообразных союзах вне НАТО, но и неядерный член альянса Турция своим договором с Азербайджаном уже пересекли «красную линию» дачи ратифицированных гарантий безопасности членами НАТО за пределами альянса¹¹.

Тем не менее, для Польши, Румынии и других восточноевропейских соседей Украины идея их участия в серьёзной антиимперской коалиции за пределами НАТО, видимо, неинтересна. Хотя идея «Интермариума» иногда упоминалась польскими политиками, в том числе нынешним президентом Польши Анджеем Дудой, в течение последних 25 лет Варшава ещё не предприняла конкретных шагов для её реализации. Сегодня Варшава, кажется, более заинтересована в строительстве антинемецких восточноевропейских коалиций внутри ЕС, чем в решении проблем безопасности на восточной границе Польши¹².

В случае самого апокалиптического, но вполне возможного сценария для украинского государства, то есть его распада, западные соседи Украины мало что могли бы ожидать от ЕС или НАТО. Непонятно, например, насколько Брюссель смог бы помочь Польше, Словакии, Венгрии и Румынии при притоке нескольких миллионов украинских беженцев или же при взрыве самой большой АЭС Европы в Запорожской области. Полагается ли Варшава на то, что войска НАТО начнут стрелять по украинским беженцам после исчерпания максимума количества беженцев, которое Польша согласна принять, то есть, например, после прихода третьего миллиона неприглашённых иммигрантов из Украины в течении нескольких недель? Уверен ли Будапешт в том, что другие страны-члены ЕС согласятся принять десятки или сотни тысяч украинских беженцев, оказавшихся по такому сценарий в Венгрии? Надеется ли Бухарест на то, что ЕС введёт строгий визовый режим для запорожских радиоактивных частиц, когда они начнут массово проникать в Шенгенскую зону через румынско-украинскую границу?

Вероятность полного краха украинского государства и его апокалиптических последствий, конечно, низкая. Однако ставки для восточных членов НАТО в стабильности Украины — огромные; а возможности НАТО помочь в этом отношении (из-за упомянутой большой осторожности западных европейцев) — ограниченные. На этом фоне относительная пассивность, в частности, Варшавы, Бухареста, Будапешта и Братиславы в преодолении восточноевропейской «серой зоны» удивляет. Эта бездейственность, возможно, связана с тем, что взгляд многих центрально-восточных политиков, дипломатов и даже некоторых экспертов на свой регион сегодня «астрономический».

В не полностью осознанном «астрономическом» воображении Европы среди посткоммунистических элит континент разделён на хорошую «планету» ЕС и НАТО и плохую «планету» всех других стран. Нахождение на правильной «планете», в этом постгеографическом воззрении, решает все основные проблемы безопасности. Важно лишь то, чтобы ни в коем случае не войти в какую-то связь с другой «планетой», не быть вовлечённым в её проблемы и тем самым быть перетянутым из «правильной европейской» в «неправильную постсоветскую» зону. В дивном новом мире центрально-восточной политологии плохая «планета» настолько далека от хорошей, что её проблемы несущественны для счастливых обитателей «планеты» ЕС/НАТО.

Есть, конечно, и другие причины того, что периодически всплывающая идея о создании Междуморья пока остаётся невоплощённой. Так, недавний националистический поворот во внутренней и внешней политике Польши привёл к новому напряжению как в польско-ЕСовских, так и польско-украинских отношениях. Неудачная официальная постмайдановская политика исторической памяти Киева — особенно в отношении интерпретации значения и увековечивания лидеров ОУН-УПА — подыгрывала этому польскому повороту. В частности, это касается деятельности нового руководства правительственного Украинского института национальной памяти (УИНП), состоящего из историков, которые не публикуются в серьёзных академических журналах. Неуместные инициативы УИНП и ему подобных украинских институтов в значительной мере облегчили использование российской пропагандистской машиной возникшего напряжения в польско-украинских отношениях.

Заключение

Ни один из этих шести сценариев не обнадёживает. Первый, сохранение «серой зоны», сегодня кажется наиболее вероятным. Но он, возможно, с учётом известного прошлого опыта, в конечном счёте — тупиковый. Остаётся неясным, может ли даже более сильная, чем сегодня ассоциация с Западом, адаптация к новым вызовам после 2014 года и консолидация постмайдановского украинского государства в рамках этого сценария заменить или компенсировать официальную и устойчивую институциональную интеграцию Украины, Грузии и Молдовы в более или менее значимую международную коалицию до такой степени, что безопасность этих трёх стран существенно усилится.

Остальные пять сценариев, напротив, дают некоторые международно-правовые механизмы серьёзного обеспечения безопасности в сегодняшней «серой зоне». Они бы принципиально поменяли всю геополитику Восточной Европы путём подписания разного рода новых больших договоров. Но эти сценарии, которые в тех или иных аспектах выгодны Украине, Грузии и, частично, Молдове, сегодня мало реалистичны, если не фантастичны. Тем не менее, эти пять сценариев в той или иной мере могут стать возможными в будущем, если произойдут существенные изменения во внутренней или внешней политике тех или иных вовлечённых в восточноевропейский регион стран и организаций.

Разные варианты этой статьи также опубликованы на украинском, русском, английском и немецком языках на сайтах «Новое время», «ИноСМИ», Ukraine-Nachrichten, Huffington Post Deutschland, Focus Online и Harvard International Review, в журналах Sirius: Zeitschrift für Strategische Analysen (2017. № 3), Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры (2017. № 1) и The Brown Journal of World Affairs (2017. № 1).