Как коммунисты убивали за кусок хлеба

Эдуард Галейн

7 августа 1932 года вышло Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», более известное как «закон о пяти колосках». Согласно ему, за хищение колхозного и кооперативного имущества, хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте вводится «расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества». Также Постановление предписывает «применять в качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны кулацких и других противообщественных элементов лишение свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь».

Российский историк И. Зеленин пришёл к выводу, что «инициатором и основным автором» «закона о пяти колосках» был сам генеральный секретарь, что доказывает переписка Сталина и Л. Кагановича. Также исследователь обратил внимание «на юридическую безграмотность закона», которая заключалась в отсутствии дифференциации видов наказания в зависимости от степени их тяжести: расстрел с конфискацией всего имущества или 10 лет заключения применялись к любой краже социалистической собственности без учёта её размеров. Осуждённые по этим делам не подпадали под амнистию.

В условиях, когда люди массово умирали от голода, коммунисты отбирали у них последний хлеб. Не имея возможности для пропитания, люди вынуждены были воровать. Н. Кириллович, живший в Житомирской области Украины, вспоминал: «Мне было 11–12 лет, и я увидел страшный голод. Нас в семье было 5 детей, голодных, начали пухнуть. Мы питались, чем могли... Мать нас, детей, посылала собирать в поле колоски... Этих спасительных колосков хлеба не позволяли собирать».

По официальным данным, на 1 января 1933 года за неполные пять месяцев по этому закону было осуждено 54 645 человек, из них 2 110 — к высшей мере наказания — смертной казни. Но репрессии продолжались и в дальнейшем. Председатель Верховного суда СССР А. Н. Винокуров в своём докладе от 10 февраля 1933 года отмечал, что по состоянию на 15 января в РСФСР были осуждены 64 907 человек, из них к высшей мере наказания — 2 298 (3,6%), в УССР — соответственно 31 167 человек и 1 143 (3,7%), в БССР — 813 и 98 (12%). Как сказано в докладе, по объектам краж (по данным, на которые имеются свидетельства) больше всего осуждённых в колхозах — 30 890, затем идёт транспорт — 6 543, совхозы — 4 721, кооперация — 2 889, промышленность — 2 485, госторговля — 1 573, меньше всего в водном и местном транспорте — 468.

Тайная инструкция от 13 сентября 1932 года регламентировала порядок применения положений закона от 7 августа. Так, в отношении кулаков, обвиняемых в хищении колхозного имущества и хлеба, предполагалось применять высшую меру наказания без исключения. Приговоры единоличникам и колхозникам ограничивались лишением свободы на 10 лет, а председателям колхозов, членам правлений грозила высшая мера наказания (при смягчающих обстоятельствах лишение свободы на 10 лет). Инструкция обязала судебно-следственные органы рассматривать дела по закону от 7 августа в ускоренном режиме — в течение 15 дней.

Стоит отметить, что официальное завершение хлебозаготовительной кампании 5 февраля 1933 года не привело к прекращению карательных акций властей против крестьянства. Перед партийно-советскими органами и органами ГПУ и юстиции республики была поставлена новая задача — обеспечение весеннего сева. В рамках данной хозяйственно-политической кампании областное, районное и колхозное руководство должно сосредоточить главное внимание на формировании семенных фондов взамен тех, которые вывезли для выполнения хлебозаготовительных планов. К примеру, на 25 января 1933 года Днепропетровская область была обеспечена посевным материалом только на 8%, Киевская — на 70%, а Украине в целом — на 37%. Цинизм и абсурдность ситуации заключались в том, что семена должны были собирать в голодающем украинском селе, которое требовало немедленной продовольственной помощи. Так, например, в постановлении ЦК КП(б)У от 31 января 1933 года прямо отмечалось, что сбор семян следует «осуществлять методами хлебозаготовок» за счёт «выявления и изъятия похищенного, скрытого, незаконно розданного зерна».

Учитывая, что в ходе хлебозаготовок у крестьян были отобраны все запасы, включая семена, нет ничего странного, что объектами краж колхозников нередко ставали семена из фондов. Количество украденного посевного материала обычно была незначительной — например, в колхозе им. Сталина зоны обслуживания Новогригоровской МТС два колхозники набрали семян в карманы. И за это были осуждены. 17 марта 1933 года СНК УССР выдаёт постановление, которым обязывает облисполкомы, райисполкомы и директоров МТС «немедленно принять самые решительные меры по охране семян, привлекая к делу охраны ГПУ, милицию и наиболее надёжных и проверенных колхозных активистов».

Несмотря на угрозу тюремного заключения и даже смертной казни, в начале 1933 года резко увеличивается количество краж скота голодными крестьянами. Похищенных лошадей, коров, овец голодные крестьяне резали и использовали для собственного потребления. Только в Александрийском районе Днепропетровской области в течение марта – апреля 1933 года похитили 30 лошадей из коллективных объединений и совхозов, в Мелитопольском — более 50 коров. Из-за деятельности группы конокрадов Студенецкого сельсовета колхозы Миропольского и соседних районов Харьковской области потеряли 152 лошади. Во второй декаде марта 1933 года в Краснопольском районе на Харьковщине две группы конокрадов наказали по закону от 7 августа 1932 года: 6 человек приговорили к расстрелу, 12 — к лишению свободы на 10 лет. Подобное наблюдалось и весной следующего 1934 года, когда селом прокатилась новая волна голода (но об этом даже сегодня очень мало написано). Например, в Черниговской области за январь-февраль только по колхозам Орловского сельсовета у колхозников украдено 25 коров. Всё это происходило при полной бездейственности правоохранительных органов: колхозников репрессировали за малейшие «преступления», тогда как в неколхозном селе царил криминал, который опять-таки были связан с голодом. Дело дошло до того, что колхозники своих коров, овец, свиней и других животных на ночь загоняли в дома. Начались самосуды.

Привлекая воров к уголовной ответственности, органы юстиции руководствовались не только законом от 7 августа, но и постановлением ВУЦВК от 21 декабря 1932 года «Об охране конского поголовья», которое обязывало применять за кражу лошадей в обобществлённом секторе высшую меру наказания с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок от 10 лет.

Поскольку крестьяне боялись зловещего закона от 7 августа, то объектом преступлений становилась преимущественно частная собственность колхозников и единоличников, в то же время количество украденного колхозного имущества возрастало лишь в незначительной мере. Учащались случаи, когда крестьяне, стремясь получить продовольствие, не останавливались перед убийством. Мелитопольский участковый прокурор в апреле 1933 года сообщал, что «в последнее время по району имеем очень часто случаи грабежа с убийством». Так, в селе Кизияр в доме убили женщину и двоих детей, в селе Радивоновка Акимовского района — мужчину и женщину. Примечательно, что преступления совершили их соседи для грабежа. И это не случайно — именно весной-летом 1933 года голод достиг своего апогея.

21 июля 1933 года выездная сессия Днепропетровского облсуда в селе Заплавка Магдалинского района рассмотрела дело о краже хлеба у колхозника — пионера Слипко и покушение на его жизнь. Как выяснилось на суде, 9 июля Павел Новокрещённый и его сестра Прасковья Ткач залезли в усадьбу Слипко, где было засеяно 0,40 га ржи, и начали срезать колоски. Но Слипко внезапно вернулся домой и «поймал воров на горячем». Тогда Новокрещённый свалил его на землю, сел сверху и стал душить, а затем ножом резать горло. «Ткач держала его за руки, пока Новокрещённый не закончил своё кровавое дело, а затем преступники бросили Слипко, заткнув ему рот его же кепкой, и считали, что Слипко уже мёртв». Через некоторое время парень пришёл в себя, добрался до дома соседей и рассказал обо всём. За совершённое преступление Тарас Новокрещённый и Прасковья Ткач были приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. Из материалов дела ясно, что главной причиной этого преступления стало голодное лихолетье. Показательно, что сам пострадавший, ещё ребёнок, жил сам, потому что его родители, как сообщала пресса, недавно умерли (вероятно, от голода).

В 1935–1936 годах масштаб репрессий по закону от 7 августа значительно сократился, что было связано с частичной реабилитацией. 26 июля 1935 года Политбюро утвердило решение «О снятии судимости с колхозников». Оно касалось тех крестьян, которые были осуждены к лишению свободы на срок не более 5 лет или другим более мягких мерам наказания и уже отбыли своё наказание. 25 апреля 1936 года прокурор СРСР А. Я. Вышинский в письме на имя Сталина, Калинина и Молотова сообщил, что с 29 июля 1935 года по 1 марта 1936-го в СССР судимость была снята с 556 790 колхозников (кроме этого, 212 199 колхозников были освобождены от судимости в 1934 году в Украине по решению правительства республики).

Реабилитация по закону от 7 августа началась позже, постановлением от 16 января 1936 года. 20 июля 1936 года Вышинский подготовил докладную записку, адресованную Сталину, Молотову и Калинину, что пересмотр дел на основании постановления от 16 января 1936 года завершён. Всего было проверено более 115 000 дел, и более чем в 91 000 случаев применение закона от 7 августа 1932 года признано неправильным. В связи со снижением мер наказания было освобождено 37 425 человек, ещё находившихся в заключении. Впрочем, репрессии продолжались. По официальным данным, за первое полугодие 1935-го всего было вынесено 6 706 приговоров, из них в УССР — 730 людям. Впрочем, данных о репрессиях за весь год нет, приведённые цифры неполные и, возможно, занижены. По состоянию на 1 января 1937 года в тюрьмах оставалось ещё 44 409 крестьян, осуждённых по закону от 7 августа. Сам зловещий закон продолжал действовать — он утратит силу только в 1947 году, в связи с принятием указа «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества».

В годы великого террора (1937–1938) действие «закона о трёх колосках» возобновилось с новой силой. Украинский историк В. Васильев в своей книге «Політичне керівництво УРСР і СРСР: динаміка відносин центр–субцентр влади (1917–1938)» приводит весьма показательные архивные материалы. Так, 7 июня 1937 года в Арбузинском районе Одесской области под суд попал обвинённый в краже колосков, 12 июля врач тюрьмы зафиксировал, что тот от истощения не двигается, а 16 июля обвинённый умер. В Гросуливском районе обвинённый умер, пока суд разбирал его дело о краже колосков. Во Фрунзенском районе обвиняемого в срезании колосьев осудили на 8 лет. На следующий день он умер от истощения.

В селе Птичье активисты арестовали колхозницу М. Бобченко, муж которой служил в Красной армии, по обвинению в краже нескольких колосков ржи. Накануне ареста от истощения умер ребёнок женщины. В селе Тизулы сельская власть арестовала 14-летнего мальчика по обвинению в краже колосков. В день ареста от истощения умер его отец. В Арбузинском районе председатель райисполкома Криживицкий отдал приказ начальнику раймилиции арестовывать всех колхозников и единоличников, которые срезают недозрелую пшеницу на собственных приусадебных участках. Это при том, что в феврале 1935 года приусадебные участки официально были закреплены за колхозниками в личное пользование.

Точной статистики репрессированных по закону от 7 августа нет. Официально считается, что только в течение 1933 года по советским республикам было осуждено 103 400 человек. То есть, за полтора года по этому закону было осуждено почти 160 000 человек. Всего в 1932–1939 годах только в РСФСР по нему было осуждено 183 000 человек. Сколько было осуждено по Украине за этот период — до сих пор неизвестно.

Данная рубрика является авторским блогом. Редакция может иметь мнение, отличное от мнения автора.