Украинский язык и австрийский генштаб

Расстановка точек над излюбленным мифом российской шовинистической пропаганды – выдуманности украинского языка.

Заранее просим прощения за пересказ общеизвестных фактов.

Давайте на минуту предположим, что байки о «выдуманности украинского языка» достойны серьёзной полемики. А впрочем, почему бы и нет? На свете живут миллионы людей, которым Украина неинтересна в принципе, и поэтому они многое о ней знают. Знают, что украинского языка не существует, что его придумал Ленин в австрийском генштабе, что в Украине здесь говорят и всегда говорили на русском, что украинский – фикция, удел села и «лишь бы нам насолить». Конечно, это в наиболее упоротой редакции. В более интеллигентной версии этот же бред звучит как «Мнэээээ, некоторая мнэээ кабинетность и нарочитость украинского языка мнээээ не вызывает, кажется, сомнений…». Смешно, но такое можно услышать и от некоторых «учёных» гуманитариев: впрочем, не филологов (образование не оставляет им шансов на подобные перлы), а от политологов, социологов и прочих философов. Создателями украинского языка называют и Австро-Венгрию, и большевиков, и Петлюру с Винниченко. Кого угодно, только не самих украинцев.

По мере выезда за пределы России образованных граждан и дальнейшего совершенствования пропаганды этот миф всё больше распространяется по соседней стране. Это тревожная тенденция, потому что если украинцы не украинцы, то напрашиваются идеи об аншлюсе со всеми попутными прелестями типа войны. Эта статья – короткое научно-методическое пособие о том, почему этнические украинцы не русские, почему они говорят и будут говорить на украинском языке, и почему австрийский генштаб ни при чём.

Сначала об австрийском генштабе, потому что это проще. Версия происхождения украинского языка «австрийский генштаб» практически не достойна обсуждения даже в рамках этой статьи, потому что по времени никак не выходит. Украинский язык в его современном звучании – ровесник русского. Язык «Энеиды» Котляревского неотличим от современного литературного украинского, а ведь это произведение впервые было издано в 1798 году. Тарас Шевченко оформил украинский язык в могучий инструмент словесного творчества всего на 5–10 лет позже, чем ту же работу сделал для русского языка Александр Пушкин. То, что украинский язык стал литературным уже в начале XIX века, – косвенное доказательство культурной силы и потенциала украинского народа.

Само оформление украинского и русского национального языка – продукт брожения европейских умов и постепенного выхода на арену самой мощной и влиятельной идеологии прошлого и позапрошлого века. Речь идёт о культурном национализме – представлении, что различия в языке и культуре являются самыми важными различиями между народами. В России идея предпочтения родного языка и культуры, допустим, французскому была настолько необычной даже во второй половине XVIII века, что энтузиастам (среди которых были Ломоносов, Фонвизин и другие) приходилось буквально вдалбливать русофилию в головы своих куртуазных читателей. Но уж когда идея нашла поклонников, то понеслись сани у всех одновременно: и русских, и украинцев, и белорусов. Культурный национализм вместе с романтизмом заразил всех.

Именно поэтому литературный украинский язык был выкован в той же кузнице, что и русский: в литературной мастерской высокоэлитарных дворянских авторов, писавших для аудитории в несколько десятков тысяч человек. А платили им за труды не генералы австрийского генштаба, а Российская империя, в армии которой тот же Котляревский прослужил 12 лет (по своей воле), и наши же отечественные меценаты, без которых Тарас Шевченко не состоялся бы как культурный деятель.

А вот история о том, как литературный украинский язык стал достоянием всех украинцев и вышел из творческих лабораторий дворян в учебники литературы, – это уже история про большевиков. В некоторых кругах принято считать, что именно большевики заставили безнациональных (а то и прямо русских) жителей Украины говорить на чуждом им украинском языке, применив для этого страшное культурно-гипнотическое оружие «украинизацию».

Миф, будто целому народу можно внушить чужой язык и заставить на нём говорить, – чушь по определению. Миф этот мог зародиться и функционировать только в умах россиян, которым правительство не позволяет вести никакой активной пропагандистской работы, и поэтому они думают, что такая работа очень проста и эффективна. Ха-ха! Попробуйте просто заставить людей выйти на субботник, и увидите, как неохотно они что-то делают, и как мало реальных активистов. А потом попробуйте их заставить говорить на выдуманном языке, и увидите, что получится.

На самом деле невозможно заставить сколько-нибудь значительный процент людей говорить на выдуманном или даже просто чужом языке. Просто потому, что такая затея легко находит отклик у политически озабоченных субъектов и профессиональных филологов (и литераторов), и абсолютно не вызывает энтузиазма у фермеров, стропальщиков, токарей, продавцов бытовой техники и таксистов. Люди не любят учить языки. До такой степени не любят, что и сейчас русскоязычные граждане Украины, в которой украинскому создан режим максимально возможного в либеральном государстве благоприятствования, и то не особо пользуются украинским в быту.

Ситуация, с которой столкнулись большевики, оккупировав Украину (после оккупации России), была очень простой: на руках страна, в которой все говорят на украинском языке. Русский был уделом горожан – прослойки численно ничтожной, по сравнению с огромными массами крестьян-«малороссов». Никаких национальных сантиментов у большевиков не было. Напротив: они очень хотели получить бонусы на фоне сравнения с империей и показать, что никакого шовинизма в коммунистической стране быть не может (в отличие от проклятого ненавистного царизма). Национальную ненависть планировалось подменить классовым геноцидом, но это уже другая история. Поэтому началась политика «украинизации».

Название это обманчивое. Оно как бы подсказывает читателю, что кого-то украинизировали, а изначально он не был украинизирован. Так вот, всё не так. Речь шла лишь об изгнании русского великодержавного шовинизма из тех сфер, где он был дорогим, наглым, неэффективным и неуместным. Как русскоязычный пропагандист должен разговаривать с украиноязычными крестьянами, если они практически не понимают его великоросской речи и чувствуют отчуждение к нему как к инородцу? Где набрать русскоязычных агитаторов для разворачивания во всей стране низовых партийных структур ВКП(б)? Политику украинизации продиктовали самые примитивные и логичные соображения: никакая массовая структура в стране не может быть иноязычной. Русскоязычными в Украине были только руководящие кадры дореволюционных времен – частью эмигрировавшие, частью расстрелянные, частью категорически нелояльные к большевистской власти. Поэтому им на смену пришли кадры с низов – естественно, выходцы из села, и, естественно, украиноязычные.

Классик украинской литературы Микола Хвылевый мог писать на выдуманном языке, но кто бы его читал, если бы не было в природе десятков и сотен тысяч украиноязычных читателей? Кто бы читал Павла Тычину, кто бы читал Остапа Вишню, щедро проспонсированных советской властью, если бы их язык не был языком огромных народных масс?

Тем не менее, роль советского государства в развитии украинского языка бесспорна. И она абсолютно идентична его роли в развитии русского языка. Большевики кодифицировали языки целой плеяды народов, составивших СССР, создали для них письменность (в некоторых случаях предварительно зачистив старую), финансировали закрепление новой письменности в культуре и науке, унифицировали язык. И в первую очередь, кстати, они взялись за русский, который сильно изменился вскоре после 1917-го. Бунин и Мережковский плевались от новой советской орфографии без милых их сердцу еров и ятей (а если бы они дожили до наших дней, то были бы страшно удивлены нашествием менеджеров, мерчендайзеров, дайвинга и шопинга). И сейчас среди авторов «Петра и Мазепы» есть те, кто категорически не приемлет некоторые новшества большевиков и пишет приставку без-/бес- только как без-.

Впоследствии украинизация очень пригодилась. То, что украинское национальное государство было только в составе СССР (но при этом его не было в Польше, Венгрии, Румынии и других регионах, где компактно жили украинцы в межвоенный период), стало серьёзным основанием (помимо штыков) для присоединения многих и многих земель к УССР. На этих землях говорили на украинском, несмотря на вековое неравноправие украинского языка, и поэтому их отторжение от Польши, Венгрии, Румынии оказалось органичным и устойчивым.

И последнее. Ультимативный аргумент сторонников «искусственности украинского языка» – это соображение «На литературном украинском языке говорят только в городах, а в сёлах говорят иначе». Этот аргумент базируется на незнании слова «диалект» и пробелах в школьном образовании. Как звучали диалекты русского языка даже в XX веке, можно послушать здесь. Правда, не очень похоже на литературный русский язык? Это Рязань, 200 километров от Москвы. А услышав северные или сибирские говоры, можно удивиться ещё больше. Но не спешите «бомбить» рязанских, сибирских и поморских русофобов. Всё куда проще: все литературные языки искусственные. На это и указывает слово «литературный». Итальянский язык, немецкий, французский и английский точно так же придумывали писатели, издатели, редакторы и корректоры, а потом приходило государство и ставило тяжёлую печать закона на происходящее безобразие. Называть язык «диалектом с пушками» – ошибка. Литературный язык отличается от каждого из диалектов. Это чудовище Франкенштейна, сшитое из лоскутков существующих говоров для государственных нужд. Украинский – не исключение.

Вывод из изложенного очевиден. Украинский язык – вековая данность для большинства жителей Украины. Языковые данности не меняются по чьей-то указке. Так же, как украинскому государству не удалось (и едва ли удастся) переучить на украинский язык значительную часть жителей Украины. Российская и другие империи на протяжении веков не могли отучить украинцев говорить на своём языке только по одной простой причине: потому что на нём говорили и думали живые люди.

Игорь Щедрин